Читаем без скачивания Потрясатель Тверди - Александр Мазин

— Не страшно? — спросил еще раз Санти.

— Нет. Сейчас, парень, — нет. Вот при прежнем-то Владетеле — бывало. Я его не застал, но говорили такое, что и не повторишь. Народу извел — страсть. А как помер — сонанга все переиначила. Теперь почти как у людей. Если и замучают кого — за провинность. Этим уж сынок занимается — не госпожа. Сынок бы с папашей поладили. Но госпожа ему воли — хрен! Да я и ей не верю. Красноглазая есть красноглазая. Что у нее на уме? Хтон знает. Себя вот возьми. Ты кто есть? Схваченный. Хуже раба. А она тебя держит — никто тронуть не смеет. Зачем?

— Как — хуже раба? — удивился Санти.

— Ну, раб — он свой. Деньги за него плачены. А схваченный вроде преступника. Хотя кто их разберет, красноглазых? Один у них порядок: ты — ниххан! Но платят хорошо. И нанятых не обижают. Кто б у них иначе служил? Убирай парус, парень! Ты вот во Дворце живешь, может, поболе моего знаешь.

— А скажи, как отсюда в Ангмар весть подать? — осторожно поинтересовался Санти.

— Эко ты! Никак! Разве что Ортран или Сихон, Начальники Страж, помогут. Но от них не жди. Они хозяйке пятки лизать готовы. Иной раз стыдно смотреть. Что золото с людьми сотворяет! Кранцы-то, кранцы вывешивай!

Сиаса подошла к причалу, и Санти ловко набросил огон швартова на деревянный кнехт.

— Спасибо, мастер! — поблагодарил он, вылезши на пирс.

— Приходи, сынок! — отозвался Хорон. — Хоть кому я нужен в этом мире!

— Воины готовы, сирхар! Королева ждет!

— Много ли воинов, Клет?

— Три большие хогры, сирхар. Пешие.

— Невелика разница. Что донес беззаконник?

— Идут, сирхар. Все.

— Другим цены нет. Этого — боюсь.

— О сирхар! Ты — боишься?

— Мой страх — от бога, Клет.

— А не обойдут, сирхар?

— Нет. Пошевелю Лихо. Не сплоховали бы тонконогие!

— Три большие хогры, сирхар! Почти войско!

— На этого войско — в самый раз. Подай огненный прут, Клет. Плащ подай. Королеве скажи: иду! Пусть не ропщет. Три хогры! Одарю блаженством. Достойна. Жертва готова?

— Как повелел.

— Пусть ведут. Хаор Хаором, но и других умилостивить надо. Что за шум?

— Воины радуются, сирхар!

Почти две сенты воинов, каждый рядом со своим урром, выстроились на площади. Все солдаты Владения, кроме тех, кто занят был в караулах. Таир садился. Полхоры назад прошел дождь, и воздух пах цветами и мокрой травой.

«Две сенты — немного, — думала Нассини, пока рабы несли неторопливой рысцой ее паланкин вдоль замершего строя. — Но каковы! Каждый стоит двадцатерых!»

Сонанга вглядывалась в лица и с удовольствием наблюдала, как смущенные воины опускают взгляд.

«Каждого, каждого! — думала она. — Чтоб были верными. Чтоб были преданными! Золото — лишь золото. Золота мало. Помнить должны. Каждую минту вспоминать. С благоговением. Любить должны. Бояться и надеяться…»

Толпившиеся за воинами слуги вытягивали шеи, но мало что могли разглядеть за спинами солдат и широкими крупами урров.

Мугган, ехавший чуть позади матери, насупясь, глядел в ее обтянутый золотой сеткой затылок.

«Все — ее! — думал он. — Хоть бы один — мой! Хоть бы один паршивец! Сука! Вертишь мною, будто я тупоумный ниххан! Сука! Сука! Сука! Когда-нибудь я вспорю твое чрево! Бездонное подлое чрево! И затолкаю туда всю твою коллекцию!» Он представил, как будет выть антассио сонанга, как будет кататься по заблеванному ковру, а он будет стоять и… А потом… Мугган не представлял, что будет, когда он сам станет Владетелем, — все застилала пелена. Он вытер вспотевший лоб… И вдруг ему представилось: вот он — есть, а ее — нет! И сердце его захолонуло!

«Сука! Сука! Сука! — зашипел Мугган. Впрочем, губы его не произнесли ни звука. — Даже выпустить кишки тебе не могу! А эти твои!..» — Он с такой злобой уставился на ближнего воина, что того передернуло.

«Мясо! Мясо! Любуйся! Все твои! Зато я любого могу взять на клинок! Любого! Все знают! И ты знаешь, сука! Я — самый лучший!» — и утешенный этой мыслью, погладил урра между ушами. Зверь обрадовался нежданной ласке и довольно заворчал.

Носилки миновали последнего, и из глоток воинов разом вырвался рев. Владычица благосклонно кивнула. Воины, слуги, рабы — все облегченно вздохнули. Добра сонанга — никого не накажут. Третий день никого не наказывают. С тех пор как появился новый схваченный, юноша с зелеными глазами. Тиха сонанга — недаром злобится красноглазый. Тиха. Задумала что-то. Ну, подай боги милость — не меня коснется. Так думал каждый. День миновал. У ночи — свои заботы. Много еды, много веселья. Кто ценит каждый живой день — тот веселится вволю. Завтра, быть может, некому будет.

Мугган поднял урра на дыбы и погнал напрямик: через клумбы, через цветущие, искусно подстриженные кусты. Порыв ветра овеял Санти, когда всадник промчался в трех минах от него. Его собственная урра сердито рявкнула.

Юноша ощутил, что на него смотрят, и поймал взгляд Нассини. Ласковый-ласковый. И вдруг, без всякой причины, пробрал его озноб. И покрылся он холодной испариной. А сонанга все смотрела на него, смотрела… Санти уж совсем было решился подойти к ней, но тут Владычица тронула палочкой спину носильщика, и паланкин двинулся.

Санти потер ладонью шею. Вечер был теплый, а ему зябко.

— Гляди, вон стоит хозяйкин милостивец! — сказала подруге девушка-прислужница. — Что это с ним? Бледный, будто кровь выпустили?

— Не знаю, Алори! Слушай, а он, по-моему, на Рэти глаз положил, не заметила?

— Благодари богов, что не на тебя!

— Ну! Мальчик красивый!

— То-то твой бычок ему отсчитает!

— Уже! Побоится госпожи!

— Сказала! Ежели его сама привечает, быть тебе подружкой красноглазого!

— Хи-хи! Ничего он без моего хотения не сделает! Я обученная!

— Ножик возьмет — сделает!

— Что ты такое страшное говоришь!

— А что? Первый день ты тут, что ли? Про отца его, хозяйкиного мужа, еще и не то говорили. Кабы нас с тобой при нем купили, ты б поскромнее была!

— То тебя купили! Меня жрецы отдали. На семь лет.

— Вот и сиди тихо! А то возьмет тебя красноглазый и…

— О! Алора, не надо! Итак ночи от страха не сплю!

— От страха ли? — засмеялась девушка. — Поспешим! К ужину опоздаем — до темноты ничего не получим! — И обе побежали к роще сантан, где стояли домики дворни.

Подступивший вечер высветил искры созвездий, потускневшие, когда две луны выкатились из-за края неба и поплыли по самоцветному Пути Мертвых. Свет их не проникал через плотные кроны Веселой Рощи. Он не смешивался с оранжевым пламенем костров, не отступал перед ним, как перед сиянием множества масляных ламп внутри и снаружи дворца. Непроницаемы слоистые кроны даже для лучей Таира. Зато под ними там и сям плясали длинные веселые языки, уходил к черным листьям копотный дым. Веселая Роща! Крики и смех смешивались здесь с насмешливым бульканьем розового вина.