Читаем без скачивания Чёрный атаман. История малоросского Робин Гуда и его леди Марианн - Ричард Брук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нестор закрыл глаза, выгнулся, задрожал, проливая семя – и тут же опрокинул Сашу на спину, навалился сверху, прижал всем телом, и не отпускал, испивая до последней секунды ее ответную дрожь…
Она еще не затихла под ним, горячая, тающая – нежнее цветущей вишни, прекраснее лунной ночи – когда он решился и прошептал:
– Люблю тебя, моя бажана, люблю тебя, моя панночка… больше жизни люблю…
Саша дыхание потеряла, ушам своим не поверила, всмотрелась – и правду прочла в атамановых глазах, сейчас не свирепых, а шальных, растерянных…
– Оххх, Нестор, Нестор… души моей мученье… люблю тебя, люблю!
– Любишь? Да? – спрашивал, а голос дрожал, и ресницы дрожали, и руки, прижимающие панночку к бешено стучащему сердцу – дрожали… и Саша, обнимая, целуя, ласкаясь к нему, клялась:
– Люблю, друг мой сердечный, люблю тебя, суженый…
Нестор застонал, как будто сердце у него рвалось надвое, лицо спрятал на любушкиной груди – до слез был счастлив, до одури, боялся враз помереть.
– Я с тобою, коханый мой… – она шептала правильное, нежила, утешала. Так и задремали, не разжимая объятий, не разъединяя губ, распростершись на незастеленном диване, среди разбросанной и смятой одежды, и сплетенные тела беззащитно белели в неярком свете молодого месяца.
Спали недолго: под чужой крышей сон атамана был прерывистым, чутким… с первым движением Нестора пробудилась и Саша, неохотно подняла голову с его плеча:
– Что ты, милый?..
Он усмехнулся по-мальчишески, смущенно:
– Умыться бы мне як следует, Сашенька… з горячею водою и мылом… а що ж и правда на биса схожий… да нужду справить…
– Да, да… – Саша вскинулась, прислушиваясь – не ходит ли под дверью Маланья? – Нестор понял, успокоил:
– Не тревожься, любушка, спит она… До позднего ранку проспит… не бойся.
– Я с тобой ничего не боюсь… – улыбнулась, соскользнула с дивана, достала из комода что-то длинное, струящееся, мягкое, голубого цвета, расшитое серебряной нитью:
– А вот вы, пан атаман, не побоитесь мой капот надеть?..
Он с подозрением посмотрел на очередной дамский наряд, сощурился:
– Що придумала, кошка дика?
– Ну не голой же тебе в ванную идти, ангел Машенька… – Саша, не сдерживаясь больше, засмеялась. – Холодно, замерзнешь на сквозняке.
– Эх ты, бешкетниця… Я в карцере тижнями сидел, и то не мерз, а ты меня протягами лякаешь, дурочка… – поворчал, но рукам ее поддался, надел, что она хотела, даже покрутился туда-сюда, как субретка перед зеркалом, рожицу состроил:
– Так добре? Подобаюся, ангел Сашенька? – Саша одной рукой глаза прикрыла, другой отмахнулась – не могла без смеха на него смотреть:
– Пойдем уж, пойдем… провожу…
Печка грела, и колонка работала, горячая вода была – сколько угодно… но Саша вдруг вспомнила баню на хуторе Зеленом, смолистый запах дров, и густой, терпковато-пьяный, аромат березовых листьев… как он нещадно хлестал ее веником, как сам мыл ее, после яростной любви… Нестор, видно, подумал о том же, входя в ванную, попросил:
– Помоги умыться… – но она покачала головой:
– Давай сам. – и закрыла дверь поскорее, чтобы не передумать. Боялась все-таки, что их застанет врасплох некстати вернувшаяся сестра. Маланья спала беспробудно, ее было не видно, не слышно, но Сашино сердце – ничего не поделать – затеяло трусливую маяту.
На кухне она быстро приготовила для Лены молоко с мёдом (вряд ли понадобится, если сестра поедет ночевать на квартиру Кнышевского, но лучше пусть будет…), заварила чаю с мятой и смородиновым листом, поставила на поднос чайник и чашки, варенье, расстегаи и ватрушки… отнесла все это в их с «Машенькой» убежище, убрала одежду, застелила постель. На душе вдруг стало нежно, тепло и покойно…
Саша поправила подушку, подумала, что одного только и будет просить у Пресвятой Богородицы – не разлучать с Нестором… и чтобы до конца дней земной жизни стелить постель на двоих. Знать бы еще, о чем Нестор думает… кому и за что молится… но разве не за своей панночкой он приехал в Екатеринослав?..
***
…Хотела просто отдать ему полотенце, а после выставить из ванной, чтобы самой умыться на ночь, но так не получилось. Голый Нестор втащил ее внутрь, сам одеваться и уходить отказался, и взялся за нее, как мать за младенца: раздел донага, расплел волосы, и тут же помог собрать на затылке, чтобы не замочила… сам намыливал, не жалея душистого мыла, сам поливал водой, тщательно все смывая, растирал, гладил, целовал всюду, себя же целовать не дозволял, уворачивался, играя в «Машеньку», и сердил, и смешил до слез, особенно когда говорил полностью женским голосом:
– Вы не пустуйте, панночка не пустуйте! Экая вы бешкетниця, ну як же вас мыть, коли вы крутитесь, як кошка на заборе! – и тут же – на ухо – низким, мужским голосом, так что ее бросало в дрожь и пот:
– Не дыби жеребца, любушка, не яри зверя завчасно… бережися, живого места на тебе не оставлю…
Из-за этих дурачеств мылись долго, воду расплескали по всему полу, но в конце концов справились, досуха вытерли друг друга – тщетно стараясь не целоваться каждый миг – и, обернувшись вдвоем голубым капотом, как привидения, проскользнули за спасительную дверь кабинета.
Ключ повернулся в замке, Саша выдохнула… хотела пригласить Нестора выпить чаю – чего уж лучше после ванны?.. – но он чайного подноса даже и не заметил. Смотрел на нее как безумный, взглядом точно ощупывал, и тянул к себе ближе, направлял, подталкивал, пока не усадил на диван, и не опрокинул тотчас же на подушки… навис над нею, опираясь на руки, припал жадно к губам, целовал запойно, до головокружения, ждал молящего стона:
– Нестор!.. Неееестор… – и с торжеством победителя прижался теснее… качнул бедрами, так что твердый ствол скользнул по низу Сашиного живота, навершием потерся о мягкие завитки, коснулся входа…
У самого дыхание сбилось, стало хриплым, тяжким, и зашептал рьяно, безумно:
– Ооохх, любушка, панночка моя!.. Хочу тебя всю, бажана… Тело твое солодше мёду…
Она же и сказать ничего не могла, цеплялась за него, как тонущая, и когда он вдруг скользнул вниз, улегся у нее между бедрами, лицом уткнулся в ее лоно – застонала в голос, не понимая, от страсти или от стыда, вспыхнула, попыталась оттолкнуть… Нестор не пустил, приподнялся, сказал ласково:
– Чего стыдишься, любушка? Чи своей красы, чи моей любови?.. Садом вишнёвым ты пахнешь, да горьким морем, да снами моими… самыми жаркими… бесстыжими…
Склонился, медленно, тягуче поцеловал влажные лепестки, языком провел снизу вверх… и отодвинулся со стоном, попросил:
– Пусти же до себя, бажана… дюже хочу тебя… як побачив – так мечтал мед твой выпить… языком слизать до капли… однажды в ночи наснилося, що лижу тебя, так на простынь спустил, як малец…
Щеки Саши пылали, она вся дрожала, как лист на ветру, но от колдовских Несторовых речей потекла сильней, чем от поцелуев, сделалась безумной вакханкой – хотела, о, хотела снова почувствовать там его губы, ощутить касания языка…
– Любимый… я никогда… никогда прежде…
– Чую, любушка… моя ты… только моя… – он мягко развел ее бедра пошире – она не противилась больше, замирая, ждала. Стыд таял, страсть горела все жарче, а уж когда Нестор начал лизать женскую сердцевину, незнакомое прежде блаженство разлилось по всему телу, и точно кипящий водоворот подхватил и понес к обрыву…
– Нестор!.. Нестор!…Нестор, ааааах… – стонала, вскрикивала, металась, но деться было некуда, его жаркий рот владел ею, до самого конца… пока Сашу не потрясла долгая сладкая судорога… Вот тогда он резко вскинулся, передвинулся вверх, и, страстно обняв Сашу, всадил в нее член…
– Ааааааа… Са-ша… – она поймала губами его стон и, видя, как нежное успокоенное счастье постепенно стирает с лица атамана страстную гримасу, прошептала:
– Увези меня, Нестор…
Он молча прижал ее к себе – пообещал.
Глава 19. Враги до смерти
– Що-то батя все не йде да не йде… – тревожно сказал Юрко и в окно выглянул – должно быть, уж в сотый раз за долгий-предолгий вечер.
– Ну, и що, що не йде? Може, и до ранку не зъявится. – Каретник
