Читаем без скачивания Вокалистка - Сергей Павлович Бакшеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Они только что о ерунде говорили, про Красную Шапочку. Его сыну уже четырнадцать, вряд ли подросток интересуется детскими мультфильмами, — заметил полковник.
— В кинотеатрах мультики по выходным идут, а тут целую неделю. Необычно, — согласился Сорокин.
Трифонов задумался:
— Ты видел афишу с мультфильмом по дороге?
— Не приметил, — признался Сорокин.
«Странно», — мысленно согласился Трифонов. Еще более странно, что ранее Фельдман прямым текстом сказал по телефону о встрече с важным покровителем. А ведь раньше ни слова о темных делишках, опытный делец опасался, что телефоны прослушивают. Только что о детских мультиках поговорили, словно о чем-то важном.
«Красная Шапочка, уже неделю, сегодня последний день, — припомнил слова разговора Трифонов. — Какая-то ерунда, а вроде взрослые люди».
— Фишман разгоняется, придется и нам прибавить. — Сорокин нажал педаль газа.
Сергей Васильевич задумчиво наблюдал, как серая лента асфальта исчезает под красным капотом. Красным…
Красная Шапочка — это красные «жигули»! — осенило полковника. Дьявол, это прокол, надо было сменить машину! Фишман и Фельдман не дураки и уже неделю, как заметили слежку. А сегодня назначили Красной Шапочке последний день. Что это значит? В разговоре прозвучало — двадцать минут до встречи.
Трифонов посмотрел на часы. До дачи еще не доехали, а двадцать минут завершаются. «Мы готовы», — предупредил Фельдман. К чему он приготовился?
Полковник перевел взгляд на спидометр: автомобиль несся по узкой дороге со скоростью сто двадцать километров в час и продолжал набирать скорость.
— Тормоза придумал трус, — шутил Сорокин.
Трифонов посмотрел вперед. «Волга» умчалась вдаль, а навстречу летел синий грузовик-фургон вроде тех, что перевозят продукты. Только вместо длинного слова «Продукты» над кабиной виднелось короткое обозначение.
Синий фургон стремительно приближался, двадцать минут истекли. «Рыба», — прочел Трифонов на фургоне и мгновенно все понял.
Его крик: «Сворачивай!» совпал с выездом фургона на встречную полосу. Еще секунда и тяжелый фургон размозжил бы легковушку. В последнее мгновение Сорокин успел вывернуть руль.
Легковушка вылетела с дороги, пролетела десяток метров, продолжая вращаться, вспахала колесами остатки старого снега и врезалась в толстую сосну. Грохот удара, лязг смятого железа и хруст человеческого тела затмил для Вокалистки все остальные звуки.
42
Сана очнулась после непродолжительного шока. Удар о дерево сработал, как выключатель: она больше не слышала болтовни жены Фишмана и бодрой музыки в преследуемом автомобиле. В ушах шумело, голову саднило, колени были усыпаны осколками стекла, на которые падали капли крови.
Сана потрогала лоб, ощупала лицо, наткнулась на кровь и поняла, что случилось. Портативный магнитофон, которым она пользовалась, во время аварии подлетел кверху и разбил ей нос. От крупных неприятностей ее спас ремень безопасности и счастливая случайность — основной удар пришелся на водительскую дверь «жигулей». Но если ей повезло, то Леше… Она с опаской посмотрела налево.
Разорванная сталь вонзилась в шею Алексея, а рулевая колонка сдавила ему грудь. Его куртка чернела от крови, а на губах пузырилась кровавая пена.
Сзади сквозь стон ругался Трифонов:
— Что за херня, мои ноги. — Он поймал испуганный взгляд Саны и спросил: — Ты цела?
Она судорожно кивнула.
— А Сорокин? Надо ему помочь. — Полковник навалился на дверь, с трудом открыл ее, попробовал выбраться и застонал от боли. — Я не могу, сломаны ноги. Зажми ему рану, останови кровотечение! Что ты застыла?
Сана перевела растерянный взгляд с начальника на обмякшего Алексея.
— Не медли, помоги ему! — требовал Трифонов.
Сана не двигалась.
— Он умер, — промолвила она.
— Откуда ты знаешь, ты не врач! Потрогай шею.
— Я слышу, — сказала она и поправилась: — Я не слышу его.
Полковник от бессилия заскрежетал зубами. Он знал, в таких вещах Вокалистка не ошибается. Она прекрасно слышит сердцебиение окружающих и те недоступные простому человеку шумы, которые свойственны живому организму. Если тело Сорокина полностью молчит, то он погиб.
Трифонов оглянулся на опустевшую дорогу, фургона с надписью «Рыба» не было. Виновник аварии сразу скрылся — это не спроста, трагедия была подстроена. Фургон поджидал красные «жигули», заехавшие в лес, как волк Красную Шапочку. Двадцать минут — это сигнал о готовности. Им организовали волчью засаду…
— Это Фишман, — пробормотал Трифонов. — Он вместе с Фельдманом организовал аварию, планировал разом от нас избавиться.
— Вам надо в больницу, — забеспокоилась Сана. — Я выйду на дорогу, остановлю попутку.
— Нет, продолжай работать! — потребовал полковник, почувствовал, что приказа сейчас недостаточно, и с горящими глазами стал уговаривать девушку. — Милая, соберись. Прослушивай подонков, слушай внимательно, мы должны отомстить, вывести грязных дельцов на чистую воду. Обо мне не думай, кто-нибудь поможет.
— Служба такая, — с горечью в голосе констатировала Сана.
Полковник беспомощно хлопнул глазами и попросил:
— Ради Сорокина. Ты же с ним…
У обочины затормозил «москвич» с семейной парой и двумя мальчиками. После минутной оторопи от созерцания последствий аварии глава семейства двинулся на помощь.
Сана подобрала магнитофон, испачканный ее кровью, нажала кнопку записи — пленка дернулась и заела. К черту технику! Она вышла из машины, поднялась на дорогу, распахнула куртку, прикрыла глаза. Трепещущее облако ее организма уловило звук умчавшейся «волги», подтянуло его к себе, усилило, сделало осязаемым.
Вокалистка «увидела» как автомобиль притормозил, въезжая во двор частного дома. Двигатель заглох, Фишманы вышли из машины, хлопнули дверцами, за ними с лязгом закрылись ворота и туман тишины окутал ее цель. Кто-то заговорил, но мелодии голосов были тише предыдущих шумов и почти неразличимы.
Она скинула теплую куртку — звонкий голос жены Фишмана прорезался сквозь туман. Женщина радовалась встрече, хвасталась новой шубкой и вскоре удалилась вслед за хозяйкой дома. Мужчины остались во дворе одни. Их голоса были ниже, они говорили тихо, и Сана торопливо сняла кофту, чтобы обострить слух.
— Как прошло? — расслышала она вопрос Фельдмана. — Мой человек вам повстречался?
— Я слышал грохот. Кажется, получилось. Но зачем использовали наш фургон?
— Он не наш, утром его угнали, — засмеялся Фельдман. — В милиции есть заявление.
— Вы предусмотрительны.
— Я умею убеждать, и не жадничаю, когда речь идет о моей жизни. И твоей тоже, — подчеркнул глава фирмы.
— Возьмите из моей доли.
— Не сомневайся, возьму. Итак, от чужих ушей мы избавились, но проблемы остались. Надо решать, что делать. Пойдем-ка в баньку.
— Сейчас не до этого, — скривился Фишман.
— Там нет электричества, прослушку не поставишь, — зашептал Фельдман. — Иди за мной.
Они зашли в баню. Дубовый сруб стал новым препятствием для тихих голосов. Сана лихорадочно раздевалась, лишая себя последней
