Читаем без скачивания Сталинград - Калинин Даниил Сергеевич

Время было очень непростое во всех смыслах. Николай Иванович, происходящий родом из простых мещан, в 1915-м закончил трехгодичный курс Михайловского артиллерийского училища (поступил в 1912 году, естественно, не застав ускоренной восьмимесячной программы для прапорщиков) и в звании подпоручика прибыл на Северный фронт.

Патриотический подъем в стране, зародившийся под знаменем помощи братушкам-сербам и борьбы с дутой германской военщиной, весь 1914 год крепко держался на славных победах русского оружия. Началось все с Гумбиннен-Гольдапского сражения, где Ренненкампф разбил фон Притвица, нанеся первое поражение кайзеровской армии. А ведь она считалась едва ли не лучшей в мире!

Последующая трагедия Мазурских болот была вскоре забыта благодаря плеяде бесчисленных успехов в боях с австрийцами и возвращением Червленной Руси. И в Польше досталось немцам, потерпевшим поражения в Варшавско-Ивангородской и Лодзинской операциях. А подвиги на Кавказе солдат генерала Юденича, сражавшихся с гораздо более многочисленной османской армией (реорганизованной с помощью кайзеровских же военных специалистов), казались и вовсе само собой разумеющимися…

Но патриотическое ликование быстро смыло с подпоручика Белова, когда он сам оказался на фронте. Весь трагизм состоял в том, что его прибытие на поле боя совпало с начавшимся в войсках снарядным голодом… И можно сколь угодно рассуждать о том, что генералитет всех армий – участниц конфликта просчитался со сроками войны, не сумев предугадать позиционный характер будущих боевых действий. Что снарядный голод коснулся и немцев, и французов, и англичан, что союзники по Антанте в очередной раз предали русских, забрав готовые и оплаченные золотом (!) боеприпасы для нужд собственных армий. Что по какой-то причине русская военная промышленность не могла обеспечить потребность собственной артиллерии в снарядах в 1915-м, но наверстала свое в 1916-м и 1917-м… Обо всем этом можно неспешно рассуждать дома, сидя у камина, с бокалом вина или чашкой горячего кофе в руках. Рассуждать можно, пока ты далек от окопов, которые немцы безнаказанно расстреливают, а у тебя ответить – всего три-четыре снаряда на орудие! На фронте было тошно оттого, что ты не можешь ответить врагу. И еще страшно. И холодно. И голодно. И вши замучили…

Слишком резким был переход от патриотического угара, кружащего голову почище крепленого вина, к отрезвляющей действительности военной катастрофы 1915 года. И хотя воевал подпоручик Белов со всем возможным усердием, стараясь послать считаные снаряды своих орудий с особой меткостью, нередко лично становясь к прицелам, это не мешало ему прислушиваться к крамольным мыслям, озвученным другими молодыми офицерами.

Вчерашние гимназисты и студенты, в среде которых революционные идеи были крайне популярны, производились в прапорщики по ускоренным программам, заменяя выбывших до того в боях кадровых офицеров. И если в 1914-м на фоне побед Русской императорской армии их слова не находили ровным счетом никакой поддержки, то в год «великого отступления» они стали чрезвычайно популярны.

Надо признать, что у царской России было много внутренних проблем, начиная от совершенно несправедливого разделения по социальным классам и заканчивая поголовной продажностью что гражданских, что военных чиновников. Воровали все, воровали широко и с размахом, что наглядно сказывалось и в окопах, когда до солдат не доходили положенные пайки или требуемое по сезону обмундирование, теплые вещи той же зимой. Снарядный голод также списывался на воровство чинуш, особенно после того как сдали Новогеоргиевскую крепость, на складах которой оставалось более миллиона (!) снарядов!

В войсках ширились слухи о предательстве немецких генералов на русской службе (хотя тот же Новогеоргиевск сдал русак Бобырь), о том, что Ренненкампф специально не пришел на помощь Самсонову в августе 1914-го. А среди офицеров ползли мерзкие и пошлые сплетни о царице и Распутине, открыто вмешивающемся в управление государством. Рассуждали также о том, что брат Александры Федоровны служит в кайзеровской армии и что она сама есть первая предательница, а государь не видит дальше собственного носа. Собственно, практически все это было ложью, но Эрнст Людвиг, герцог Гессенский действительно имел генеральский чин и служил в генеральном штабе Вильгельма, что и порождало подозрения…

В годы обучения в училище фигура императора для Николая Ивановича была едва ли не священной. Он даже мечтал о собственной славной гибели, но чтобы о ней обязательно узнал сам государь и отметил бы подвиг подпоручика Белова! Однако же отрезвляющие месяцы, проведенные на войне, стряхнули золотую мишуру с романтического образа царя, и все чаще именно Николай II представлялся многим (в том числе подпоручику) источником всех бед России.

Справедливы ли были эти рассуждения? Сегодня бывший офицер царской армии ясно осознавал, что один человек просто физически не может вникнуть во все проблемы в стране, что очень многое – да практически все! – зависит от исполнителей на местах. Как, например, с той же коллективизацией, обернувшейся страшным голодом из-за дуболомов, старательно забивших большую часть скота и допустивших порчу зерна… Но в 1915-м юношеский максимализм в сущности еще совсем молодого мужчины, очень остро реагирующего на несправедливость (которой было полно что в армии, что в гражданском обществе империи), привел молодого человека в лагерь революционеров. В конце концов, еще свежи были воспоминания об учебе в Михайловском училище, исконно дворянском, где отпрыски старых, благородных фамилий демонстративно воротили нос от простого юноши из мещан… Ранее это казалось нормой, с которой приходилось мириться, но на фронте представлялось преступным пережитком!

Шестнадцатый стал годом отдушины: вновь череда побед и на Кавказе, и в Галиции. Офицерам Юго-Западного фронта, участникам Брусиловского прорыва завидовали офицеры со всей армии! Однако положение что на Центральном, что на Северном фронтах было не из лучших, неплохо начавшаяся Нарочская операция по итогам обернулась лишь большими потерями. Зато выручили французов и англичан, рубившихся под Верденом, – тех самых союзников, предавших русских в 15-м…

Успел неплохо повоевать и подпоручик Белов, пока не был ранен, а попав в госпиталь, Николай был дико удивлен тому, что в тылу продолжается едва ли не довоенная жизнь без каких-либо ограничений. Более того, ожидая к себе какого-то особенно уважительного отношения как к фронтовику, поручик его не нашел, что ожесточило его еще сильнее.

Возвращение на фронт, длительные позиционные бои, присвоение очередного звания и ордена Святого Станислава третьей степени с мечами (одного из самых массовых в армии) за Нарочскую операцию… До войны юнкер Белов счел бы достигнутое серьезным успехом, но то был зеленый юнкер, а не циник-ветеран, хлебнувший лиха полной мерой.

Правда, в начале 1917-го в войсках поползли упорные слухи о скором и решительном наступлении, велась и активная подготовка к оному. К примеру, артиллерию стягивали к местам будущих прорывов, накапливались резервы, завезли большое количество снарядов… Начавшиеся приготовления встряхнули армейское болотце Северного фронта, и хотя Николай Иванович не сильно верил в скорую победу, ожидая успехов только у активного Брусилова да, пожалуй, еще на Кавказе, он все же на некоторое время забыл о своих революционных взглядах.

Однако грянувшие затем февральские события и последующее отречение царя расставили все по своим местам. Как офицер поручик Белов был свободен от присяги императору, а как гражданин новой, «свободной» России мечтал о переменах и с радостью принял падение царизма. Ему было невдомек, что пришедшие к власти думские, либеральные заговорщики спонсировались на деньги все тех же британцев и французов. Ведь последние не желали выполнять договоренностей, заключенных с Николаем II по Черноморским проливам, не желали видеть Россию в числе одной из основных победительниц в войне! И потому им было очень удобно, чтобы монархия в стране пала, но при этом русские продолжили бы войну, оттягивая на себя хотя бы часть немецких сил…