Читаем без скачивания Величие и проклятие Петербурга - Андрей Буровский

Идея полицентризма визуализирована и в пла­нировке ансамбля Санкт-Петербурга. Первоначальный план Петра — Трезини предполагал жесткий центра­лизм. Но реализовался другой план, по которому город лишен ярко выраженного центра.

Действительно, что является центром Санкт-Пе­тербурга? Зимний дворец? Дворцовая набережная? Дворцовая площадь? Несомненно, комплекс Зимне­го дворца — это центр Санкт-Петербурга, потому что тут жил царь и это был политический центр всей Им­перии.

Но, может быть, тогда и Аничков дворец — средото­чие власти? И то — до какого именно времени? Если центр — это место, где находится власть, тогда в совет­ское время центром Петербурга был Смольный инсти­тут, а во времена Российской Федерации стала, вероят­но, Сенатская площадь и «мэрия».

Если считать «центром» то, где концентрируются деньги, центр приходится помещать туда, где распола­гаются правления банков. Если надо найти место, кото­рым город связан со всем миром — то это порт, а он в разное время находился в разных местах. Если «центр» находится там, где концентрируется интеллект — то вот он, комплекс зданий Университета на Васильевском ост­рове.

Если нужно найти центр религиозный — то пожа­луйте в Александро-Невскую лавру...

Это в Москве все мыслимые центры — в одном мес­те, в Кремле и вокруг. В Петербурге центров получает­ся много. Каждое направление городской жизни имеет свой центр, да они к тому же еще и кочуют.

Композиционный центр Петербурга? Но и центром городского ансамбля считать Зимний дворец можно только достаточно условно. С совершенно тем же успехом такой точкой, вокруг которой вращается город, можно считать Стрелку Васильевского острова, Петропавлов-

скую крепость, Аничков дворец, Сенатскую площадь или Невский проспект между Аничковым дворцом и Гости­ным.

Сам по себе весь этот спор, это выяснение из серии «где талию делать будем», доказывает одно: город Пе­тербург как урочище культуры обладает многими цен­трами — многими урочищами, претендующими на цен­тральное положение. И таким образом несет идею по­лицентризма в самом факте своей планировки.

Но и это еще не все! Сами урочища Санкт-Пе­тербурга поразительным образом оказываются лишены центров. Я охотно поблагодарю человека, который ука­жет мне на центр Дворцовой, Адмиралтейской или Се­натской площадей (или любой другой площади Санкт-Петербурга), на центр любого из городских урочищ лю­бого масштаба: например, на центр Аптекарского ост­рова или центр Выборгской стороны.

В том-то и дело, что найти такой центр лично у ме­ня — не получается. Как только приходишь к выводу, что вот он, центр, его удалось обнаружить, как тут же в том же урочище «оказывается» еще одна точка притя­жения, еще один «центр». Никак не удается «спланиро­вать» какую-то часть петербургского пространства так, чтобы у этого пространства «появился» «центр», и этот полицентризм просто фатален.

Если даже мы можем принять что-то за центр та­кого урочища: например Александрийский столп за центр Дворцовой площади или Петропавловский со­бор за центр Петропавловской крепости, то тут же ока­зывается — самая важная, в этом смысле «централь­ная», деталь композиции урочища расположена вовсе и не в геометрическом центре. И Александрийский столп, и Петропавловский собор хотя бы немного, но смеще­ны от геометрического центра. Петропавловская крепость — самое «правильное», самое концентрическое из урочищ Санкт-Петербурга, но ведь и оно эксцентрично.

Вообще же можно принять за правило: Санкт-Пе­тербург — на редкость эксцентрический город. Эксцен­тричен весь Санкт-Петербург (что ни прими за центр — все не в геометрическом центре, все смещено).

Эксцентричны и все его урочища.

Принцип голограммы

Санкт-Петербург организован по принципу сво­его рода «культурной голограммы» — одни и те же идеалы и представления визуализируются во всех его урочищах. Эти урочища разного масштаба «вложены» одно в другое по «принципу матрешки»; в результате эти идеи оказывают особенно мощное воздействие.

Появление Петербурга сделало Россию полицентричной; расположен он эксцентрически. Полицентричен, эксцентричен сам Санкт-Петербург, и полицентрично, эксцентрично любое из его урочищ. Любой архитектур­ный объем, любое пространство в городе кричит об од­них и тех же идеях. Нигде в Петербурге вы не избави­тесь от них — они визуализированы везде.

И это при том, что Петербург — город очень от­крытый. В нем нигде нет замкнутых пространств. Все городские урочища плавно переходят одно в другое, и притом выходов всегда несколько. Даже легендарные дворы-колодцы в Петербурге почему-то всегда имеют как минимум два выхода. Практически нет тупиков, замкнутых дворов-мышеловок, из которых вход-выход только один. По-видимому, в замкнутости есть что-то противоречащее «петербургской идее». Что-то, чего ли­шена планировка и всего урочища в целом, и его от­дельных урочищ. В том числе таких маленьких «урочищ пятого порядка», как жилые кварталы и здания.

Глава 4

НА ПРИМЕРЕ ОТДЕЛЬНЫХ УРОЧИЩ

Дома косые, двухэтажные,

И тут же рига, скотный двор,

Где у корыта гуси важные

Ведут немолчный разговор.

     Н.С. Гумилев

На моих глазах одному немецкому профессору всерьез задали вопрос — почему он анализирует обра­зы не кого-то, а именно Иисуса Христа и Конфуция, а не образы купцов и мастеровых? На что последовал та­кой же зверски серьезный ответ: «Как всякий серьез­ный интеллектуал, я работаю со значительными симво­лами культуры... Я не могу размениваться на изучение малозначащих образов».

Вот потому же в моем исследовании фигурирует именно Дворцовая. Очень уж это урочище известно, и очень уж оно значительно.

Предыстория урочища

Дворцовая площадь расположена по оси, соеди­няющей три пункта поймы и русла Невы, — стрелки Васильевского острова, Заячьего острова и излучины Большой Невы. Это наиболее заметные на местности точки окружающей местности.

Это место интересно уже тем, что здесь ланд­шафт русской равнины максимально близко подходит к ландшафту поймы Невы. Место это давно облюбовано людьми. По шведскому плану 1676 года поселение с финским названием Osadissa-saari находилось как раз на том месте, где сейчас находится Зимний и начинает­ся Дворцовый мост. Всякое строительство на террито­рии Зимнего дворца и Дворцовой — это чистой воды ис­пользование и природных урочищ, и антропогенных урочищ, созданных прежними обитателями этих мест.

В этом месте грунтовая дорога проходила от Пере­воза до Аничковой слободы, затем до Охты и дальше вела в новгородском направлении. То есть уже когда принималось решение строить тут комплекс сооруже­ний, окрестности Перевоза представляли собой отдель­ное антропогенное урочище.

Впервые комплекс сооружений на месте будущей Дворцовой площади обсуждался Петром и Трезини еще в 1713 году. Главным элементом комплекса должно бы­ло стать Адмиралтейство — причем не как администра­тивное или декоративное здание, а как действующее го­сударственное предприятие по производству кораблей. Акварель Воробьева 1716 года, изображающая шест­вие слонов, присланных персидским шахом, отражает это состояние дел[100]. Слоны шествуют по площади, кото­рая называлась Адмиралтейской и захватывала часть того места, где сегодня находится Зимний.

Раскопки 1998—2002 годов окончательно подтвер­дили: на территории будущего Зимнего дворца в начале XVIII века стоял дворец Апраксина и несколько других домов тогдашней знати.

То есть строительство Адмиралтейской части ве­лось на территории уже существовавшего здесь урочи­ща «Перевоз». Ни внешний вид, ни планировка этой тер­ритории не напоминали современный Петербург до конца XVIII века.

Современный вид Адмиралтейству придан перестрой­ками Андрея Дмитриевича Захарова, которые велись с 1806 по 1823 год. Фасад здания в 200 сажен оказался развернут в сторону Невы главным фасадом, и одно­временно — в сторону Зимнего. Последние корабли по­строены в Адмиралтействе в 1825 году, и только пере­став быть местом, где строят корабли, оно окончатель­но приняло современный вид[101].

Но что бы ни происходило с Адмиралтейством, какие бы сооружения ни возводились на Перевозе — до возведения Зимнего дворца все равно не было урочища Дворцовой площади. Была застроенная со всех сторон Адмиралтейская площадь.

Если бы строительство Санкт-Петербурга про­ходило согласно первоначальному плану, Дворцовая площадь вряд ли смогла бы возникнуть. Вот два очень важных обстоятельства: