Читаем без скачивания Там, за горизонтом - Александр Павлович Сапегин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из-за спины послышался звук шагов.
– Пап!
– Да, сын? – обернулся Михаил на звук.
– Держи, я подточил, – Сашка протянул отцу маленькую тяпку.
– Ага, спасибо. Куда собрался?
– Ну, – замер на полушаге парнишка, – так это…
– Не «так это», а взял в руки кисть и быстренько покрасил лавочку.
– Ну…
– Подковы гну! – прорычал Михаил. – Чем быстрее покрасишь, тем быстрее на озеро умотаешь.
Надев перчатки и вооружившись тяпкой, Михаил принялся очищать могилу от порослей молодой малины, чьи зелёные колючие кустики принялись пробиваться к солнцу возле земляного холмика и деревянного креста. Малине только дай волю и профукай маленько, как она заполонит собой всё свободное пространство. За работой мужчина не заметил, как сын покрасил лавку и, чтобы его не припахали ещё к чему-нибудь, тихо слинял к пацанам, отправившимся ловить рыбу на рукотворное озеро.
Завершив все намеченные дела, Михаил выложил на тарелку печенье, испечённое Валентиной, и разложил на подносе маленькие бутербродики, напоминающие канапе, которые обожала Ольга и которые пришлись по вкусу чёрному воинству, наиболее смелые представители которого перелетели на бетонный забор, поближе к пиршественному столу.
– Кар!
– Успеете! – шуганул ворон Михаил, вновь проваливаясь на чёрно-белую ленту воспоминаний.
Умирала Оля тяжело, перитонит не оставил ей ни шанса. Сначала она лежала на боку, прижав ноги к животу, и боялась пошевелиться, так как любое движение отзывалось резкой болью. Потом ей стало вроде полегче, напряжённый до каменного состояния живот расслабился, но на то, что дела принимают совсем дурной оборот, указывала полотняная бледность, разлившаяся на лице девочки, и тошнотворная рвота с гнилостным запахом, которая то и дело сотрясала Ольгу. Вскоре девочка начала впадать в забытьё и перестала реагировать на раздражители.
– Дядь Миш, я умру? – Через час или полтора, мужчина давно перестал следить за временем, Оля пришла в себя, выплыв из полубредового состояния.
Вот что ей сказать? Михаил, выгнавший к тому времени всех из девичьей спальни и оставшийся с девочкой один на один, не находил приемлемых случаю слов. Соврать? Зачем, они и так оба знают правду.
– Ничего не говорите, – бледные, отливающие синевой губы расплылись в страшной улыбке, узкая девичья ладошка холодной змейкой обвилась вокруг горячей мозолистой «лопаты» Михаила. – Вы знаете, что Танька вас ко всем ревнует? Вы не думайте, Таня хорошая. Она всё может, она сильная… Она Верке чуть всю морду не расцарапала, когда та заикнулась… чтобы уехать на юг…
Все девчонки знают, что она на вас с первого дня глаз положила…
Облизав пересохшие губы, Оля замолчала, невидяще уставившись в потолок.
– Посидите со мной… Я не хочу умирать, – из уголков глаз девочки покатились скупые слезинки. – Так глупо…
– Конечно, посижу, – ободряюще улыбнулся Михаил, поправляя под головой девочки подушку. – А ты пока поспи.
От того, что он собрался сделать, у Михаила похолодело в желудке и задрожали руки. Гриша Басов, его русско-корейский друг, как-то показал Михаилу несколько акупунктурных точек, и сейчас подрагивающий от нервного напряжения большой палец правой руки мужчины нащупал одну из них на тонкой девичьей шейке. Не в силах больше терпеть мучения девочки, Михаил вдавил палец в её шею. Ольга уснула. На ставшее каким-то умиротворённым лицо опустилась вторая подушка…
– Прости меня… прости, если сможешь… – О цветастую наволочку раскидистыми кляксами разбились несколько алых капелек крови из прокушенной насквозь губы. – Прости…
– Пап, что с тобой?! – кинулась к Михаилу дочка, когда он, чуть пошатываясь, вышел из спальни. – У тебя кровь!
– Оля умерла. – Машинально проведя рукой по подбородку, мужчина размазал кровавую юшку по всему лицу. – Валь, накиньте что-нибудь на зеркала.
Олю похоронили на территории военной части, выделив под кладбище, на котором появилась первая могила, полянку с податливой землёй, по большей части состоящей из суспеси. Чтобы могилу не разорило зверьё, поляну оградили железобетонным забором, снятым со склада ГСМ. Несколько дней в поместье все ходили как в воду опущенные, боясь громко говорить и улыбаться, даже коты и собаки, чувствуя настроение людей, лишний раз не подавали голос. Атмосфера в доме была хуже не придумаешь – одна смерть и огненное погребение, вторые похороны, но потом Галина Мирошкина одним своим заявлением разогнала мрачную обстановку и внесла свежую струю в жизнь поселенцев.
По части хозяйствования и командования домочадцами женщина составила достойную конкуренцию Валентине, влёгкую застраивая мужа и гоняя пацанов, спотыкаясь только на Михаиле. Боярова Мирошкина сразу вознесла на главную ступеньку пьедестала, боясь и уважая, как-то легко совмещая в себе эти два чувства и никогда не споря с его решениями. Это Владимира она могла походя заткнуть за пояс, но Бояров, видимо, занял в глазах женщины место младшего брата мужа, который справедливо считался ею альфа-самцом. Вот и Михаил оказался из породы тех, кто способен карать и миловать, нимало не считаясь с человеческой жизнью. Галина единственная, кто нутром почувствовал, что Оля не сама ушла на небеса, но никому не сказала ни слова, оставив страшную догадку при себе. Много раз Михаил ловил на себе изучающий взгляд женщины, что-то решающей про себя.
На пятый день после похорон, приняв окончательное решение, Галина ловко выпроводила всех из кухни, оставшись с Бояровым наедине.
– Занятно, – хмыкнул Михаил, наблюдая за экзерсисами боевой брюнетки. – И что это было?
– Нам надо поговорить, – несколько замялась женщина.
– Я догадался, – отложив в сторону ложку и надкусанный кусок хлеба, откинулся на спинку стула мужчина. – Гена ведь оставил тебе её?
– Её? – Михаил выложил на стол монетку-оберег.
– Да, он постоянно крутил её в руках последние дни, будто что-то чувствовал. А может, и чувствовал. Это он настоял, чтобы мы ехали разными машинами… Честно говоря, я сомневалась… я думала, когда мы у вас тут обосновались, что не стоит нам в этом году ехать, тем более последние дни… Ну, как это сказать, я… Если бы я сказала
