Читаем без скачивания Боярская честь. «Обоерукий» - Юрий Корчевский

– Ты мужчина, боярин, тебе и решать, – обиженно поджала губки жена.

Наверняка хотела в столицу перебраться. Одно дело – простой боярин, коих сотня на Вологодчине наберется, и совсем другое – приказный дьяк, положение в обществе.

Как ей объяснить, что это не мое – душа не лежит сыском заниматься? Что быть дьяком и с верхами общаться не только почетно, но и рискованно? Как говорится – минуй нас боле всех печалей и барский гнев, и барская любовь. Сколько я уже знал приближенных государевых, бояр, князей, которые впали в немилость у государя и кончили свои дни на плахе или в ссылке – в дальнем остроге или монастыре.

Отдыхать и заниматься делами деревни удалось только неделю – вновь прибывший гонец постучал в ворота и прокричал:

– Боярина к воеводе!

Я выругался с досады – неужто еще кого убили? Ан нет, оказалось – государь всех срочно созывает ввиду набега крымских татар.

За полдня мы собрались и наутро выехали к месту сбора. В Вологде соединилось все поместное ополчение. Выступили сразу, всю дорогу гнали галопом, лишь изредка переходя на рысь. Гонец из Москвы передал воеводе слова государя: «Быть безотлагательно, нужда великая».

Через неделю мы были близ Коломны. Воевода отправился в полевую ставку государя, и нас вскоре распределили по местам.

Основной удар подходящих сил крымчаков должен был принять на себя великокняжеский полк с московским ополчением. Меня же с Тучковым определили в заслон малый. Мы стояли довольно далеко от московского войска – верст за пятнадцать.

Заняли оборону на левом берегу небольшой – не более двадцати шагов в ширину – речушки. На берегу стояла маленькая – о четырех избах – деревушка, покинутая жителями в панике. Я со своими бойцами занял одну избу, три другие – Никита с ратниками. Службу несли день и ночь, конно патрулируя правый берег – в паре верст от самой реки. Буде противник появится – дозор даст знать; сами успеем к бою приготовиться да гонца к основному воинству послать, коли татарское воинство велико будет и мы не сможем сдержать его своими силами.

Два дня прошли спокойно, мы, как могли, обустроились. А на третий день, свежий дежурный дозор, едва уехав, вернулся назад.

– Крымчаки!

Я велел своим холопам вооружиться мушкетами и занять места у окон. Чего соваться вперед, не зная сил врага? К тому же огнестрельного оружия у крымчаков не было – то ли не любили они его, то ли не брали по причине дороговизны.

Вдали показались клубы пыли.

– Приготовились! Стрелять по моей команде.

Из-за редкой рощицы вынеслась на рысях конная полусотня крымчаков. Для нас многовато, у нас с Тучковым – вдвое меньше воинов.

Крымчаки остановились у реки, постояли, посовещались и въехали в воду. И место выбрали удачное – здесь было мелко. А может, и подсказал кто о броде.

Я выждал, пока враг дойдет до середины речушки, и скомандовал:

– Пли!

Изба окуталась дымом, от грохота мушкетов заложило уши.

– Перезаряжай быстро!

Холопы стали суетливо перезаряжать оружие.

С улицы раздались крики. Я выскочил за дверь. Тучков поднял своих холопов в седло и ринулся в атаку. Ох, зря! Мы бы успели сделать еще залп картечью. И так после первого залпа полусотня потеряла не меньше семи-восьми воинов. Теперь стрелять поздно – холопы Тучкова закрыли своими телами сектор обстрела.

Самому ринуться в бой? Ведь на каждого тучковского по двое крымчаков приходится! Ну, чуть бы обождал с атакой, и второй залп из мушкетов значительно увеличил бы наш шанс на победу. А теперь – чего уж об этом… И так уже почти посредине реки, на широком броду, закипела сабельная схватка.

– По коням! – закричал я.

Никак не можно отсиживаться за спинами товарищей, когда они кровь свою проливают.

– Федька, берешь двоих холопов – заходи справа, я с двумя – слева. Заходите подальше, сначала стреляйте в татар, потом сабли в руки – и вперед!

– Понял, боярин, исполню!

Мы запрыгнули в седла, разделились. Я обошел схватку, дал команду. Раздался жиденький залп. Как эхо, слева тоже прогремели выстрелы. С саблями наголо мы врубились в сечу.

Татары, не ожидавшие стрельбы с флангов, понесли потери, дрогнули. Наши силы уравнялись, и бились мы отчаянно.

Я работал обеими саблями, как крылья мельницы при штормовом ветре. Рассекая воздух, лезвия шипели, жужжали, рассекая чужую плоть, жадно чавкали.

Не выдержали татары, начали отступать, потом развернули коней и кинулись с поля боя, оставляя убитых и раненых. Уходило не более десятка.

Мы перевели дух, и я с Никитой выехал на свой берег.

Холопы спрыгнули с коней, деловито добили раненых татар, пустив их тела по течению реки.

– Ну что, Никита, одержали мы верх! Ты чего в бой ринулся? Мы дали бы еще один залп, драться потом легче было бы.

– Удержаться не смог, они ведь уже рядом были. После первых выстрелов, как посыпались убитые в воду, так и взыграла кровь.

– Ладно, победителей не судят.

Холопы умылись, сели готовить похлебку. Дозор уехал вперед, продолжать боевое дежурство – ведь татары могли повторить попытку нападения уже большими силами. С нашей стороны, увы, тоже было двое убитых. Не мои – тучковские. Покряхтел, подосадовал Никита – ведь новых боевых холопов искать теперь надо будет.

Только мы сели есть, как слева, там, где располагались основные наши силы, послышалась пушечная стрельба. Это было похоже на далекие раскаты грома – только ведь на небе не было ни облачка, да и громыхало почти беспрерывно. Похоже, там сошлись в смертельной схватке обе рати.

Часа через два стрельба утихла. Мы, пользуясь затишьем, схоронили убитых. Война – дело жестокое, не только татары понесли потери.

Потом Никита сказал задумчиво:

– Наверное, и мне надо раскошелиться на мушкеты. Непривычно – вес лишний на коне возить придется. Однако смотрю я – кабы не твоя стрельба, нам бы туго пришлось.

– Ага, ты представь, что все холопы – и мои и твои – по разу выстрелили бы. Может, и сабли тогда доставать из ножен не пришлось.

Мы простояли еще два дня, потом явился гонец и объявил, что силы татарские разбиты и противник отступает.

Подоспевшие свежие рати вятичей да новгородцев посланы их преследовать. А для нас война окончена.

Мы собрали вещи и отправились под Коломну, на соединение со своим вологодским ополчением. Наши дружины потери понесли невеликие, чему бояре были рады, а вот ярославцы да москвичи были порядком потрепаны.

Обратно на Вологодчину мы возвращались медленно – было много раненых, и не все уверенно сидели в седле. Но любая дорога заканчивается, и вот мы у ворот своего дома.

Лена выбежала из дома, обвела нас взглядом, выдохнула:

– Все вернулись, счастье-то какое! Не зря я свечи Николаю-угоднику, Георгию Победоносцу да Пантелеймону в церкви ставила.

Я обнял и расцеловал жену, Васятку. Хорошо дома, даже запах свой, привычный.

Поскольку людям и лошадям надо было отойти от дороги, я дал холопам трехдневный отдых.

– А ты знаешь, в церкви отец Питирим тебя спрашивал, да, узнав, что в походе ты, молитву ко Господу за тебя вознес.

Интересно, зачем я ему понадобился? Скорее всего, даже и не Питириму, а Савве, настоятелю Спасо-Прилуцкого монастыря. Нет, не поеду сразу: только из похода, устал, да и в деревню съездить надо – три недели меня не было. Хоть и хороший Андрей управляющий, все равно за всем хозяйский глаз нужен.

День я отлеживался – деревянное седло так поотбивало за дорогу пятую точку, что сразу садиться в седло никакого желания не было. А мои холопы устроили выпивку с посиделками в воинской избе. Пускай себе гуляют, лишь бы избу не спалили.

Через день я направился в свою вотчину. Мы с Андреем обошли деревню, зашли в церковь. Я поставил свечи, помолился, пожертвовал церкви деньги на образа. А вернувшись домой, я услышал от жены, что приходил монах, спрашивал меня.

Оттягивать дальше с визитом в Спасо-Прилуцкий монастырь было уже неприлично, и следующим утром я выехал туда.

На стук в ворота выглянул знакомый монах, без лишних вопросов отворил ворота. Я уже знал дорогу и пошел без сопровождающего.

Войдя в зал, я остановился.

Почти тотчас появился настоятель – отец Савва. На мое приветствие он шутливо бросил:

– Явился, блудный сын?!

– Не для ради мошны своей приехать не мог – токмо из похода, по приказу государя отражал с ополчением набег крымчаков злопакостных.

– Знаю, наслышан. Как и о том, что злоумышленника, боярина жизни лишившего, разыскал. Похвально сие! Инда глум и срам городу, в котором при почтенном госте непотребства творятся. Да что же мы стоим? Давай присядем!

Ох, ловок и хитер настоятель. Знать, беседа долгая предстоит, ишь как ласково подводит – «давай присядем».

– И верно, в ногах правды нет.

Я сел на лавку, отец Савва уселся в кресло за столом.

– И как поход прошел, поделись.

Я вкратце рассказал о походе. Я понимал, что настоятель меня призвал не для того, чтобы узнать новости о походе, но начинать беседу сразу о деле было не принято. Потом разговор плавно перешел на погоду, поговорили и о видах на урожай.