Читаем без скачивания Мечи с севера - Генри Триз

Когда судья, закончив свою речь, уселся на место, базилевс спросил у Зои:

– Может быть, ты желаешь смягчить приговор?

Она же ответила звонким голосом, глядя куда-то поверх голов викингов.

– Нет. Приговор справедлив. Пусть они будут наказаны.

В БАШНЕ

Булгарские стражники отвели троих варягов в темницу, расположенную в заброшенном квартале города (расчет был на то, что там товарищи осужденных викингов не сумеют их отыскать). Темница эта представляла собой старинную каменную башню без крыши.

Замки и засовы на единственной выходившей на улицу двери так проржавели, что, казалось, открыть ее стало совершенно невозможно. Внутри башни была винтовая лестница, почему-то обрывавшаяся в двенадцати футах от пыльного пола замусоренного перьями, костями и целыми скелетами крыс (видно, над трупами зверьков поработали муравьи). В общем, место было не из приятных.

Очутившись там, названные братья долгое время не говорили ни слова. Ульв и Халльдор глаз не могли отвести от своих рук. Они разглядывали их так, как будто видели впервые в жизни, то и дело сжимали их в кулаки, а потом снова разжимали. Харальд же попытался подняться по винтовой лестнице с закрытыми глазами, держа руки за спиной. Пройдя половину пути, он потерял равновесие и свалился на пол.

Ульв с Халльдором оторвались от своего занятия и уставились на него, потом все трое рассмеялись. Смех получился невеселый, но все же это было лучше, чем полное молчание.

– Интересно, что будет, если помолиться моему брату, Святому Олаву? – сказал Харальд. – Вдруг поможет? Когда нас сюда тащили, мне почудилось, будто он стоит на углу улицы, наблюдает. Удивительное дело, какие мысли приходят в голову, когда попадешь в беду. Знавал я одного морехода-ирландца. Как-то раз, корабль его затонул, и он вплавь добрался до небольших, расположенных в открытом море шхер[28], где провел три дня и три ночи. Так вот, он говорил, что на рассвете ему каждый раз чудилось, будто прямо к его шхерам идет драккар, причем он ясно видел, как блестят развешанные за бортом щиты, как изогнут наполненный ветром парус. Но стоило ему крикнуть, как корабль исчезал в дымке.

– А как же он тогда добрался до берега? – поинтересовался Ульв.

– Я как раз хотел спросить то же самое, – вставил Халльдор.

– Очень просто, – ответил Харальд, – он помолился, и к берегу прибило здоровенное бревно. Он за него уцепился, и на следующий день был в Голуэе. А через неделю этот дурень вышел в море на обтянутой воловьей кожей лодке и потонул где-то среди тамошних островков, где и глубины-то настоящей нет. Это судьба.

– Веселей от таких историй не становится, – заметил Халльдор. – Пошел бы ты лучше на лестницу и помолился своему брату. Я с ним не был знаком, так что к моей молитве он вряд ли прислушается. Да и не мастер я говорить молитвы, разве священник поможет. Сам я никак не могу подобрать нужных слов.

– Хорошо, я сделаю, как ты говоришь, – сказал Харальд, – но не жди слишком многого. У Олава множество дел, к тому же, не думаю, чтобы он сейчас ко мне особенно благоволил. Из слов, что он сказал на Крите, явствует, что он не доволен тем, как я жил после его гибели в битве при Стиклестаде.

– Ну и что? – перебил его Ульв. – Он же святой, а святые умеют прощать. Иди, помолись. Может, лучше нам от этого не станет, но хуже уж точно не будет. Больше мы все равно ничего сделать не можем, разве что вырастим крылья и улетим отсюда.

Харальд пошел молиться. Друзья при этом отвернулись, чтобы его не смущать: ведь ему пришлось при них встать на колени.

Воротясь к ним, он проговорил:

– Не знаю, правильно ли я поступил, но я пообещал, что если он нам поможет, я построю на этой улице часовню в его честь, конечно, когда у меня будет такая возможность.

– Пообещать такое никогда не вредно, – заметил Халльдор. – По крайней мере, будет знать, что ты стараешься быть добрым христианином.

– Верно, – согласился Харальд. – В своей молитве я сделал на это упор. А еще я ему сказал, что когда вернусь на Север, позабочусь о том, чтобы в Трондхейме была церковь, которой можно гордиться. Правда, сейчас трудно даже представить себе Трондхейм, он как будто остался в какой-то совсем другой жизни, а, может быть, лишь пригрезился мне. Но все равно сказать это стоило, а если буду жив, то непременно исполню свое обещание.

В разговор вступил Ульв.

– Просто удивительно, как нас тянет на молитвы, когда окажемся в беде. Даже самые смелые молятся о спасении.

– Я много думал о том, что значит быть смелым, – проговорил Харальд, – меня самого часто называли смелым, но что это такое я так и не уразумел. Мне казалось, что я всего лишь выше других ростом и еще удачливее, оттого и побеждаю.

– Я с этим вопросом тоже не до конца разобрался, – кивнул Халльдор, – хотя мне, конечно, приятно увидеть противника поверженным у моих ног.

– А у меня перед битвой всегда потели ладони, – вставил Ульв.

– Ну, после завтрашнего таких проблем у тебя не будет, – сказал Харальд, – это уж точно.

– Нет, правда, брат, а у тебя ладони потели перед битвой? – настаивал Ульв.

– Да, потели. И колени дрожали так, что мне приходилось поскорее ввязываться в драку, чтобы не упасть еще до дела. Я был самый настоящий трус.

Халльдор сказал:

– У меня тоже ноги подкашивались, как будто говорили мне: «Скорее, скорее, начинай!». Знавал я одного берсерка из Торсморка, так у него ноги так дрожали, что товарищам приходилось на руках выносить его на поле битвы, а то сам он не мог дойти. Просто-таки трясся весь от страха.

– Помните Хрута сына Херпульфа, того, что влюбился в эту ведьму, королеву Гуннхильд? – промолвил Ульв. – Перед битвой он говорить не мог: опустит голову и плачет, как девица. Зато как ударят его, пусть даже легонько, кидался в сечу, как лев, и уж тогда не было ему угомону. А после дела он плакал ночи напролет.

– Да, братья, трудно сказать, что такое храбрость, – сказал Харальд, – наверное, это пустое слово, выдуманное скальдами. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Они еще долго разговаривали, стараясь не касаться тем, где фигурировали глаза и руки, но разговор почему-то все время сбивался именно на это.

Потом в башню залетела какая-то бурая птичка и, с размаху ударившись о каменную стену, упала на землю. Халльдор поднял ее, пощупал крылья (не сломаны ли?). Викинги были рады, что птичка не убилась насмерть. Ее осторожно передавали из рук в руки, чтобы каждый мог хорошенько рассмотреть.

– Завидую я этой пичуге, – проговорил Харальд. – Пусть у нее нет ни меча, ни шлема, ни коня, ни корабля, зато она имеет то, чего так не хватает нам – крылья. И потому может выбраться отсюда безо всяких молитв.