Читаем без скачивания Вселенная Разумная - Максим Карпенко

Наверное, более правильным будет называть это процветающее, прогрессирующее варварство, презрение к человеку и человеческой жизни, геноцид, равнодушие к экологии, маниакальную тягу к всеобщему взаимоубийству не зверством, а гуманизмом, как присущее только и исключительно человеку.

А. Кестлер, называя в качестве одной из таких параноидных тенденций обычай человеческого жертвоприношения, прослеживает его во всей истории человечества. От древних обитателей Скандинавии, от этрусков и ацтеков этот обычай складывался у самых разных цивилизаций, совершенно не связанных между собой, как проявление извращенной логики, к которой явно склонен наш биологический вид.

Австрийский этолог К. Лоренц доказывает, что способность человека к убийству себе подобных существ, относящихся к собственному биологическому виду, поистине уникальна.

Так где же все-таки, по мнению современных психологов, биологов, философов, пролегает та самая граница, что навеки разделила человека и животное? Заклинаниями, произнесение которых мгновенно ставит упомянутую уже границу, служат слова: «рефлекс», «язык», «инстинкты». Читаем у И. П. Павлова: «В развивающемся животном мире на фазе человека произошла чрезвычайная прибавка к механизмам нервной деятельности. Для животного действительность сигнализируется почти исключительно только раздражениями и следами их в больших полушариях, непосредственно приходящими в специальные клетки зрительных, слуховых. и других рецепторов организма. Это то, что мы имеем в себе, как впечатления, ощущения и представления от окружающей внешней среды как общеприродной, так и от нашей социальной, исключая слово, слышимое и видимое. Это — первая сигнальная система действительности, общая у нас с животными. Но слово составило вторую, специальную нашу сигнальную систему действительности, будучи сигналом первых сигналов. Многочисленные раздражения словом, с одной стороны, удалили нас от действительности, и поэтому мы постоянно должны помнить это, чтобы не исказить наши отношения к действительности. С другой стороны, именно слово сделало нас людьми…»

Итак, переиначивая Библию, можно сказать, что «в конце было Слово…» Значит, слово и явилось той границей, что навсегда отделила животный мир от человека. Но тогда куда же нам отнести глухонемого от рождение Герасима из «Муму»? Или слепоглухонемых от рождения детей, которые благодаря современным методам обучения хотя и остаются физически неполноценными, но в умственном отношении они становятся вполне разумными людьми, среди которых есть ученые? Если это все одни рефлексы, то давайте считать упомянутые методы обучения дрессировкой, а таких людей, в полном соответствии с учением Павлова, животными, со всеми вытекающими для них из этого последствиями…

А. И. Мещеряков, посвятивший всю жизнь воспитанию и обучению слепоглухонемых детей, пишет: «…экспериментально опровергается бытующая до сих пор идея о том, что человеческая психика рождается или просыпается только вместе с усвоением языка, речи. С нашей точки зрения, язык на первых порах лишь оформляет уже сложившиеся элементы человеческой психики, возникшие в актах предметно-практического поведения». Давно и неоднократно высказывались мысли о том, что при теснейшей всеобъемлющей связи мышления с языком в нашей психике, в аппарате головного мозга все же имеются и функционируют автономные системы — интеллект и язык.

В 1980 году Н. И. Жинкин серией экспериментов доказал, что мышление осуществляется в особой кодово-информационной системе, принципиально отличной от любого национального языка — средства общения. В этой связи интересны свидетельства многих авторов, рассказывающих о практике высоких йогов, свободно общающихся между собой, несмотря на незнание языка друг друга.

Теперь, в качестве примера, я хочу привести небольшую заметку, где автор демонстрирует образец трактовки поведения животных по Павлову. Заметка приводится почти полностью, с сохранением авторских кавычек: «Тщательное изучение жизни муравьев позволило выявить поразительное сходство общественной жизни человека и муравьев. Вот несколько примеров: только что родившиеся муравьи проводят свое детство в специальных «яслях» под надзором профессиональных «воспитателей», которые регулярно выводят малюток погулять за пределы муравейника. За больными ухаживают «врачи». Они ежедневно проводят профилактические осмотры, в случае необходимости, госпитализируют своих пациентов и даже оперируют их — ампутируют, например, поврежденные конечности. В Южной Америке обитают муравьи-«фермеры», которые засыпают землей трещины в стволах деревьев и засевают эти своеобразные поля различными культурами. В уборке урожая принимают участие все члены сообщества.

Некоторые муравьиные семьи используют для посевов участки вокруг муравейника. Собранные семена идут в пищу, а соломка — на строительные нужды. Существует у муравьев и церемония захоронения: «могильщики» относят усопшего на кладбище, расположенное неподалеку от муравейника, и предают его земле на глубине 2–2,5 см. Разумеется, здесь и речи быть не может о зачатках разума. По крайней мере, разума в нашем понимании. Большую роль в жизнедеятельности муравьев, по мнению, специалистов, играет сложная система врожденных инстинктов, чрезвычайно развитая у этих общественных насекомых».

Логично, видимо, предположить, что медведю-исследователю — если, конечно, ему придет в голову заниматься такими исследованиями — вряд ли покажутся осмысленными действия людей, работающих у конвейера или идущих в парадном строю: скорее, он придет к выводу о том, что это проявления «сложной системы врожденных инстинктов, чрезвычайно развитых» у этого двуногого млекопитающего.

Но однажды лед все-таки тронулся, и вот уже не столь одинок в своих, казавшихся ученому миру «дешевыми сенсациями, абсурдом», гипотезах Дж. Лилли, американский нейрофизиолог, еще в начале 60-х годов предположивший, что уровень интеллекта дельфина ничуть не ниже человеческого, а может быть, и выше; что дельфины обладают собственным языком, причем языком невероятно сложным. Исследователи определили, что при общении дельфины используют несколько сотен различных сигналов — примерно столько же, сколько слов мы используем при повседневном общении. Известно, что существуют определенные приемы, с помощью которых можно узнать, как устроена та или иная письменность. Аналогичный подход был использован при изучении графической записи звуковых сигналов дельфинов. Выяснилось, что сообщения дельфинов организованы примерно так же, как наша речь, но что эти сигналы — нечто большее по своему значению и информационному содержанию, чем наша лексическая единица языка слово. Иначе говоря, сигнал дельфина — что-то среднее между словом и фразой. Уже «установлено, что дельфины способны получать, обрабатывать и использовать информацию такого характера, которая выходит за реальные биологические потребности», Оставляя на совести автора цитируемой статьи туманное выражение «реальные биологические потребности», хочу отметить факт удивительного антропоцентризма, когда автор, собравший поразительные наблюдения, все же задает вопрос: «Зачем дельфину огромный, хорошо развитый мозг?» Автору, похоже, и в голову не приходит, что если нет забот о деньгах, автомобилях, ценах, экологических проблемах, телевизорах, наркомании, зубодолбежных станках, росте преступности, энергетическом кризисе и атомных бомбах, то мозги вовсе и не нужны. Неужели невозможно представить себе цивилизацию, ценности которой практически полностью воплощены не в создании и потреблении материальных ее плодов, а в мышлении и познании, в созидании сложнейших и изощреннейших философских и этических систем, в самопознании? Есть еще одно слово-заклинание — «труд», который, как известно, «создал человека». С этим не приходится спорить, но в еще большей степени, чем человека, труд создал человеческую цивилизацию — явление уникальное на Земле и, видимо, в наших окрестностях космоса.

И опять же труд, но в жизненно необходимой для существования расы мере, присущ не только человеку. Упомянем хотя бы тех же муравьев, чей труд к тому же является фольклорным примером для человека.

Не принято испытывать трудностей и при объяснении действий животных, не имеющих для них вроде бы никакой жизненной необходимости. Даже фантастически сложные игры ворон, о которых можно было бы написать огромную книгу, объясняются легко и просто чем-то вроде «обучения молодого поколения». Я хочу привести пример такой «внепрактической деятельности». К счастью, в первоисточнике эта прелестная история не была испорчена дидактическими разъяснениями.

Лесничий Том Бакли с Аляски, сидя перед телевизором в рождественскую ночь, вдруг почувствовал, что кто-то наблюдает за ним в окно.