Читаем без скачивания Грани русского раскола - Александр Пыжиков

Пользуясь политической поддержкой, лидеры московской буржуазии начали постепенно осваиваться в стенах Министерства финансов; ныне главное экономическое ведомство вынуждено было идти им навстречу. Если прежде обращения фабрикантов власти называли «домогательствами», то теперь начинания этих подлинно русских людей становились ориентирами для практических шагов в экономике. Характерен пример переписки Минфина и Московского биржевого комитета. В конце 1883 года 24 крупных промышленника Центрального региона обратились в правительство с просьбой плотнее привлекать сведущих и заинтересованных лиц для трудов в комиссию по пересмотру общего таможенного тарифа[576]. Согласие со стороны Минфина последовало незамедлительно. Но особенно обращают внимание такие слова:

«В совещаниях могут высказаны мнения противоположные тем, кои будут положены в ожидаемом от Московского биржевого комитета заключении. Департамент торговли и мануфактур по поручению господина Министра финансов считает нужным сообщить: не будет ли признано полезным назначить особых представителей от Московского биржевого общества к участию в предположенных совещаниях по одному или два лица для каждого из производств. О том, кто будет избран просьба сообщить»[577].

Встречая такое расположение к своим инициативам, купеческая буржуазия начала высказываться по разнообразным экономическим вопросам. То ее представители озаботились проникновением англичан по реке Енисей и требовали прекратить подрыв торговли с сибирским краем[578]. Или настаивали на поддержке импорта риса через азиатскую границу, дабы уменьшить европейские экспортные потоки и обеспечить загрузку отечественных судов и т.д.[579]

Апогей купеческого влияния пришелся на отставку Н.X. Бунге: его пребывание на посту главы финансового ведомства вызывало все большее недовольство капиталистов из народа и их друзей из русской партии. В.П. Мещерский и М.Н. Катков настойчиво добивались его ухода, расчищая путь для приверженцев протекционизма. С 1 января 1887 года министерство возглавил И.А. Вышнеградский – креатура русской партии. В августе он посетил Нижегородскую ярмарку, где стал почетным и желанным гостем. Обращаясь к новому министру, Председатель ярмарочного комитета П.В. Осипов откровенно заявлял, что русское купечество:

«знает, какое знамя поднято вашим высокопревосходительством и по какому пути решили вы вести русское государственное хозяйство»[580].

Ободренная купеческая буржуазия, представила обширную программу торговой экспансии, призвав решительно осваивать рынки Закавказья, Персии, Средней Азии, Дальнего Востока[581]. Именно Министром финансов И.А. Вышнеградским с энтузиазмом завершена протекционистская таможенная эпопея. Он принимает решение о резком повышении пошлин: их предполагалось сделать самыми высокими в Европе. Для обоснования этих намерений из столичного Технологического института, где ранее трудился И.А. Вышнеградский, была приглашена группа профессоров вместе все с тем же Д.И. Менделеевым, которому поручалось выработать ставки по товарам химической промышленности. Однако Менделеев не ограничился скромной, на его взгляд, задачей, и подготовил программу тарификации всех хозяйственных отраслей, сгруппировав их по двенадцати разделам. Его обширная записка передавалась для заключений в биржевые комитеты. Все участники этого проекта демонстрировали твердую убежденность в необходимости упрочить таможенную систему страны[582]. Идейную сторону этой работы обеспечивали издания «Московские ведомости» и «Русь», которые уже давно обосновывали преимущества покровительственной системы[583]. Вообще, по сравнению с 1868 годом ситуация повторилась с точностью до наоборот. Либеральные круги, выступавшие за свободу торговли, теперь оказались на периферии министерского тренда. Им оставалось только замечать, что, например, пошлины на хлопчатобумажные изделия уже и так превышают ставки 1868 года, когда их как высшего предела домогались те же самые московские деятели. Аграрии предрекали, что неоправданный рост тарифов увеличит производство сверх рыночных потребностей и естественным образом вызовет кризис[584]. Но участники таможенной эпопеи оставались глухи к подобным аргументам. Как вспоминал чиновник Минфина В.И. Ковалевский, министр Вышнеградский к запросам:

«земледелия относился с безразличием, вступая в беспощадную борьбу с аграриями во всех случаях, когда из их уст делались выпады против его любимого детища – общего таможенного тарифа»[585].

Успехи на ниве таможенной политики вдохновили московскую группу на следующие шаги. С начала 90-х годов XIX века купеческая элита начинает требовать допуска к эмиссионным операциям Министерства финансов. Эта сфера давно являлись своего рода монополией петербургских банков, теперь же Первопрестольная все настойчивее предлагает использовать потенциал Московского купеческого банка: он располагает обширной клиентурой и обладает необходимыми средствами для размещения государственных, гарантированных правительством процентных бумаг. Начались хлопоты по открытию филиала Купеческого банка в столице[586]. Московская группа планировала экспансию в разные сферы экономики; об этом свидетельствуют ее намерения по организации новых коммерческих банков. В 1889 году был подготовлен устав Каспийского банка для содействия нефтяной промышленности и среднеазиатской торговле; его правление предполагалось разместить в Москве, а отделения – в Баку и Батуми. Примечательно, что владельцами именных акций могли быть только российские подданные[587]. Видные промышленники Москвы (клан Морозовых и др.). заключили соглашение с рядом петербургских дельцов о создании Русского торгово-промышленного банка для финансовых операций в Северо-Западном регионе[588]. Однако столичный бизнес был не в восторге от проникновения на его традиционный рынок: контрольный пакет банка пришлось продать наследникам известного железнодорожного дельца фон Дервиза. С Каспийским банком также возникли трудности: английские капиталисты, заправлявшие нефтяной отраслью, сопротивлялись усилению конкурентов в Закавказье. В этом случае москвичи решили ограничиться открытием Бакинского филиала Волжско-Камского коммерческого банка[589].

Но это нисколько не охладило пыл московской буржуазии. Ее коммерческие устремления шли в унисон с теми задачами, которые стояли в тот период перед правительством. Так, новый Министр финансов С.Ю. Витте (выходец из русской партии, племянник одного из ее идеологов Р.А. Фадеева) в 1893 году начал свою бурную деятельность на ключевом правительственном посту с борьбы против колебаний курса рубля, на котором играли биржевые спекулянты[590]. В этом главу Минфина с радостью поддержало московское купечество: его давно раздражала волантильность на валютных рынках, что отражалось на стоимости производимой продукции. В начале 1893 года Московский биржевой комитет направил предложение Министру финансов С.Ю. Витте с просьбой пресечь биржевые спекуляции и ограничить круг лиц, вовлеченных в игру на бирже. В письме признавались трудности контроля за спекулятивными сделками, а потому правительству предлагалось разработать меры общего законодательного характера[591]. С.Ю. Витте энергично откликнулся на просьбу промышленников: уже в июне Александр III утверждает мнение Государственного совета, направленное против биржевых спекулятивных операций. Принятые решения преследовали устранение ненормальных колебаний стоимости ценных бумаг и валюты, а также предупреждали вовлечение в подобные игры неопытных лиц. Приказчики и конторщики могли отныне осуществлять биржевые операции исключительно за счет своих хозяев, которые обязаны снабжать их соответствующей доверенностью. Предусматривались санкции за распространение на бирже заведомо ложных слухов вплоть до лишения права участвовать в торгах[592]. Купечество с энтузиазмом бросилось исполнять данное распоряжение: в Москве было установлено около сотни лиц (судя по фамилиям, более половины из них – еврейской национальности), которые после окончания биржевых торгов устраивали сходки рядом с биржевым зданием[593].

Неплохо шли дела московской группы в железнодорожных делах. К примеру, она совместно со столичными деловыми структурами была вовлечена в продажу железных дорог государству (в это время оно как раз занялось выкупом сети у частных собственников). Так, Московско-Курская и Донецкая ветки были с успехом пристроены в казну – при участии тех же петербургских банков, но уже на основе равноправного сотрудничества с московскими[594]. Нельзя не упомянуть и еще об одном знаковом событии в экономической жизни купечества. В 1890 году Министерство финансов разрешило крупному купцу-старообрядцу С.И. Мамонтову приобрести Невский механический завод[595]. Это первая серьезная покупка в сфере тяжелой промышленности, совершенная представителем московского купеческого мира; прежде подобные приобретения делались, как правило, выходцами из военной аристократии и высшего чиновничества. Интересы купечества очевидным образом устремлялись за пределы традиционной текстильной отрасли. Эти стремления, пусть и с нереализованными планами в банковской сфере, свидетельствуют о готовности московской купеческой группы играть первые роли в российской экономике.