Читаем без скачивания Запределье. Осколок империи - Андрей Ерпылев

— Алёшенька, — рыдая, мужчина обнял молодого человека. — Алексей Владимирович… Господин Еланцев…

— Что вы, что вы…

— Спасите моего сына, господин Еланцев, — прорыдал Спаковский. — Христом-Богом вас молю, Алексей Владимирович, — спасите Петеньку! Вы ведь были так дружны с ним! Замолвите словечко перед папенькой, господин Еланцев! Вы же тоже отец!..

— Николай Петрович… — лепетал Алеша, пытаясь оторвать от своей одежды цепкие стариковские пальцы. — Николай Петрович…

С огромным трудом он вырвался и, втянув голову в плечи, бегом поднялся наверх. Вслед ему неслись тяжкие, как камни, слова:

— Господь вас накажет, Алексей Владимирович! Вас, вашего батюшку и детей ваших. На все ваше потомство до седьмого колена ляжет кровь моего Петеньки…

Он ворвался в кабинет отца без стука.

— А-а, Алеша, — оторвался тот от бумаг. — Извини, сейчас мне некогда. Зайди, пожалуйста, после обеда…

— Папа! — сын оперся на отцовский стол, смахнул в сторону стопку документов.

— Что ты себе позволяешь?.. — начал Еланцев-старший, но наткнулся на яростный взгляд сына и осекся.

— Папа, — выпалил Алексей. — Это правда?

— Что ты имеешь в виду?

— То, что Петр Спаковский и его товарищи…

— Будут повешены за государственную измену, — закончил отец за сына, спокойно глядя ему в глаза. — Они преступники, Алеша, и должны понести наказание. По их вине погибли люди.

— Люди были расстреляны по твоему приказу!

— Да. Приказ стрелять отдал я. Но неужели ты хотел, чтобы здесь, на земле Новой России, повторилось то, что мы пережили в той, оставленной нами стране?

— Ничего этого не было бы, — потерял напор молодой человек. — Эти люди…

— Эти люди, конечно же, шли сюда с оружием в руках, чтобы засвидетельствовать нам свое почтение, — сарказм Еланцева-старшего прожигал до костей, как кислота. — Вот, посмотри, — он швырнул сыну простреленную фуражку. — На два пальца ниже и мы бы с тобой разговаривали уже не здесь.

— Но…

— Убито четверо солдат, девятеро ранены, — безжалостно продолжал Владимир Леонидович. — Двое из них вряд ли выкарабкаются, несмотря на все усилия медиков. Но это все пустяки по сравнению с тем, что мы потеряли отца Иннокентия.

— Мне очень жаль…

— И я имею свидетельства того, что стрелял в безоружного человека, священника, один из этих… — полковник брезгливо, ногтем оттолкнул список. — Заговорщиков… Возможно, даже твой дружок, за которого ты пришел хлопотать. Имей в виду, я отказал его отцу, откажу и тебе.

— Но должен же состояться суд… присяжные…

— Увы, ничем не могу тебя порадовать: дела о государственной измене рассматриваются военно-полевым судом. В ускоренном порядке. Без присяжных.

— Как скоро? — упавшим голосом спросил Алеша.

— В течение ближайших дней. Власть должна показать свою правоту и силу. И готовность к жестким решениям.

— Судить будут только Спаковского и его товарищей?

— Да, только их.

— А как же остальные бунтовщики? Как же крестьяне?

— Ты хочешь, чтобы я, по примеру большевиков, устроил децимацию?[20] — прищурился отец. — Нет. Хватит с них и двенадцати убитых. Комуто ведь и землю пахать надо… И так среди крестьян бродят мысли о том, чтобы бросить деревни и переселиться в глубь Запределья. Хотят основать свободное крестьянское государство. Без всякой власти.

— Тебе это кажется справедливым?

— Крестьянин, как дитя, — пожал плечами генерал-губернатор. — В бунте нет его вины. Вся вина лежит на зачинщиках.

— В том числе и на тебе, папа. Зачем у крестьян отобрали детей? Это и послужило поводом к бунту.

— Не отобрали, а спасли, — последовал ответ. — Если бы не расторопность Сергея Львовича, темные, необразованные люди, испуганные чудесами, устроили бы над ними самосуд. Не все же из них такие, как этот мальчик…

Владимир Львович замолчал, передернувшись от одного воспоминания об испещренном шрамами тельце малыша. Всех «блаженных», от греха подальше, свезли на дальний прииск и приставили охрану. Привалов, вызвавшийся присматривать за ними, рассказывал, что расставание с семьями и переезд те восприняли с полным безразличием, опять разбившись на группки и занявшись своими, малопонятными делами. «Ненормальные» дети остались лишь в семьях горожан, ни в какую не соглашавшихся с ними расстаться.

Видя состояние отца, Еланцев-младший предпринял еще одну попытку:

— Зачем же мы будем истреблять друг друга? Погибли люди, крестьяне хотят бежать от нас… Почему просто не отправить заговорщиков в изгнание. Поверь мне — это будет достаточно жесткое решение! Небольшая группа людей в огромном, диком и враждебном мире…

— Ты знаешь, сынок, что нам готовил твой приятель сотоварищи?

Владимир Леонидович порылся в столе и выложил перед Алешей пухлую пачку разнокалиберных бумаг. На самом верху лежала газета с портретом некого усатого брюнета на половину полосы.

— Их организация называлась «Единством». И планировали они, знаешь что?

Алексей не отвечал и не глядел ему в глаза.

— Ни больше ни меньше, как воссоединение Новой России с большевистской. Этакая новая Переславская рада. Хотели поднести красным на блюдечке весь новый мир со всеми его богатствами. Как ты думаешь, какая роль была бы отведена мне, тебе, Вике, твоим детям?

Молодой человек молчал.

— Мы были бы лишними. Мавр сделал свое дело — мавр может уходить. Крестьян бы снова загнали в колхозы, а нас… Вряд ли кто-нибудь из нас остался бы в живых. Столько надежд, столько усилий, столько жертв и все напрасно? Скажи мне, Алексей: ты этого хотел бы? Разве ты не помешал бы Спаковскому и его сообщникам, если узнал бы об их планах?

Алеша глубоко вдохнул, словно собирался броситься в воду, и выпалил прямо в лицо отцу:

— Я знал о планах Спаковского. Знал и не донес на него. Значит, я тоже сообщник заговорщиков. Прикажи арестовать меня и суди вместе с ними!

— Ты с ума сошел! — полковник оглянулся на закрытую дверь: не слышал ли кто. — Замолчи! Ты сошел с ума!

— Нет, я полностью отдаю отчет в своих словах! — упорствовал сын. — Прикажи судить меня и повесить вместе с ними! Сделай сиротами твоих внуков! По крайней мере, это будет справедливо!..

Отец с сыном спорили еще до самой темноты.

— Я подумаю над твоими словами, — сухо попрощался Владимир Леонидович с Алешей, провожая его до двери. — Но ничего не могу тебе обещать.

— Мне не разрешили свидание с Петей… со Спаковским, — Еланцевмладший избегал смотреть на отца. — Хотя бы с этим ты можешь мне помочь?

— Я распоряжусь, чтобы тебя пропустили в тюремный замок.

— Спасибо…

Свет в кабинете генерал-губернатора в ту ночь горел до утра…

— У вас полчаса, — буркнул тюремный стражник в черном мундире, гремя ключами в большой связке в поисках нужного. — Мне положено присутствовать, но если хотите…

— Да, оставьте нас наедине, — в ладонь тюремщика лег золотой полуимпериал,[21] тут же растворившийся в воздухе, будто его и не было.

— Я могу насчет чайку распорядиться, — тон стражника разительно переменился, и нужный ключ отыскался сразу.

— Спасибо, не стоит, — Алексей шагнул через порог камеры.

— Как прикажете, ваше благородие. Я тут, поблизости буду. Если чего нужно будет — стучите в дверь, не стесняйтесь. А теперь извиняйте — запру я вас. Так положено…

Металлическая дверь захлопнулась за Алешиной спиной, и он ощутил, как по его спине пробежал холодок.

«Будто дверь склепа, — мелькнула мысль. — Могила для живых…»

Петя лежал на узенькой койке, был бледен и, как в первый момент показалось Еланцеву, не дышал.

— Петя… — тихонько позвал он, и темные набрякшие веки «покойника» дрогнули, поднимаясь.

— А, это ты, — без всякого выражения произнес Спаковский, остановив свой блуждающий взгляд на госте. — Проходи, присаживайся… В ногах правды нет…

Он тоже казался постаревшим на десять лет. Может быть, из-за щетины, порядком отросшей за несколько дней на подбородке.

— Бритвы мне не дают, — улыбнулся Петя, перехватив взгляд Алексея и проведя исхудавшей рукой по подбородку. — Боятся, наверное, что перережу себе горло… Буду отращивать бороду. Как думаешь: мне пойдет?

— Вряд ли, — честно признался Еланцев, усаживаясь на деревянный табурет.

— Ну, какие новости на воле? — как ни в чем не бывало, спросил Спаковский, садясь на постели и зябко кутаясь в тоненькое одеяло: в камере было прохладно. — Кого из наших видел?

— Всех ваших арестовали, — пожал плечами Алексей. — Если ты имеешь в виду членов вашего «Единства».

— Ты и это знаешь… А скажи мне, друг мой: не ты ли нас заложил своему батюшке?