Читаем без скачивания Абуджайская шаль - Татьяна Любушкина

— Постой-ка, — недоумённо спросил Николай, да как же она тебя с моста могла скинуть, когда сама на берегу стояла?

— А рукой махнула! — простодушно ответил Володя и вскинул вперёд маленькую ручонку, показывая, как махнула Марья, — вот так!

— Вот так… — задумчиво повторил Николенька.

Случись ему услышать эдакое заявление двумя днями ранее, он бы едва придал значение детскому лепету, снеся всё за нелепые фантазии. Но за эти дни столько перемен произошло в жизни и сознании молодого человека, что он с огромным вниманием продолжал терпеливо расспрашивать Володеньку, обдумывая и анализируя каждое его слово.

— Как же ты узнал, за что она на тебя осерчала? — снова задал вопрос Николай.

— Так мы под водою-то долго после плавали, — продолжал рассказывать мальчик, (на что Николенька с сомнением поднял брови, но смолчал) — она там и сказала, что б я забыл всё, что видел — иначе не миновать мне беды! А потом ещё на берегу повторяла, чтоб я не болтал — только кроме меня никто и не понял…

Володя помолчал немного, припоминая события страшного дня.

— Да я ведь и правда забыл! — виновато и удивлённо мальчик взглянул на Николая, — а вот нынче вспомнил!

— Отчего же? — продолжал допытываться Николенька.

Володя снова засопел, перебирая мелкими пальчиками складку на коротких штанишках.

— Там в церкви картина висит… — наконец произнёс он и закончил неуверенно, — так я её и видел…

— Ты видел картину? — не понял Николай.

— Не-а!.. — помотал головой мальчик, — не картину! Я видел то, что на ней нарисовано!

Николенька абсолютно ничего не уяснил себе из его слов и размышлял, как бы ему половчее задать вопрос, чтобы мальчик доходчиво объяснил ему, что же он всё-таки видел, но Володенька, увидев на лице дяди недоумение, сам принялся растолковывать ему смысл сказанной фразы.

— Я на мосту стоял и за перила раскачивался. Там с моста всё хорошо видно — далеко! Я смотрел на другой берег, он весь лесом зарос, а потом в одном месте деревья исчезли и там горы появились и речка, только совсем другая, не такая как наша! Это всё сразу появилось, ну как я не знаю… — он поморщил носик, пытаясь подобрать нужное слово, — ну вот как будто дверь в другую комнату открыли, а там всё другое! Понимаешь?

— Да, кажется, понимаю, — со всё возрастающим вниманием проговорил Николай.

— Ну вот, — воодушевился мальчик, польщённый неподдельным интересом взрослого человека, — горы там такие же, как на картине, острые — как зубы! Речка — такая быстрая и злая, что вот будто укусит! А деревья, как огромные пауки!

— Ты всё это за секунду рассмотреть успел? — недоверчиво спросил Николай, начиная сомневаться — не фантазирует ли мальчик?

— Рассмотрел! — серьёзно кивнул тот головой, — я такое нигде больше не видал! А ещё там тётя стояла, такая же, как на картинке, только с крыльями!

— С крыльями! — невольно повторил удивлённый Николай.

— Ну да, — подтвердил Володя, — крылья большие и чёрные. Она там осталась, возле реки, а мальчик через дверь прошёл и сюда вышел…

— Какой мальчик? — запоздало спросил Николенька, задумавшись над Володиным рассказом.

— Ну, этот мальчик, дядя Ники, — Володенька простодушно махнул рукой в сторону церкви, — тот, которого сейчас хоронят — Макар!..

Совершенно забыв о своём статусе взрослого, серьёзного мужчины, Николенька, открыв рот в совершеннейшем потрясении, смотрел на пухлощёкого малыша, доверчиво хлопающего длинными ресницами. После такого сообщения Николай так долго не мог собраться с мыслями, что благоприятный момент для дальнейших расспросов был упущен.

Служба кончилась и из широко распахнутых дверей церкви появились люди. Они неторопливо спускались по высоким ступеням и, останавливаясь тут же, собирались в тесные безмолвные стайки, повернув головы в сторону входа.

Вскоре вынесли гроб с телом покойного и вся толпа молча и торжественно зашагала в сторону деревенского кладбища.

К Николеньке и Володе подошла Дарья Платоновна, идущая под руку с Катей.

— Идём, Николенька, — прикладывая кружевной платок к покрасневшим глазам, попросила Дарья Платоновна, — папенька Макарушку покойного на кладбище проводит вместе с Генрихом Карловичем, а мы уж домой!

И тут же добавила возмущённо, наклонившись к самому уху младшего сына:

— Эко ведь народ какой! И не всплакнёт никто! — и добавила убеждённо, — одно слово — нелюди!

Подождав, когда мимо пройдёт толпа деревенских жителей, Перегудовы двинулись в обратный путь. Они не успели выйти за церковную ограду, как Николай почувствовал, что сзади его кто-то робко тронул за плечо. Обернувшись, Николенька увидел Дарёнку. Девушка прижала палец к губам, призывая к молчанию, и таинственными жестами пригласила следовать за собой.

Немного помедлив, Николенька глянул в сторону удалявшейся матери. Но та была так увлечена разговором (точнее будет сказать собственным монологом!) с дочерью и мисс Флинт, что совершенно ничего не замечала вокруг. И Николенька тотчас скрылся из поля её зрения за густо разросшейся сиренью, вслед за позвавшей его девушкой.

— Насилу-то нашла вас, барин! — чуть запыхавшись, выговорила девушка, — к отпеванию-то я опоздала, думала уж не успею вас повидать!

— Зачем же я тебе понадобился? — заинтересовался Николенька.

— Беда у нас, Николай Дмитриевич! — тревожно зашептала Дарёнка, — братец-то мой, Данила, как ушёл по приказу батюшки вашего, так и пропал!

— Ну-у, так ведь город далеко! — пожал плечами Николай, — а уехал он позавчера уже к ночи, пока-то доедет туда, пока в городе… рано ты забеспокоилась!

Дарёнка вдруг тихо заплакала, завывая по-щенячьи и по-детски вытирая слёзы сжатым кулачком.

— Ну что это ты, Дарёна? — мягко спросил Николай, обнимая её за плечи.

Что же это право за день такой, — подумалось ему, — всё — не слава богу!

— Ах, барин! — жалобно пролепетала девушка, — да ведь Данила и не уезжал никуда! Разве его Абуджайская-то Шаль на дорогу выпустит?!

— О чём ты? — насторожился Николай.

— Да как же вам сказывать-то, барин? — ещё горше зарыдала девушка, — вам ведь что не скажи — всё не верите!

— Да ты говори! Мало ли… Ты рассказывай, не бойся, уж, кажется, я нынче всему поверю…

Всхлипнув, Дарёнка жалобно пролепетала:

— Из имения-то только пять человек по своей воле уйти могут: управляющий с женой, бабка Пелагея, да Агафья с внучкой. Остальным дорога Абуджайской Шалью перекрыта, ещё с незапамятных времён! Данила даже если бы и захотел уйти — не смог бы!