Читаем без скачивания Финт покойной тети - Юлия Павлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лешенька, давай заедем в ближайший кинотеатр. Ненадолго, на полчасика, а лучше в общежитие и на час, я тут в одном с хорошими ребятами познакомилась, они нам комнату выделят. Там даже документов не спросят…
— …Ходи между двумя квартирами, разбери телефоны. Если милиция или органы начнут спрашивать о странных действиях, заяви, что тебе надоело быть в роли подопытного кролика и вообще «прослушка» незаконна.
Алексей слушал меня, но не хотел услышать. Его лицо, как всегда, быстро изменялось от эмоций. Он так нервничал, что больше не имело смысла говорить о своем желании.
— Хорошо, я все сделаю. Но когда я смогу заснуть? Просто спокойно заснуть, уткнувшись в тебя?
— Не плачь. Обязательно придумаем что-нибудь.
— Леша… они оставят тебя в покое?
— Конечно, и очень скоро. Как только замаячит окончание оснастки типографии — меня убьют.
— Значит, и меня?
— Тебя не обязательно, если не узнают о нашей встрече. Я как бы работаю на ФСБ. Но одновременно контактирую с бандитами. Вроде бы ФСБ разрабатывает банду Мити и Жоры, а на самом деле мне кажется, что они полностью устраивают друг друга, каждый занимает свою нишу и другому не мешает. Ну их-то понять можно. Сейчас я работаю и на тех, и на других. Создаю типографию для ФСБ. Но частью реализации займутся бандюки. Сама понимаешь, я для них стану костью в горле…
— Они убьют меня твоей смертью.
Слезы, поднимавшиеся из середины груди и сжавшие горло, вырвались из меня всхлипами. Стерва на заднем сиденье заскулила в унисон.
— Настя, прекрати истерику и размазывание соплей. Не дождутся они. Но легче выбраться из этой передряги с деньгами. Слышишь? С деньгами. Ты должна мне их принести.
— Конечно. Постараюсь продать драгоценности.
— Нет. Ты должна принести мне тысяч двести. Они в подвале.
Леша перестал меня обнимать, достал сигареты, закурил.
— На даче в подвале?
— Нет, в квартире.
— На лоджии?
— Нет. Ниже. Из подвала лоджии есть ход в заброшенное бомбоубежище, в нем типография…
— Та самая?!
— Потише. Та самая. Вход только через твою квартиру. Как нога?
— Нога нормально, скоро смогу ходить без палки.
— Насть, я не могу видеть, как ты плачешь… Ты почти не хромаешь?
— Стараюсь. Леш, так что же? Типография, которую ищут фээсбэшники, милиция и бандиты, находится у меня под ногами?
— Не совсем. Она под ногами у тех, кто гуляет с собаками под твоими окнами.
Достав из кармана шубы носовой платок, я вытерла мокрый нос и посмотрела по сторонам. Люди все так же спешили к метро и к автобусам, из хлебного магазина выныривали старушки, на маленьком рынке выставляли палатки замерзшие продавцы. Как обычно, как каждый день. Люди зарабатывали деньги. Кто как мог, по преимуществу честно и долго.
Алексей приоткрыл окно и закурил. Даже от жеста, которым он доставал сигарету из пачки, опять закружилась голова… Этот мужчина может делать со мной что угодно…
— Леша, а если я тебе их не принесу?
— Что не принесешь?
— Деньги.
— Тогда меня используют и убьют.
— А где ты взял миллион?
— Там же, в бомбоубежище. У нас был запас из первых, не совсем удачных партий.
— А новые деньги от настоящих практически не отличаются?
— Практически нет.
— И сколько их там?
— Около двух.
— «Лимонов»?
— Миллионов. Насть, чтобы напечатать эти два миллиона, пришлось вложить триста тысяч. Прибыль не берется ниоткуда…
— Если ее не отнять.
Алексей затушил сигарету, на меня не смотрел, его очень заинтересовал уровень бензина и масла в «копеечной» развалюхе.
Нога моя не привыкла к тесным «Жигулям», пыталась по привычке разогнуться, но пока терпела.
— Леша, в погребе лоджии были уже почти все. Наверняка ее обыскивали раз десять, никто ничего не заметил. И как же найти вход?
Алексей выкинул в окно бычок. Достал из внутреннего кармана записную книжку и ручку.
— Смотри. Вот план подвала лоджии. Здесь еще две пластиковые бочки с вином стоят.
— Я в подвале ни разу не была, физически не могла туда влезть.
— Но теперь-то можешь? У тебя строительное образование, должна в чертежах разбираться.
Мне показалось, что Алексей с излишней страстностью объясняет мне вход в типографию.
— Подожди, Леш. Давай сделаем по-другому. Я создаю суету. Два дня треплю нервы наблюдателям, проверяю на вшивость свою и твою квартиру, а затем ты навещаешь меня среди бела дня в дамском платье. По росту и размеру ноги ты на бабушку свою вполне тянешь, наденешь на свою одежду ее пальто и придешь. И сам, понимаешь, сам, залезешь в этот стоклятый погреб. Я одна боюсь. Вдруг не вылезу. Там сложный вход?
— Не сложный. Настя, подожди, ни в какие платья я переодеваться не буду. Через два дня на этом же месте, только днем, в два часа ты садишься в машину и отдаешь деньги. Создай побольше шума. Если хоть кто-нибудь узнает, где типография, тебя убьют.
— Как ты Григория?
— Григория?
Леша побледнел и прижал меня к себе.
— Настенька, он хотел тебя убрать. Мы его отговаривали, но Гриша человек слабый, хочет все сразу и много, ждать и думать не умеет. Он был уверен, что теперь я и бабушка кинем его. Ты не согласилась на переезд, я забрался в Катину квартиру через тебя. Он был уверен, что если тебя убить, то родители квартиру ему продадут…
— И ты его зарезал?
— Да… Нет… Он стоял в ванной, разглагольствовал, что нужно было ему самому стать твоим любовником… Только я, Катя, бабушка и он знали, где типография. Тут у него мобильный зазвонил, но он не стал разговаривать, сослался на то, что занят. Он с мобильным везде ходил, даже в туалет. Но я выставил водки, предложил по душам поговорить. Он купился. Просидели мы часа два, вспоминали, как познакомились, как начинали деньги зарабатывать… полтора литра выжрали. Он в коридор вышел звонить, предложил кому-то приехать в гости, а минут за десять до этого сам ночевать напросился. Я на его ночевку, конечно, с радостью согласился и тут же голову на стол уронил. Григорий еще минут пять напротив меня посидел, пытался на разговор растормошить, а потом не выдержал, в туалет пошел. Трубку на столе оставил. Мне осталось только на повтор нажать. То есть я сразу скинул набор, мне только цифры телефонного номера нужны были. А Григорий минут через двадцать после звонка начал на улицу поглядывать. Меня растормошил, водки подливает и посматривает за темное окно, выжидает.
Алексей курил, рассказывая, на меня не смотрел.
— Чувствую, времени в обрез. Ну попили еще. Теперь я в туалет пошел и незаметно нож с собой взял. Зову Григория в ванную, приставил ему нож к горлу. Спрашиваю: «Заказал меня кому или сам убивать будешь?» Естественно, он начал объяснять, что не по мою, а по твою душу ребята подъедут. Я не выдержал, дал ему по почкам. Он дернулся, Зорька в коридоре забегала, сшибая углы, а он, видимо, решил, что уже «братки» приехали, дверь вскрыли. И как заорет: «Сюда, он меня прирезать хочет, мочите его быстрее!» Пьяный был, совсем обнаглел. Вырываться начал. Я тоже, когда пьяный, дурак дураком, взял грех на душу, саданул его. Знаешь, шея оказалась такая… жилистая, а нож смачно вошел…
— Хватит. — Меня передернуло. — Мог бы ко мне после этого прийти, предупредить.
— Конечно. Нас бы обоих «братки» и пришили. Они как раз через пять минут подвалили. Но в подъезд войти не успели, я их шефу по Гришкиному телефону позвонил, в квартиру соваться не советовал, соврал, что заминировал ее. Он своих мальчиков спортивных моментально отозвал.
— А кто у них шеф?
— Да так, боров один с рыбьими глазами. Митя.
— Да, противный мужик, я его видела… Мне Гриша никогда не нравился. И папе. Он с нами почти не разговаривал, когда мы к Кате приезжали.
— Да он ни с кем не разговаривал. Считал себя пупом земли, причем золотым. Катя молодец, такую подлянку ему кинула, когда завещала квартиру тебе. Я думал, он в тот день перестреляет половину города от злости… Игорька, который к тебе в квартиру залез типографию или деньги искать, он просто мог выкинуть, тем более появился повод Митю с Жорой на счетчик за такое поведение поставить. Но Григорий решил сам разобраться. Герой с пистолетом. Зачем парня убил?
— Я как вспомню эту кровь… Б-р-р… А бабушка, Леша? Расскажи…
— Э, нет, Насть. Это слишком долго, и так заболтался. Значит, через два дня здесь же… И возьми лучше тысяч триста, на всякий случай. Больше не надо, трудно прятать.
На секунду стало смешно. Человек решает, что лишняя сотня тысяч ему не повредит, а больше просто в кошелек не поместится.
До дома я шла с глупым счастливым лицом, даже забыла отпустить Стерву. Стерва не противилась, как истинная женщина, она обожала, когда ее носят на руках.
Костя и Мила уже не спали, лейтенант допивал чай, смотрел на Милу хмуро. Она изображала жену на пятнадцатом году совместной жизни и на выражение лица Кости не реагировала. Проводив его за порог, она уселась напротив меня.