Читаем без скачивания Стеклянные крылья - Энгберг Катрине

На макушку дочери падали крупные соленые слезы. Это же просто нервы, как сказала бы ее мать. Обыкновенная усталость и нервы.

Анетта одной рукой вытащила из багажника коляску и с трудом ее разложила. Затем аккуратно уложила дочь – к мягким одеялам, плюшевым мишкам и всяким блестящим штуковинам – и покатила коляску по Эрстедскому парку. Полгода назад там в сугробе нашли труп. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Малышка спокойно поглядывала на кроны деревьев, будто мир – чудесное место и она за всю короткую жизнь ни разу не расстраивалась. Ее всегда легко любить, когда она так лежит.

На живописном мостике над озером стояла Танья Крусе с коляской, ожидая Анетту. Бывшая медсестра «Бабочки» согласилась встретиться, но спросила, нельзя ли совместить встречу и ежедневную прогулку с коляской. Хотя несколько необычно сочетать следственную работу с уходом за ребенком, Анетте этот вариант вполне подходил.

– Здравствуйте. Вы, должно быть, Танья? – Анетта покатила коляску рядом с высокой блондинкой в плаще в зеленую полоску и протянула ей руку. – Анетта Вернер. Спасибо, что согласились со мной встретиться.

– Здравствуйте. – Танья Крусе широко улыбнулась. – Как вы уже наверняка знаете, за мной наблюдают два сотрудника полиции. – Она кивнула на полицейских, стоявших на тропинке в ста метрах от них. – Но они держатся на расстоянии.

– Да, мы… решили, что так безопаснее, – соврала Анетта, надеясь, что ее не узнают.

Танья склонилась над коляской Анетты.

– Ой, ну какая милая. Девочка, верно? Наверно, родилась сильно позже старших братьев и сестер?

– Что-то в этом духе.

– Как ее зовут?

Анетта пожала плечами.

– Мы еще не решили.

Затем она, как и полагается, заглянула в шикарную ретроколяску Таньи Крусе. Там лежала кукла. В вязаной шапочке, укрытая красивым одеялом. Кукла, хоть и очень похожая на настоящего ребенка.

– Ее зовут Амалия.

Анетта редко терялась, не зная, что сказать, но сейчас был именно такой случай. Она замерла, наклонившись над блестящей коляской, и не могла произнести ни слова.

– Я прекрасно знаю, что это кукла. Не волнуйтесь.

– Ха-ха, ладно, ясно. – Анетта выпрямилась и смущенно огляделась. – Куда пойдем?

– Мы всегда обходим озеро по часовой стрелке.

– Хорошо.

Анетта развернула коляску, и они двинулись по тропинке; две женщины с колясками, за ними – двое полицейских. Они смущенно молчали, Анетта запыхалась и – что ей совершенно несвойственно – чувствовала себя неловко.

– Знаю, мои коллеги беседовали с вами об убийствах, но, как я уже говорила, мне хотелось бы задать вам еще несколько вопросов. – Анетта достала для дочки соску и попыталась не обращать внимания на абсурдность ситуации. – Ким Сейерсен. Не расскажете мне о нем? О несчастном случае.

– Ким. Милый парень, хороший воспитатель, ужасно, что он погиб вот так… Он был пьян в тот вечер. Все пили, но Ким перебрал. Не знаю, зачем Рита решила устроить вечеринку. На самом деле это недопустимо, алкоголю в интернате не место. Но Рита всегда свои правила устанавливала.

Танья Крусе поправила одеяло на лежащей в коляске кукле.

– Ким критически относился к стилю управления Риты, хотел уменьшить дозу препаратов и изменить питание. Они часто это обсуждали – Ким, психиатр и Рита.

Они шли параллельно Фаримагсгаде – справа к озеру спускался газон. Летом на траве валялись молодые люди, теперь же остались только коричневые листья и лужи. К облегчению Анетты, ее дочь заснула.

– Сначала все было хорошо. Мы развели костер в саду, жарили мясо и пили красное вино. Подростки не хотели спать, раз у нас праздник, и выходили к нам. Но Ким напился и опять стал спорить с руководством. В одиннадцать вечера я ушла спать. Просто неприятно стало.

– То есть, строго говоря, вы не знаете, что случилось с Кимом?

– Нет…

Высокая женщина приподняла плечи почти до самых ушей и сощурилась – появилась сеточка преждевременных морщин. Похоже, она из тех, кого ждут межпозвоночная грыжа и очки.

Анетта сменила тему.

– Говорят, Пернилла влюбилась в Кима и чувствовала себя отвергнутой. Могли ли она и ее друзья мстить за это?..

Танья Крусе резко остановилась.

– Никогда большей глупости не слышала! Это просто-напросто откровенная ложь. Пациенты боготворили Кима, а Пернилла любила его как старшего брата – они бы никогда не сделали ему ничего плохого. Никогда! Кроме того, она была очень тихой, никогда не устраивала истерик. Кто вам такое сказал?

Анетта не видела причин держать это в тайне.

– Петер Демант.

– Ха! Демант.

Она презрительно расхохоталась, изо рта вырывались облачка пара.

– Если у кого и был повод убить Кима, то у него!

– Но в тот вечер его не было?

Анетта покатила коляску, и Танья Крусе пошла за ней.

– Он так сказал? – Она крепче сжала ручку; казалось, Танья говорит сама с собой. – Вранье. В тот вечер Ким спорил и с Ритой, и с Петером Демантом, я это точно помню.

– Может, он просто забыл?

Они прошли мимо статуи. Анетта увидела, что она называется «Умирающий галл» – в этом было что-то особенно уместное.

Танья Крусе вздохнула.

– Может быть… Как я уже сказала, когда Ким утонул, я лежала в постели и никогда не задавала вопросов, был это несчастный случай или нет. Но хочется верить, что все-таки несчастный случай, потому что если твой знакомый… Но Демант…

– Что – Демант?

От порыва ветра в воздух поднялась опавшая листва – она кружилась над двумя женщинами с колясками, словно стая мертвых бабочек. От влажных листьев веяло запахом гнили.

– Не люблю пускать сплетни, но я никогда не доверяла Деманту. Он умный, не сомневаюсь, просто такой… вел себя как король, если вы понимаете.

– Высокомерный?

– Более чем! Хотел, чтобы ему потакали, чтобы его боготворили – не знаете таких мужчин? – Танья Крусе покачала головой. – М-да. Не знаю, я и сама понимаю, мои слова похожи на сплетни. Когда людей убивают, это же безумие, просто непостижимо. Что-то здесь не то. Не то.

Они покатили по Тёрревольд туда, откуда пришли, под колесами колясок хрустел гравий.

– Поговорите с девушкой Кима, Ингой. У меня есть ее адрес. У нее свое мнение насчет того, что тогда произошло.

Впереди показался мостик. Как по команде, дочка Анетты проснулась и заплакала.

Танья Крусе права. Здесь что-то не то.

– Итак, что у нас нового.

Йеппе вскрыл обертку и откусил кусок батончика «Марс» в надежде, что мягкая карамель придаст сил.

– У нас по-прежнему нет сколько-нибудь ценных свидетельских показаний или новых сведений о грузовом велосипеде, на котором перевозили тела. Однако есть два общих эпизода: 8 августа две тысячи четырнадцатого года в интернате утонул воспитатель Ким Сейерсен, – Йеппе указал на фотографию сотрудников, висевшую на доске, – а через год, 3 августа 2015 года, совершила самоубийство одна из четырех пациенток, Пернилла Рамсгорд. Она перерезала себе запястья и истекла кровью в ванной.

Йеппе запил шоколадку остывшим кофе и почувствовал, как в кровь выбросило сахар и кофеин.

– Ларсен установил личность оставшихся сотрудников «Бабочки». Мы так и не нашли повара, Алекса Якобсена, но с двумя медсестрами, Андреей Йёргенсен и Триной Бремен, поговорили. Первая путешествует по Испании – она не в счет; Трину Бремен сегодня утром допросили мы с Фальком. Она дружит с Петером Демантом и была у него дома вчера вечером.

– К сожалению, у нее есть алиби на все вечера и ночи этой недели. – Фальк засунул большие пальцы под подтяжки и пробубнил в усы: – Я недавно с ее мужем разговаривал. Клаусом. Она всеми вечерами была дома с ним и детьми, а в понедельник они даже соседей на ужин приглашали.

– Ты с ними разговаривал?

– Да. Соседи подтвердили, что они засиделись до часа ночи и играли в «Давосский ясс». – Фальк развел руками. – Карточная игра такая, я ее тоже не знаю, но в понедельник вечером Трина Бремен не убивала Николу Амброзио. Только если и муж, и соседи врут.