Читаем без скачивания Осколки вечности - Александра Верёвкина

— Придется, — с напускной строгостью заговорил я. — Вчера я угнал машину, которую по-хорошему следовало бы вернуть владельцу. И в выходные у меня обычно много дел на работе, невозможно каждый день делать исключения.

— Я тебе надоела? — скорее утвердительно спросила Астрид, не позволив ни единому мускулу на лице дрогнуть. — Ответь честно, Джей. Я понимаю, у нас ничего общего, да еще и разница в возрасте…тебе со мной скучно.

— Думаешь, я пытаюсь от тебя отвязаться? — предостерегающе сверкнул я глазами. — Тогда иди умываться, завтракай и через час я за тобой заеду. Никакой Рейчел. Объяснение для родителей придумаешь сама, и если со всем справишься, узнаешь, что между нами общего.

Она обрадовано мотнула головой, ребячливо подпрыгивая на месте, и по-кошачьему грациозно выпуталась из плена одеял, чтобы рискнуть забраться ко мне на колени. Но я не позволил невинному поцелую перерасти во что-то разрушительно большее, старательно наслаждаясь очевидной скованностью движений мягких губ и трогательных ладоней. Ненасытный звереныш…

— А если я приглашу тебя к нам на ужин, придешь? — робко поинтересовалась она, с надеждой заглядывая мне в глаза. — Необязательно сегодня, когда выдастся свободный…

— Приду, — перебил я взволнованный поток слов. — Вторник тебя устроит?

— Ага, — снова набросилась она на меня с легкими щекочущими поцелуями, демонстрируя редкостную непосредственность.

Неужели наш вчерашний разговор начисто выветрился у нее из памяти? Не оставил в душе никакого осадка, отвращения или банального ужаса? Мне сложно поверить в подобный исход событий, но портить утро обвиняющим уточнением не хотелось.

Вместо этого я спустил девушку с небес на землю, напомнив о времени, имеющем свойство таять на глазах, поднялся на ноги, попутно пытаясь разгладить руками чудовищно измятую рубашку, и никем не замеченным добрался до дверей черного хода. Неожиданно вспомнился день, когда я впервые проделал несложный трюк проникновения в чужую спальню, и та пятнадцатилетняя девица, от визга которой лопались барабанные перепонки и дохли белочки в окрестных лесах. Сколько лет прошло с тех пор? Вроде тридцать…

Однако ностальгические искорки угасли в подсознании сразу, как только пришло понимание того, ЧТО я в очередной раз натворил. Собрался взять Астрид с собой в клуб? В одно из самых ненавистных мне мест в этом зловонном мире? Хотя днем там вполне прилично: стервятницы в дорогих костюмах с наманикюренными коготками, выполняющие роли промоутеров*, менеджеров, секретарей и прочая-прочая, репетирующие артисты, уборщики и так далее. Я горжусь своей командой, где каждый член первоклассный специалист в той или иной области, строго соблюдаю

Промо́утер (в клубе) — занимается организацией и проведением вечеринок в ночных клубах на определенных условиях. В его обязанности входит подбор диджейcкого состава, разработка концепции и реклама мероприятия.

дистанцию в отношениях с подчиненными, за что снискал себе репутацию отъявленного деспота, и с отвращением переступаю порог сей цитадели нижайших проявлений человеческой натуры. Алкоголь и секс — два накрепко связанных понятия, позволяющие мне потакать капризам избалованного характера. Узнай мама о подобном бизнесе, наверняка прокляла бы меня на всю оставшуюся жизнь. Ее сын, гордость фамилии Габсбургов, веками правившей родной Австрией, аристократ от рождения и такой моветон. Мое смущенное оправдание: 'Это лучше, чем убивать людей ради денег', никуда не сгодилось бы.

Отбросив тягостные размышления, я припарковал Хонду у подъезда, возвращая ее в целости и сохранности, поднялся на свой этаж, впервые за все время воспользовавшись услугами лифта, и бесшумно вошел в квартиру, где меня встретила блаженная тишина. Контрастный душ, чашка кофе, разбередившая чувство голода, и беглый просмотр скопившейся за неделю корреспонденции — привычный ритуал якобы нормальной жизни. Половина писем и буклетов сразу отправилась в мусорное ведро, оставшуюся увесистую стопку конвертов я решил изучить на досуге, по пути в автосалон, например. И после стоических уговоров самого себя подыскать менее вредный для нервной системы завтрак, все же открыл дверь в спальню брюнетки, присел на край кровати и погладил бледную щеку. Девушка улыбнулась во сне, прижала мою ладонь плечом и сладко потянулась, не желая расставаться с объятиями Морфея.

— Ты опять голодный, — грустно констатировала она. — Почему в книгах о вас пишут по-другому? Неужели никто на самом деле не знает, что кровь вампиру нужна каждый день?

— Думаю, не знает, — неизвестно зачем поддержал я начало глупого разговора.

— Почему? — продолжала допытываться девица. — Внушать или гипнотизировать ты не умеешь, стирать память тоже. Да ты даже не кусаешься, если уж на то пошло!

— Это отвратительно, — скривился я. — Возможно, будь у меня 'выпускной' набор клыков, момент разрывания аорты и казался бы изящным, но даже с учетом этого преимущества перспектива провести весь день с ноющей челюстью порядком охлаждает пыл.

— Чертов вампирский этикет, — без зазрения совести выругалась она, наконец-таки вылезая из-под одеяла. — Как хочешь сегодня?

— А где меньше всего болит? — проявил я чудеса сострадания, без всякого интереса окидывая взглядом ладную фигурку. Девчонка прислушалась к своим ощущениям, хитро улыбнулась и ткнула себя пальцем в ногу с уже зажившими порезами на внутренней стороне бедра. Да, намек ясен, но если честно, это совсем не то. Я хотел лишь крови, о чем тут же известил замечтавшуюся особу.

Она ничуть не обиделась, что меня несколько удивило. Более того, отказалась от комментариев и излюбленных возгласов, вроде односложной характеристики черноты моего черствого сердца, а затем протянула мне упаковку одноразовых стерильных лезвий со словами: 'У тебя получается не так больно', и собрала длинные волосы в неаккуратный пучок на затылке, с участившимся пульсом дожидаясь моих дальнейших манипуляций.

Я уже давно заметил, какое наслаждение доставляет вид медленно разрезаемой плоти, в которую со всей податливостью входит острое лезвие из хромистой стали, погружаясь на опасную глубину чуть выше восходящей части аорты. Мгновенно проступившая кровь и громкий девичий стон боли окончательно вскружили голову, я приник жаждущими губами к теплой жидкости, выталкиваемой из раны бешено забившимся в панике сердцем. Наверное, в этом и заключается вся прелесть живительной плазмы испуганного донора — в ней предостаточно адреналина, здоровой тяги к жизни и первобытного страха, коих мне недостает на протяжении вот уже шестидесяти лет.