Читаем без скачивания Унесенные ветрами надежд - Елена Сантьяго

– Об этом мы поговорим через две недели в поместье Саммер-Хилл, на нашем следующем заседании совета, когда нам придется принимать решение по этому поводу. А сегодня я хочу праздновать, – сказал Гарольд.

Его взгляд упал на Элизабет, и он, отделившись от мужчин, направился к ней.

– Ты развлекаешься, дитя мое? – поинтересовался он, вопросительно взглянув на нее.

Она заставила себя улыбнуться:

– О да, праздник удался.

Он, казалось, поверил ей так же, как и поверил лжи об исчезнувшем бычьем окороке.

– Ты прекрасно выглядишь в этом новом платье.

Ее удивило, что он заметил такую мелочь, как ее новый наряд.

– Спасибо большое, – сказала она, пребывая в смущении от комплимента, непривычно прозвучавшего в устах свекра. Она прикоснулась к голубому шелку и немножко стыдливо улыбнулась: – Если бы только оно не было таким неудобным.

Он засмеялся и при этом, к удивлению Элизабет, стал как будто моложе.

– Как по мне, то пускай бы женщины не мучили себя этими корсетами и… – Он посмотрел на танцевальную площадку, словно ища кого-то, и пояснил: – Я имею в виду штуку, которую носит и Фелисити в том числе. Как называются эти чудовищные бочки под юбками?

– Их называют verdugado[15]. Собственно говоря, их носят пока только в Испании. – Элизабет улыбнулась ему в ответ. – Смешно то, что у тебя перед глазами стоит та же картина, как и у меня. Я тоже подумала о бочке.

Гарольд кивнул и вдруг сразу же приобрел озабоченный вид.

– А где Роберт? – неожиданно спросил он.

– Перед этим я видела, как он танцевал, – ответила Элизабет, ощущая неясную тревогу.

– С кем?

– Мне кажется, с Амалией Смит. Но это могла быть и другая девушка.

– Он должен был танцевать с тобой.

– О, пожалуйста, Гарольд, я действительно не хотела бы…

Однако он уже отвернулся и широким шагом направился к танцевальной площадке. Элизабет смотрела ему вслед с чувством стыда. Ей стало легче, когда она увидела у подножия лестницы Анну Норингэм и Джорджа Пенна. Она поспешно подошла к ним.

– А вот и ты! – воскликнула Анна и, схватив Элизабет за руки, приветливо улыбнулась ей.

Ее заостренное и обычно довольно бледное лицо порозовело, что придало ей свежий и симпатичный вид. Это впечатление еще больше усиливалось благодаря платью абрикосового цвета, сшитого из воздушного шелка. Ее волосы, такого же орехового цвета, как и глаза, были закручены над ушами в красивые, похожие на штопор спирали, которые, пружиня, свисали ей на плечи. Анна с наигранным ужасом схватила один из локонов и скривилась в гримаске.

– Ужасно, правда? За эту прическу я должна благодарить Мэгги. Она упорно утверждает, что такие прически теперь носят при дворе.

Мэгги, ее новая горничная, прибывшая на остров месяц назад, обладала очень нужными и востребованными качествами: она была искусной швеей, модисткой и шила не только для Анны Норингэм, но также для Элизабет и Фелисити наряды, в которых и красовались дамы в этот вечер. Ее сослали на остров, потому что она якобы украла рулон материи, что Мэгги решительно опровергала, обвиняя людей, доставивших ее сюда, в своем похищении. Тем не менее она чувствовала себя на Барбадосе довольно хорошо и была благодарна Богу за то, что для нее заключение в тюрьму было заменено работой на Антильских островах. Ей просто посчастливилось, когда Норингэмы изъявили желание выкупить ее принудительный контракт: на острове все знали, что в поместье Саммер-Хилл со слугами обращались лучше, чем где-либо.

Будущий супруг Анны, Джордж, стоял рядом с ней и с несчастным выражением лица дергал себя за высокий воротник, который для тропического климата был так же малопригоден, как и его тяжелый бархатный сюртук, который, наверное, был в моде не менее двадцати лет назад. Очевидно, он считал, что солидная одежда должна была компенсировать то, что ему не хватало для авторитета в обществе. Хотя Джордж имел титул баронета, родом он был из крестьян и ничему другому не научился, кроме как возделывать землю. Однако в этом деле он разбирался отлично: его плантации процветали.

– А где твой брат? – спросила Элизабет Анну. – Я его сегодня вообще еще не видела!

– Уильям уже уехал, он попросил меня извиниться перед тобой, – смущенно произнесла Анна. – У матери разболелась голова, и он повез ее домой.

– Очень жаль, – сказала Элизабет. Выражение лица Анны указывало на то, что леди Гэрриет только изобразила болезнь.

Между Данморами и Норингэмами существовала молчаливая, но весьма ощутимая антипатия. Исходила она, по мнению Элизабет, скорее со стороны Данморов, однако, когда она спрашивала об этом свою свекровь или Роберта, они возражали, говоря, что все это ей просто кажется. Конечно, они не особенно любят Норингэмов, но это все только оттого, что «чванливая шайка» (именно так выразилась Марта) смотрит на Данморов сверху вниз и презрительно относится к ним в обществе, считая выскочками. На вопрос, почему же они тогда приглашают друг друга в гости и на приемах ведут милые беседы, Марта пожала плечами и, скривив лицо, ответила, что они ни в коем случае не хотят доставлять удовольствия этим высокомерным дворянам выглядеть более независимо, чем Данморы.

Элизабет было жаль, что Уильям уже ушел, потому что в его обществе ей всегда было интересно и приятно. Он был очень умным собеседником, умел шутить и быть вежливым одновременно. Его присутствие на подобных приемах для нее зачастую было единственным лучом света, тем более что им чаще всего удавалось перекинуться не больше, чем парой слов. В отличие от Данморов она не хотела, чтобы Джордж думал, что им пренебрегают. И даже теперь по его лицу было видно, что он чувствует себя не в своей тарелке. Элизабет также заметила наполовину расстроенную, наполовину благодарную улыбку Анны и мягко произнесла:

– Не обижайтесь, что я снова оставляю вас одних, однако мне нужно немножко подышать свежим воздухом.

Внутренний двор, как и холл, был освещен множеством свечей. То тут, то там стояли небольшие группы мужчин, курящих свои трубки, и женщин с бокалами пунша в руках. Пряный запах табачного дыма смешивался с острым ароматом рома, но сильнее всего ощущался пьянящий аромат франжипани, которые росли вдоль каменной ограды и белые цветки которых мерцали в свете фонарей.

Элизабет остановилась во дворе и посмотрела на звездное небо. Как всегда, оно очаровало ее своим великолепием.

Погруженная в мысли, она подошла к фонтану, находившемуся посреди внутреннего двора, и села на его каменное ограждение. Она вынула шпильки из волос и тряхнула влажными от жары локонами, затем сняла с себя туфли, которые, как и платье, тоже были новыми и в которых было не менее тесно, чем в платье. Она закатала кружевной рукав и протянула руку к плещущейся воде. Фонтан имел классическую форму пасти льва, из которой лилась вода, – это был дорогой импорт, благодарить за который нужно было Дункана Хайнеса. Вода приятно холодила кожу. Ее рука, которая и без того загорела под солнцем до коричневого цвета, как смазанный маслом кокосовый орех, под водой казалась совсем черной. Одно лишь обручальное кольцо на пальце блестело, словно хотело напомнить, что в ее жизни все еще было кое-что, что ей нужно терпеть, хочет она этого или нет.