Читаем без скачивания Вскрытие показало… - Патриция Корнуэлл

Билл мне лгал. Никаких авансов со стороны Эбби не было, и Билл, соответственно, ее не отвергал. Он привез Эбби домой после интервью и уехал только утром…

Перед моим мысленным взором замелькали сцены в моей собственной гостиной, на кушетке. Меня затошнило при воспоминании о внезапной агрессии Билла, о том, как он был груб, — тогда я списала все это на виски. А если именно таково темное «я» моего бойфренда? Если он получает удовольствие лишь в том случае, когда применяет силу? Когда берет женщину силой?

Вот и сегодня, когда я прибыла на место преступления, он уже был в доме, где совершилось насилие. Да, Билл быстро среагировал — недаром же он прокурор штата. Но что, если эта оперативность объясняется не только — и не столько — профессионализмом? Что, если Билл не просто выполнял свои обязанности? Наверняка он сразу сообразил — раньше, чем кто-либо другой, — что это адрес Эбби. Он хотел увидеть все своими глазами, убедиться лично.

А может, он даже надеялся, что Эбби и есть жертва. Ведь тогда ему больше не надо было бы беспокоиться, что она раскроет их маленький секрет.

Я застыла как статуя. Все мои силы уходили на то, чтобы придать лицу непроницаемое выражение. Ни в коем случае нельзя, чтобы Марино или Эбби заметили мои внутренние терзания, мою опустошенность. Господи, отведи им глаза!

В соседней комнате зазвонил телефон. Никто не брал трубку, звон заполнил весь дом.

На лестнице послышались шаги. Глухо застучали по деревянным ступеням каблуки, в комнату проникло неразборчивое бормотание рации. Санитары тащили носилки на третий этаж.

Эбби мяла в пальцах сигарету и вдруг швырнула ее в пепельницу.

— Если вы действительно установили за мной слежку, — она понизила голос, и по комнате разлилась ее ненависть, — и если вы хотели выяснить, не встречаюсь ли я с Болцем, чтобы получить секретные сведения, тогда вы и сами знаете, что я сказала правду. После той ночи я на пушечный выстрел не подходила к этому подонку.

Марино промолчал.

Молчание — знак согласия.

Было очевидно, что с тех пор Эбби не встречалась с Болцем.

Когда санитары несли тело по лестнице, журналистка вцепилась в наличник двери. Костяшки ее пальцев побелели от напряжения. Бледная, как полотно, которым было накрыто тело ее сестры, Эбби смотрела в спины санитарам. На лице ее застыла гримаса неизбывного горя.

Не находя слов утешения, я просто сжала руку Эбби. Она осталась стоять в дверном проеме один на один со своей невосполнимой утратой. По лестнице тянулся трупный запах. Я вышла на воздух и на мгновение ослепла от яркого солнечного света.

12

Плоть Хенны Ярборо, влажная от бесконечного ополаскивания, при верхнем свете мерцала, как белый мрамор. Кроме нас с Хенной, в анатомичке никого не было. Я заканчивала накладывать швы на Y-образный надрез — он начинался у лобка, шел к грудине и там раздваивался. Шов был грубый, широкий.

Винго, перед тем как уйти, привел в порядок голову Хенны, тоже подвергшуюся вскрытию. Он поставил на место теменную часть черепа и наложил аккуратный шов, замаскировав его волосами, но след от провода на шее так и горел. Лицо, распухшее, лиловое, не поддавалось ни моим усилиям, ни усилиям гримеров из похоронного бюро — видимо, гроб будет закрытым.

Раздался звонок. Я посмотрела на часы — было уже девять вечера.

Обрезав шелковую нить скальпелем, я накрыла покойную простыней и сняла перчатки. Было слышно, как внизу охранник Фред с кем-то разговаривает. Я отправила тело в морозильник.

В лаборатории околачивался Марино. Он курил, навалившись всем весом на стол.

Я принялась нумеровать и надписывать вещественные доказательства и пробирки с образцами крови. Марино молча наблюдал за моими действиями.

— Нашли что-нибудь, что мне необходимо знать?

— Причина смерти — асфиксия, вызванная насильственным удушением посредством шнура, — автоматически ответила я.

— На теле обнаружены посторонние предметы? — Сержант смахнул пепел прямо на пол.

— Несколько ворсинок…

— Чудненько, — перебил Марино. — У меня тут кое-что есть.

— Чудненько, — в тон ему ответила я. — Но давайте сначала выйдем отсюда.

— Согласен. Почему бы нам не прокатиться на моей машине?

Я застыла с ручкой в руках и уставилась на Марино. Сальные волосы, как обычно, свисали ему на глаза, узел галстука он ослабил, белая рубашка с короткими рукавами на спине была сильно помята, как будто Марино несколько часов провел за рулем. Под мышкой левой руки он держал длинноствольный револьвер в рыжей кобуре. Марино выглядел внушительно: свет лился с потолка, и глаза доблестного сержанта были погружены в глубокую тень, а желваки играли прямо-таки устрашающе.

— Вам действительно следует поехать со мной, — продолжал Марино безразличным тоном. — Я только и ждал, пока вы закончите со своей «нарезкой» и позвоните домой.

Позвоните домой? Откуда Марино узнал, что дома кто-то ждет моего звонка? Я никогда не говорила, что у меня гостит племянница. Никогда ни словом не упоминала о Берте. Какое Марино дело до того, есть у меня вообще дом или нет?

Я уже собиралась сообщить Марино, что не имею ни малейшего желания ехать с ним куда бы то ни было, но он так глянул, что слова застряли у меня в горле. Я только и смогла выдавить:

— Да-да, конечно, едем.

Марино остался курить, облокотившись на стол, а я отправилась в подсобку, чтобы умыться и переодеться. В полном трансе я зачем-то полезла за лабораторным халатом и не сразу сообразила, что он мне сегодня не понадобится. Мои бумажник, портфель и жакет были наверху, у меня в кабинете.

Я кое-как собралась с мыслями и последовала за Марино. Когда я открыла дверь автомобиля, свет внутри не загорелся. Прежде чем сесть, мне пришлось смахнуть с сиденья крошки и скомканную бумажную салфетку. Я пристегнула ремень безопасности.

Марино молча взгромоздился на сиденье. Тщетно мигала рация — сержант, по-видимому, решил не обращать внимания на вызовы. Полицейские что-то бубнили — слов было не разобрать, казалось, копы просто жуют микрофон. Все равно я не понимала смысла сигналов.

— Три-сорок-пять, десять-пять, один-шестьдесят-девять на третьей линии.

— Один-шестьдесят-девять, конец связи.

— Свободен?

— Десять-десять. Десять-семнадцать кислородная камера. С объектом.

— Вызовите меня после четырех.

— Десять-четыре.

— Четыре-пятьдесят-один.

— Четыре-пятьдесят-один икс.

— Десять-двадцать-восемь на Адам Ида Линкольн один-семь-ноль…

Тревожные позывные били по нервам, как басы электрического органа. Марино вел машину молча. Мы проехали центр города. Витрины магазинов были уже закрыты на ночь металлическими жалюзи. Красные и зеленые неоновые вывески зазывали в ломбард, в мастерскую по ремонту обуви и в кафе быстрого обслуживания. «Шератон» и «Мариотт», залитые огнями, выплывали из темноты, подобно лайнерам. Автомобилей на улице почти не было. Пешеходов тоже — разве что проститутки кучковались под фонарями. Они провожали наш автомобиль пристальными взглядами, и белки их глаз сверкали в темноте.

Я не сразу поняла, куда мы едем. На Винчестер-плейс Марино сбавил скорость, а поравнявшись с домом № 498, принадлежавшим Эбби Тернбулл, — буквально пополз. Дом казался черным кораблем, флажок над парадной дверью обмяк расплывчатой тенью. Перед входом машины не было — значит, Эбби ночует в другом месте. Интересно, в каком.

Марино медленно свернул на узкую аллею между домом Эбби и соседним зданием. Машина подскакивала в раздолбанных колеях, фары выхватывали из мрака темные кирпичные стены, консервные банки, напяленные на столбы, разбитые бутылки и прочий мусор. Проехав несколько метров, Марино заглушил мотор и выключил фары. Рискуя нажить клаустрофобию, мы сидели в машине и смотрели на задний дворик дома Эбби, где по ограде вился плющ, а на газоне красовалась табличка «Осторожно, злая собака» — хотя никакой собаки не было.

Марино включил фары. Мощные лучи света освещали ржавую пожарную лестницу на стене. Все окна были закрыты, в темноте тускло поблескивали стекла. Кресло поскрипывало под тяжестью доблестного сержанта, пытавшегося выхватить из мрака каждый закоулок пустого двора.

— Ну же, — произнес он, — скажите что-нибудь. Мне не терпится узнать, что вам приходит в голову — то же, что и мне, или нет.

Я сказала очевидную вещь.

— Табличка «Осторожно, злая собака». Если бы убийца сомневался, есть ли здесь собака на самом деле, он бы поостерегся лезть в окно. Ни у одной из женщин не было собаки. Иначе они, возможно, не погибли бы.

— В точку!

— Кроме того, — продолжала я, — подозреваю следующее: вы пришли к выводу, что преступник знал: табличка висит исключительно для отвода глаз, у Эбби — или у Хенны — не было собаки. А вот откуда у него эти сведения?