Читаем без скачивания Алмазный Меч, Деревянный Меч. Том 1 - Ник Перумов

– Серая Лига знает всё, – Кицум отвернулся. – Когда Онфим купил тебя, я послал весть. И получил ответ. Откуда его взяли Патриархи, не ведаю.

– Патриархи... не ври, Кицум!

– Я не вру, – вздохнул клоун. – Не вру, данка. Довольствуйся этим.

И замолчал. Замолчал, глядя вверх, на неумолимо наплывающие тучи.

Лес вокруг замирал. Лишь несколько запоздалых птах суматошно носились в воздухе. Им-то что, забьются в дупла... А человеку Ливень не пережить. Даже в лесу. Сломай ветку – и Ливень обратит её в ничто. Встань под дерево, закопайся в землю – разъедающая плоть влага найдёт дорожку. Спасения нет.

Интересно, вдруг подумала Агата, почему вдоль Тракта не выстроили каменных укрытий? Или же не строили специально? А, впрочем, какая разница...

«Жаль, Онфим, не я отомщу тебе. Но тебе отомстят, я знаю. Непременно».

– Идём, Агата, – Кицум тяжело поднялся. – Не хочу я, – он кивнул в сторону Нодлика и остальных, – ни на кого из них смотреть. Перед смертью надо... надо вздохнуть свободно. Эх, хотел вместе с тобой бежать, да Онфим хитрее оказался. Пойдём, пойдём, теперь бояться нечего.

Агата послушно соскользнула с передка не нужного уже никому фургона.

– Идём, – плечи Кицума поникли, он тяжело волочил ноги. – Идём... побудем немного без них перед концом...

Эвелин мутно поглядела им вслед, продолжая пересыпать никчёмные монеты...

Хвалинский узел затягивался. Мне пришлось даже чуть-чуть подтолкнуть события. Вольным и Сидри нельзя было мешкать. Ондуласт оказался сильнее, чем я полагал. Довольно-таки быстро пришёл в себя, и – молодец – сумел оживить память. После чего немедленно кинулся с докладом.

Вроде бы получил обратно первую ступень. Хотя в этом я не уверен. Радуга не сильнее меня, но и я не сильнее Радуги.

Потом всё как будто бы успокоилось. И, наверное, я предался бы своему излюбленному занятию – писанию хроник, если б не Смертный Ливень. Тучи приближались куда быстрее, чем я рассчитывал; и оттуда, из-под надвигающейся стены сплошной смерти, я уловил слабый, слабый отзвук чьего-то нечеловеческого отчаяния.

Брошенные на дороге там готовились умирать.

К этому я так и не смог привыкнуть. Да, я знаю, откуда взялись Ливни, не раз видел во снах исполинскую твердыню на вознёсшихся к небу Окраинных Горах, на восходном берегу Океана, откуда исходят они, прежде чем обрушиться на наш мир, но привыкнуть к погибающим каждый год на Тракте – нет, не смог. Каждый раз Ливни застают кого-то врасплох. Каждый раз. И каждый раз я вижу в кошмарах тот высокий замок... и становится ещё горше от собственного бессилия.

О, если бы, как в старых добрых сказках, там сидел какой-нибудь злобный колдун! Тогда бы я знал, что делать. Но весь ужас в том, что никакого злодея там нет. Да и сам замок... не одно ли моё воображение сотворило его? Взор мой бессилен достичь Окраины. А непостоянные, в прямом смысле слова ветреные духи Воздуха все талдычат по-разному.

Не могу, когда...

Ниобий! Мраком и Светом, Водой и Силой заклинаю тебя... Явись!

Я едва успел начертить пентаграмму.

И отдать приказ земляному духу. Пусть мне потом будет плохо, очень плохо, пусть я опять нарушу запрет и буду мучиться, но... эти, гибнущие на Тракте оттого, что тучи погнала вперёд чья-то яростная воля, – они должны получить шанс. Не знаю, спасутся ли они, но...

О случившемся на арене Император не сказал никому. Собственно говоря, и рассказывать-то было некому. Эскорт Вольных? Маги свиты? Или, может, Сежес?

Император только дёрнул щекой.

Служители вынесли тело мастера Н'дара. Смерть на арене – дело нередкое. Никого не удивишь.

«...Итак, кто-то упорно стремится убить меня. И притом самыми изощрёнными способами. Сперва – оборотень, теперь – это чудовище... Но, поскольку мне всё это привиделось, то...

Погоди, а листья?

А что листья? Я мог валяться без сознания. Мне могли отвести глаза. Не зря же так раскалился перстень. Могли подбросить и листья. Меня хотят уверить, что Дану желают моей смерти? Вот ведь вздор какой. Можно подумать, я не знаю, что все без исключения Дану желают именно этого. Или меня хотят уверить, что за покушением стоит... м-м-м... тайный магический Орден этого племени? Ещё большая чушь. Шито белыми нитками, как говорила одна из моих нянек. Небось, небось не обошлось без Радуги. Кому ещё, кроме этих проклятых колдунов и волшебничков, провалились бы они все в самую глубокую из преисподен – кому ещё нужна моя покорность? Кто читает мои мысли, следит, куда я иду, с кем говорю и с кем сплю? Не они ли? Они...

Проклятые лицемеры. Что, что, что, во имя святого неба, что вам не хватает? – Император сжал кулаки. –У вас – власть. У вас нет врагов, кроме вас же самих. Та ночная перебранка... похоже, они не слишком-то ладят, славные Ордена Радуги. Вот если б удалось натравить один на другой! Как бы славно получилось!..»

Император поспешил загнать крамольные мысли поглубже. Эскорт приближался к дворцу. Завтра он отправится на похороны мастера Н'дара, неважно, кем он был – человеком или оборотнем. Он храбро и умело сражался. Император воздаст ему почести. Его семья – если, конечно, у него была семья – ни в чём не будет нуждаться.

А магам он всё равно ничего не скажет.

Дворец. Раньше здесь стояла немудрёная крепостица, возведённая на чужих фундаментах прежних хозяев Мельина. Потом, по мере того как нелюдские расы отступали всё дальше и дальше от столицы и убывала опасность, крепостицу мало-помалу разбирали. Вокруг уже сооружался обвод стен Белого Города, и хозяева Империи стали возводить дворец.

...Громадное здание уступами спускалось вниз с Замковой Скалы. Сама вершина её оставалась открытой – кто-то когда-то предсказал кому-то из первых Императоров, что государство останется непобедимым, пока не ляжет первый кирпич на вершину Замковой Скалы. С тех пор прошло уже много лет, Империя пережила и смуту, и вторжения пиратов, и отделение восточных провинций (там теперь полдюжины королевств да десятка три герцогств), и крестьянские войны, и, конечно же, бесконечные битвы с Нелюдью. Владыки Мельина свято блюли завет, вершину не осквернили ни заступ, ни мастерок. Дворец, сам по себе похожий на крепость, почтительно оставался внизу, не дерзая подняться выше.

Широкая и чистая улица – по сторонам сады, невысокие сборные заборчики, за ними уютные особняки орденских придворных миссий – потом желтоватые с белыми колоннами стены самого дворца. После того как он перестал быть крепостью, архитекторы развернулись вовсю.