Читаем без скачивания В небе — гвардейский Гатчинский - Николай Богданов

В ночь на 12 декабря нам со штурманом эскадрильи майором Сазоновым было приказано произвести разведку погоды на маршруте и в районах боевых действий наземных войск Большая Россошка — Дмитриевка. Ухудшение погоды ожидалось с запада. На взлет, полет по маршруту к цели и обратно и посадку нужно было около четырех часов.

У нас тогда, как правило, разведка погоды совмещалась с выполнением боевого задания. Мы выбрали маршрут полета в ста — ста двадцати километрах западнее маршрута, по которому должны были лететь основные силы наших бомбардировщиков. Не встретив низкой облачности и снегопада, вышли в заданный район, отбомбились и произвели разведку боевой обстановки на линии фронта, где в это время шла интенсивная минометная и артиллерийская стрельба. О состоянии погоды донесли по радио на КП, через некоторое время получили указание возвращаться тем же маршрутом. На обратном пути уже в конце маршрута неожиданно встретили низкую облачность со снегопадом. Немедленно доложили об этом на аэродром, сообщили направление и скорость ветра. Судя по ветру, перемещение облачности происходило медленно. Используя наши данные, все экипажи успешно отбомбились. Через час после посадки последнего из летавших на боевое задание самолетов на аэродром медленно наползла низкая темная облачность, повалил мокрый снег. Но к этому времени все, кто летал, уже ужинали, выпили за успешный боевой вылет фронтовые «сто грамм» и оживленно беседовали, рассказывая всякие были и небылицы…

В конце декабря мы с Сазоновым снова летали на разведку погоды, теперь в Котельниково — Зимовники. Погода была крайне, плохой, ни Котельниково, ни Зимовники точно обнаружить не удалось, нижняя кромка многоярусной облачности находилась почти у земли. Посоветовавшись, пошли на запасную цель Гумрак. Отбомбились с высоты две тысячи метров. Зенитные прожектора и артиллерия заработали только после первых разрывов наших бомб и поэтому не причинили нам вреда.

В эту ночь экипажи зря дежурили на аэродромах, погода не улучшилась; под утро был дан отбой, и экипажи уехали на отдых. Эти дежурства тоже отнимали много сил…

В ночь на 25 декабря нашему полку была поставлена задача нанести бомбовый удар по врагу в районе Котельниково.

Мы долго, почти всю ночь «высиживали погоду», с надеждой и нетерпением ждали ее улучшения, но так и не дождались. Слетать на бомбежку, кроме разведчика погоды лейтенанта Кулакова, никому не удалось.

Наши командиры, наученные горьким опытом, при принятии решения на боевой вылет стали более осмотрительными и осторожными. Теперь и экипаж разведчик метеоданных не во всякую погоду посылали в полет.

Улетевший в разведку экипаж через каждые 10 минут сообщал сведения о погоде: на маршруте низкая облачность, местами переходящая в туман, изморозь, плохая горизонтальная видимость, в облаках обледенение. Некоторое время радиограмм экипаж не передавал. Затем Кулаков сообщил:

«Цель закрыта низкой сплошной облачностью и туманом, бомбы сбросил, возвращаюсь».

И снова каждые 10 минут стал передавать данные о погоде.

После прилета все члены экипажа Ивана Кулакова — штурман Арутюнов, второй пилот Гришин, радист Тюкин, борттехник Доленко, стрелки Фитенко и Малоянов — вместе со своим командиром пришли на КП.

— Куда же вы бомбы сбросили, цель ведь закрыта? — строго спросил штурмана полковник Божко.

— Решили бомбы домой не везти. По расчету времени и курсу зная, что мы где-то в районе цели, немного «поныряли» в облаках и обнаружили Котельниково, к тому же гитлеровцы сами помогли нам: обстреляли нас. Тогда мы набрали высоту семьсот метров и, руководствуясь расчетами, сбросили фашистам рождественские подарки. Снизились, сделали кружок: кажется, попали. Видели красное пятно на облаках, думаем, от пожара.

— И то дело. А теперь — отбой, все на отдых, — распорядился Божко и ушел на доклад к командиру дивизии.

— Жаль, что сегодня не слетали. Мои ребята постарались, интересные поздравления фашистам с рождеством Христовым на бомбах написали, — сказал инженер полка Пургин и торопливо зашагал вслед за командиром.

Прошло несколько дней, и мы узнали, что одна из четырех двухсотпятидесятикилограммовых бомб, сброшенных в ночь под рождество по расчету молодого штурмана Ваграма Арутюнова, угодила в здание, где проходило служебное совещание. В результате взрыва было убито несколько десятков гитлеровских офицеров и генерал.

Всему экипажу Ивана Кулакова командование объявило благодарность. На это инженер-капитан Пургин отреагировал по-своему:

— Все-таки одно из наших «поздравлений» вовремя дошло до адресата. Жаль только, что не все.

Иногда и в декабре, случалось, круглые сутки стояла отличная погода; тогда мы старались наверстать упущенное и с вечерних сумерек и до рассвета непрерывно вели боевую работу.

У нас в эскадрилье установилась традиция: отмечать тех, кто совершил пятьдесят и сто боевых вылетов. В их честь мы устраивали небольшой митинг, заканчивали чествование торжественным ужином.

Первым, кто выполнил в эскадрилье сто боевых вылетов, был экипаж старшего лейтенанта Маркова: младший лейтенант Иващенко, бортмеханик Вакуленко, стрелки-радисты Холявинский и Афанасьев.

Свой сотый вылет этот экипаж совершил 11 декабря.

К прилету товарищей в столовой для нашей эскадрильи был накрыт отдельный, празднично убранный стол.

Мой замполит Алексей Иванович Борисов, инженер авиаэскадрильи Анатолий Георгиевич Литвиненко и я встретили Маркова и его боевых товарищей на аэродроме, поздравили с сотым боевым вылетом. Все, кто был в это время на стоянке самолетов, присоединились к нам. В честь экипажа Маркова были написаны поздравительные транспаранты, редколлегия под руководством секретаря парторганизации Ф. Е. Шабаева выпустила боевой листок.

В ходе чествования мы с Борисовым рассказали о боевом пути экипажа Маркова, призвали личный состав эскадрильи брать с него пример, организованнее, с большей отдачей сил проводить боевую работу, совершенствовать летное мастерство и тактические приемы боевых действий, быстрее вводить в строй молодежь, смелее доверять им сложные задания.

Матвей Григорьевич Марков, прибывший в полк из ГВФ, был человеком в зрелом возрасте, спокойным и неразговорчивым. Если он вступал в разговор, то свои мысли излагал коротко и убедительно. Летчиком он был прекрасным, на боевые задания летал с большой охотой, при этом проявлял смелость, решительность и отвагу.

Матвей Григорьевич был крайне растроган и взволнован вниманием, которое оказали ему боевые товарищи, но и в этот вечер настроение у него было не «юбилейное». В конце ужина он попросил слова: