Читаем без скачивания Мечи с севера - Генри Триз

– Щелкни-ка еще раз, царевна, – улыбнулся Харальд. – Уж очень приятный звук. Ну, давай!

Но Мария фыркнула и в раздражении отвернулась. Кликнув Эвфемию, она удалилась в кормовой трюм, бывший ее обиталищем на «Жеребце».

Харальд же повернулся к Халльдору и Ульву и устремил на них непроницаемо-холодный взгляд. Потом сказал ледяным тоном:

– Если еще раз услышу от вас подобные речи, приготовьтесь добираться до места вплавь, ибо я своими руками выброшу вас за борт. Это так же верно, как то, что Тор делал молоты.

Он повернулся к ним спиной и пошел налить пива гребцам, которые совершенно выбились из сил, ведя корабль против сильного встречного ветра.

Убедившись, что Харальд уже не может их услышать, Ульв сказал:

– А девица-то права, Халльдор. Может, она и царевна, и чешет шерсть, но она права. Мы идем навстречу своей гибели. Отправимся в Византию, угодим прямо в сети.

Халльдор как раз доставал занозу у себя из пальца. Не поднимая головы, он рассеянно промолвил:

– Да, для ромейки эта Мария весьма рассудительна. В былые времена знавал я одну деву-сарацинку, дочь эмира из Джебел Тарика, так вот она рассуждала примерно так же, как Мария, да и лицом была на нее похожа. Эти чужеземки все на одно лицо. Переодень ее и не угадаешь, кто она, пока не заговорит, конечно.

Ульв изо всех сил ударил кулаком по планширу, так что даже зазвенели висевшие за бортом драккара щиты.

– Я не о девицах говорю, дурень ты исландский, а о жизни и смерти.

– Правда? И что же ты решил, брат? – поинтересовался Халльдор. – Всегда интересно узнать мнение умного человека.

С минуту Ульв остолбенело взирал на него, не в силах вымолвить ни слова, потом сделал глубокий вдох и процедил сквозь стиснутые зубы:

– Если мы пойдем в Византию, нас всех перебьют. Раз, и нет нас.

При слове «раз» он щелкнул пальцами. Звук при этом получился примерно такой же, как у Марии, только много громче, резче и холодней.

ВТОРАЯ ПЕСНЬ

За время плавания от Геллеспонта до Золотого Рога Харальд сложил десять песен. Это были не самые лучшие из его песен, но одна из них была удачнее других. Вот она:

Мы, други, летали по бурным морям,От родины милой летали далеко!На суше, на море мы бились жестоко;И море и суша покорствуют нам!О други, как сердце у смелых кипело,Когда мы, сдвинув стеной корабли,Как птицы неслися станицей веселойВкруг пажитей тучных Сиканской земли!А дева русская Гарольда[24] презирает!

О други, я младость не праздно провел!С сынами Дронтгейма[25] вы помните встречу?Как вихорь пред вами я мчался навстречуПод камни и тучи свистящие стрел.Напрасно сдвигались народы; мечамиНапрасно стучали о наши щиты;Как бледные класы под ливнем, упалиИ всадник, и пеший, владыка и ты!А дева русская Гарольда презирает!

Нас было лишь трое на легком челне;А море вздымалось, я помню, горами;Ночь черная в полдень нависла с громами[26],И Гела зияла в соленой водеволне.Но волны, напрасно, яряся, хлестали;Я черпал их шлемом, работал веслом;С Гарольдом, о други, вы страха не зналиИ в мирную пристань влетели с челном!А дева русская Гарольда презирает!

Вы, други, видали меня на коне?Вы зрели, как рушил секирой твердыни,Летая на бурном питомце с пустыниСквозь пепел и вьюгу в пожарном огне?Железом я ноги мои окрыляя,И лань упреждая по звонкому льду;Я, хладную влагу рукой рассекая,Как лебедь отважный по морю иду…А дева русская Гарольда презирает!

Я в мирных родился полночи снегах;Но рано отбросил доспехи литые —Лук грозный и лыжи – и в шумные битвыВас, други, с собой умчал на судах.Не тщетно за славой летали далекоОт милой отчизны по диким морям;Не тщетно мы бились мечами жестоко;И море и суша покорствуют нам!А дева русская Гарольда презирает![27]

Услыхав ее, Мария сказала:

– Если вернешься в Византию, свободным тебе уже не бывать. Что же до оков, то они будут, причем самые настоящие, железные.

Хельге, сидевший подле мачты, стругая палку, рассмеялся:

– Это совсем не то, что стишки придворных поэтов, к которым ты привыкла. У норманнов песни простые, да и поют их лишь для того, чтобы задать ритм гребцам. Никаких красот и мудрых мыслей в наших песнях ты не найдешь. Это песни для воинов.

– Тем более обидно, – заметила Мария. – Харальду следовало бы сложить такую песню, чтобы у воинов возникло непреодолимое желание вернуться домой, чтобы они и помыслить не могли о том, чтобы зайти в какую-либо гавань до того, как войдут в устье Днепра, и, оказавшись в безопасности, направят свои корабли прямиком к Киеву.

Наблюдавший за работой Хельге Халльдор сказал:

– В безопасности? В безопасности? Найдется ли воин, который не лишится сна и аппетита, зная, что оказался в безопасности прежде, чем исполнил свой воинский долг?

– Всего лишь несколько дней назад ты советовал Харальду пройти мимо Константинополя и отправиться прямиком в Черное море, – напомнила ему Мария. – Теперь же ты запел совсем по-иному.

– Вот именно, – мрачно согласился Халльдор. – Так всегда и бывает. Ветер не может дуть в одном направлении три дня кряду.

– Когда же вы, северяне, научитесь быть благоразумными? – воскликнула Мария, в раздражении сжимая кулаки.

– Никогда, – ответил Ульв, – на то мы и северяне.

Оставив попытки переспорить викингов, Мария удалилась вместе с Эвфемией к себе помолиться за их спасение. Ее убеждение в том, что все северяне – это дети неразумные, после этого случая только окрепло.

Харальдовы корабли вошли в бухту Золотой Рог через месяц после отплытия из Палестины. После долгого плавания Константинополь со своими великолепными белокаменными дворцами и башнями показался варягам особенно величественным.

– Моя тетка Зоя тоже царственна на вид, – заметила Мария, – но за великолепной внешностью кроется сердце столь же жестокое, как у египетского крокодила.

– Недолго ей осталось творить свои черные дела, – рассмеялся Харальд. – Когда мы вломимся во дворец, она будет пресмыкаться перед нами, совсем как малые мира сего. Вот увидишь, она будет со слезами молить нас о пощаде. Великие императрицы сделаны из того же теста, что простые смертные. При виде обнаженного меча все ведут себя одинаково.

Ульв, давно уже не сводивший глаз с берега, сказал:

– Похоже, пол-Константинополя пришло встретить нас. Я никогда прежде не видел такого скопления народа. Должно быть, наши подвиги снискали нам всеобщее восхищение.