Читаем без скачивания Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции - Валерий Шамбаров

Большевики попали в неудобное положение. Они-то намеревались поднять мятеж под лозунгом «Вся власть Советам!» — а получалось, что Советы запрещают такой вариант. В ту же ночь экстренно собрался ЦК. Не в полном составе, всего 5 человек. Каменев, Зиновьев, Ногин высказались против выступления. «За» были двое. Ленин и Свердлов. И Ленин подчинился большинству. Остался при своем мнении, что восстание нужно, но признал, что в данном случае оно был бы несвоевременным. Свердлов пристроился к нему в струю, и они при голосовании воздержались.

Надо сказать, что несмотря на эту позицию, Свердлов по-прежнему поддерживал вполне нормальные отношения с эсеро-меньшевистским руководством. И для него съезд ознаменовался очередным успехом — он сумел пролезть в состав Центрального Исполнительного комитета (ЦИК) Советов, то бишь, вошел в руководящую структуру этой организации. А в день начала наступления, 18 июня, Советы организовали в Петрограде свои манифестации, оборонческо-патриотические (но и с политическими лозунгами). Любопытно отметить, что в манифестациях приняли участие и либералы — и колонна интеллигентов во главе с Милюковым маршировала… у окон британского посольства, демонстрируя свой «патриотизм» перед Бьюкененом! Точнее, демонстрируя свое низкопоклонство.

Можно ли после этого осуждать русских людей за ненависть к таким «патриотам»? И часть демонстраций и митингов все равно вылились в антиправительственные и антивоенные. С теми лозунгами и транспарантами, которые были заготовлены большевиками для отмененных акций 10 июня.

Небезынтересен и другой аспект. Чисто военный. Что же это за военная операция, о начале которой знает весь Петроград? Впрочем, и в армии дело обстояло настолько плачевно, что даже главнокомандующий Западным фронтом А. И. Деникин вынужден был специально допустить в газетах утечку информации о наступлении. Потому что знал — его войска в атаку не пойдут. И надеялся хотя бы таким «оповещением» удержать против себя вражеские дивизии, не дать перебросить их туда, где должен был наноситься главный удар. И действительно, вся операция на Западном фронте ограничилась артподготовкой. Те части и подразделения, которые все же выполнили приказ об атаке, не были поддержаны соседями, и их действия сразу захлебнулись. А многие солдатские комитеты даже и артиллерийским батареям, стоявшим неподалеку от их полков, стрелять запрещали. Чтоб не навлечь ответный огонь. То же произошло на Северном фронте.

А главный удар наносил Юго-Западный фронт силами 7-й и 11-й армий. Вспомогательные удары возлагались на 8-ю, 3-ю и Особую. Но в наступление перешла только одна армия, 8-я. Еще сохранившая остатки былых брусиловских традиций и память о победах. Да и командовал ею энергичный Л. Г. Корнилов. И вот тут-то выяснилось, насколько победоносным должен был стать удар русских армий в 1917 году, если бы не революция. Даже одна, не поддержанная никем 8-я армия прорвала неприятельские позиции, взяла Галич и Калуш, захватила 37 тыс. пленных и вышла на подступы к Львову. Увлеченные ее успехами, активизировались и другие армии фронта, 11-я и 7-я. Тоже двинулись вперед. И Австро-Венгрия обращалась к Германии, умоляя даже не о помощи, а о спасении. Считая, что все пропало! Но прочие участки фронта остались пассивными, и немцы без труда сняли оттуда несколько дивизий, сосредоточив их для контрудара.

3–4 июля начались германские контратаки. И в это же время вспыхнуло восстание в Петрограде. Организация этого выступления представляет собой весьма запутанную историю. Хотя ЦК большевиков принял решение об отмене выступления, но какие-то силы в партии действовали вопреки данному постановлению. Очевидно, действовал Свердлов. Не исключено, что с тайного благословения Ленина. Именно на эти дни была созвана II Петроградская конференция партии. Но независимо от большевиков действовали и троцкисты, подталкивая к мятежу. И началось. С оружием в руках выступил пулеметный полк, за ним — еще два полка, бронедивизион. Забастовала часть заводов. Поднялся Кронштадт, послав в столицу 6 тыс. вооруженных моряков. Свердлов, Подвойский, Невский, Слуцкий выступали с балкона дома Кшесинской, возбуждая народ речами. В ночь на 4 июля ЦК большевиков вместе с Петроградским комитетом партии, частью делегатов конференции и «Военкой» принял решение — что раз уж выступление начато, надо его возглавить. Ленина при этом не было, он приехал позже. Но сразу присоединился к руководству восстанием.

В свидетельских показаниях, собранных потом Особой следственной комиссией правительства, отмечалось: «На балконе особняка Кшесинской находилось несколько человек, и среди них член ЦК Свердлов… Через несколько минут на балконе появились Луначарский (еще троцкист — прим. авт) и Ленин. И первым Свердлов обратился к подошедшим ко дворцу Кшесинской матросам и солдатам с небольшой речью. Приветствуя кронштадтцев от имени Центрального Комитета партии большевиков, Свердлов указал, что Центральный Комитет никогда не сомневался в том, что в исторические минуты авангард русской революции — истинные кронштадтские революционеры — придут на помощь петербургскому пролетариату…» Дальше он предоставил слово Ленину, но фактически продолжал руководить действом у особняка, регулируя, чтобы одна группа матросов и солдат послушала речи, потом отошла в сторону и дала место другой.

Однако мятеж был организован плохо. Шел вразнобой. Четкого плана, судя по всему, не существовало. Очевидно, сказывалось и то, что его инициировали разнородные силы. Пулеметчики выступили 3-го, а штурмовой отряд из Кронштадта прибыл только 4-го. А у правительства еще нашлись боеспособные части, готовые встать на его защиту. Юнкера Владимирского училища, несколько казачьих полков, отдельные роты гарнизона. И даже столь ничтожных, по сравнению с 200-тысячной массой повстанцев, но решительных и сплоченных сил оказалось достаточно. К Таврическому колонны бунтовщиков не пропустили, на Садовой встретили огнем. И они покатились прочь. Атаку мятежного дивизиона броневиков отбили демонстрационной вылазкой учебных, невооруженных машин с фанерной броней. Уже 5 июля выступление было подавлено. Всего в ходе восстания погибло 56 человек.

А на фронте дело обернулось полной катастрофой. В результате германского контрудара по разложившейся 11-й армии наступавшие русские войска в панике побежали, бросая оружие, сминая тылы и резервы. А едва обозначился прорыв, побежали и 8-я, 7-я армии. Быстро разваливаясь, превращаясь в толпы дезертиров и мародеров. Немцы быстро вернули утраченную территорию и погнали русских дальше, захватив ряд городов, массу трофеев и пленных. Керенский, примчавшись с фронта, потребовал 6 июля «установления полного правительственного контроля над армией». А Петроградский Совет ответил, что согласен предоставить такие полномочия — но в обмен на немедленное (а не после Учредительного Собрания) провозглашение республики и решение аграрного вопроса в пользу крестьян.

Во здорово, а? Не считаете? Военный министр во время войны выпрашивает контроль над армией! И ведет по этому поводу переговоры с непонятным самозваным органом! Который выставляет ответные претензии. В это же время министры Терещенко и Церетели повели переговоры с украинской самостийной Радой — о признании самостийности в обмен на поддержку на фронте «украинских частей». Пошел раздрай. Председатель правительства Львов ушел в отставку, уступив свой пост Керенскому. Будто этот пост был личным имуществом Львова. А переговоры с самостийниками возмутили либералов. Они-то, напомню, были за «сильную» демократическую Россию, распад их планам никак не соответствовал. Ну что ж, дело ограничилось тем, что и либералы ушли в отставку. А Керенский своей волей сформировал третий кабинет Временного правительства, где из 15 министров было 9 социалистов.

И первые шаги нового кабинета, напуганного фронтовыми событиями и восстанием, были достаточно жесткими. Верховным Главнокомандующим стал Корнилов. По его ультимативному требованию была восстановлена смертная казнь (только на фронте). Были закрыты газеты «Правда», «Окопная правда», флотская «Волна», распущен антироссийский финляндский сейм. После июльских событий «общественное мнение» вообще отвернулось от большевиков. Все социалистические партии выражали им презрение. Троцкий, Каменев, Коллонтай, Луначарский были арестованы (впрочем, чисто номинально и ненадолго). А Ленин несколько дней прятался по частным квартирам, после чего перебрался с Зиновьевым в Разлив.

Но для Свердлова участие в восстании обошлось без каких-либо последствий. Он был членом ЦИК Советов, депутатом городской думы. И оказался в положении «неприкосновенного» лица. А может, и стоявшие за ним «силы неведомые» постарались и надавили нужные пружины, чтобы их эмиссара не трогали? Л. Р. Менжинская вспоминала: «В Секретариате через два-три дня (после подавления мятежа. — Авт.) дело пошло нормальным ходом, и твердая рука Якова Михайловича направляла всю работу в сторону поддержки связи с местными организациями, обслуживания материалами новой большевистской газеты и главное — в сторону подготовки VI партийного съезда».