Читаем без скачивания Хрупкая душа - Джоди Пиколт

Она слишком поздно поняла, что я рад дать защите лишнюю зацепку.

— Моя дочь, — сквозь зубы процедил я, — читает на уровне шестиклассницы. Она прочтет и эту статью, и, пожалуй, десятки подобных. Она услышит, как ее мать признается всему миру, что не хотела ее рожать. Так что вы, Марин Гейтс, сами ответьте мне на вопрос, как будет лучше: если я приду-таки в суд и сделаю всё возможное, чтобы загубить ваше дело, или если я останусь дома, чтобы Уиллоу могла обратиться за помощью хоть к кому-то, когда заподозрит, что никто не любит ее за непохожесть на других?

— Вы уверены, что для вашей дочери так будет лучше?

— А вы7. — задал я встречный вопрос. — Я не уйду отсюда, пока вы не дадите мне на подпись все необходимые бумаги.

— Вы же не думаете, что я смогу наспех что-то набросать в воскресенье утром, да еще и не у себя в офисе…

— Даю вам двадцать минут. Встретимся там.

Я уже собрался выйти на улицу, когда Марин остановила меня.

— Погодите. А ваша жена… Что она думает о вашем поступке?

Я медленно повернулся к ней.

— Моя жена обо мне не думает.

В тот вечер я Шарлотту не увидел. На следующее утро тоже. Я прикинул, что этого времени хватит, чтобы Марин сообщила Шарлотте о моем решении. И все же даже самый принципиальный человек подчиняется инстинкту самосохранения: я бы ни за что не вернулся домой без пары-тройки стаканчиков для храбрости. А поскольку я еще и коп, надо было дождаться, пока алкоголь выйдет из организма и я смогу вести машину.

К тому времени, если повезет, она уже будет спать.

— Томми! — окликнул я бармена, придвигая свой пустой бокал из-под пива.

В этот бар мы пришли вместе с ребятами после работы, но они уже все разъехались по домам, к женам и детям. Ужинать. Для предобеденного аперитива было уже слишком поздно, для ночных гулянок — слишком рано. Помимо нас с Томми, в баре сидел только один человек — старичок, обычно начинавший пить в три часа дня и прекращавший, когда за ним приезжала дочь.

Над дверью звякнул колокольчик, вошла какая-то дама. Под облегающим леопардовым пальто обнаружилось еще более облегающее ярко-розовое платье. Из-за таких вот нарядов прокуроры обычно и просерают дела об изнасилованиях.

— Прохладно на улице, — сказала она, усаживаясь на табурет рядом со мной.

Я не отрывал взгляд от дна своего пустого бокала. «А ты попробуй одеваться — может, согреешься», — подумал я.

Томми вручил мне новую порцию и обратился к женщине:

— А вы что будете?

— «Грязный» мартини, — сказала она и улыбнулась мне. — Вы не пробовали?

— Не люблю оливки, — ответил я, прихлебывая пиво.

— Я люблю высасывать перец, — призналась она, распуская волосы. Золотистые кудри хлынули ей на спину рекой. — Как по мне, пиво на вкус не лучше наполнителя для кошачьих туалетов.

Я рассмеялся.

— А вы пробовали?

Она вскинула бровки.

— А у вас разве не бывало так, что смотришь на что-то — и точно знаешь, какой у него вкус?

Она же сказала «что-то», верно? Не «кого-то», а «что-то»…

Я никогда не изменял Шарлотте. Даже мысли не возникало. Бог свидетель, мне по работе приходится иметь дело с множеством весьма доступных барышень. Возможность имелась. Если честно, даже сейчас, на восьмом году брака, я не хотел никого, кроме нее. Но женщина, на которой я женился, — та самая, что у алтаря обещала каждый день кормить меня ванильным мороженым, пускай оно и хуже шоколадного, — изменилась. Дома меня ждала другая. И эта женщина была от меня далека. И думала лишь об одном. И настолько хотела добиться того, чего у нее не было, что напрочь забывала о том, чем располагала.

— Меня зовут Шон, — представился я.

— Тэффи Ллойд, — ответила она, пригубив мартини. — Как конфета. Тэффи, я имею в виду, не Ллойд.

— Ага, я догадался.

Она прищурилась, всматриваясь в мое лицо.

— Мы с вами раньше не встречались?

— Думаю, я бы запомнил.

— Нет-нет, я уверена. У меня прекрасная память на лица… — Она осеклась и победно щелкнула пальцами. — Я видела ваше фото в газете! У вас дочка болеет, правильно? Как у нее дела?

Приподымая бокал, я подумал, слышно ли ей, как бешено колотится сердце у меня в груди. Она узнала меня по газетному снимку? Если она смогла, кто еще узнает меня?

— Всё хорошо, — скупо откликнулся я и залпом осушил бокал. — Мне как раз пора домой. К ней.

И черт с ней, с машиной! Пройдусь пешком.

Но не успел я встать, как ее голос остановил меня.

— Я слышала, вы пошли на попятную.

Я медленно повернулся к ней.

— Этого в газете не печатали.

Внезапно образ глупенькой блондинки растаял. Пронзительно-голубые глаза сверлили меня.

— Почему вы пошли на попятную?

Кто она? Журналистка? Это ловушка? Я слишком поздно ощутил профессиональную тревогу.

— Я просто хочу, как лучше для Уиллоу, — пробормотал я, второпях натягивая куртку и чертыхаясь на скомкавшийся рукав.

Тэффи Ллойд положила на стойку свою визитную карточку.

— Для Уиллоу будет лучше, — сказала она, — чтобы этот суд вообще не состоялся.

Кивнув мне, она накинула на плечи леопардовое пальто и вышла из бара, оставив едва начатый мартини.

Я взял визитку и провёл пальцем по рельефным чёрным буквам.

Тэффи Ллойд. Следователь.

«Букер, Худ и Коутс».

Я всё ехал и ехал. Ехал по знакомым маршрутам патруля, по гигантским восьмеркам, без конца петляющим, но все-таки сходящимся в центре Бэнктона. Я смотрел на падающие звезды и ехал туда, куда они, как мне казалось, падали. Домой я приехал за-полночь, когда глаза уже слипались.

Пробравшись в дом, я на ощупь крался в прачечную за простынями и наволочкой, когда вдруг ощутил страшную усталость. Не в силах устоять на ногах, я рухнул на диван и закрыл лицо руками.

Я одного не мог понять: как это зашло так далеко и так быстро? Еще вчера, казалось, я вылетел из этой адвокатской конторы — и вот Шарлотта уже назначила новую встречу. Запретить ей я не мог, но, честно говоря, не думал, что она пойдет до конца. Шарлотта не из тех женщин, что легко идут на риск. Но в этом я ошибся: Шарлотта вообще не думала о себе. Только о тебе.

— Папа?

Я поднял глаза и увидел тебя перед собой. Твои босые стопы были белыми, как у привидения.

— Почему не спишь? Поздно уже.

— Пить захотелось.

Я отвел тебя в кухню. Ты явно отдавала предпочтение своей правой ноге, и когда любой другой отец подумал бы, что его дочь просто не проснулась до конца, я забеспокоился о микротрещинах и смещении бедра. Я налил тебе стакан воды из-под крана и подождал, пока ты допьешь.

— Ну хорошо, — сказал я, подхватывая тебя на руки, потому что не выдержал бы душераздирающего зрелища, как ты карабкаешься по ступенькам. — Тебе давно пора спать.

Ты обхватила мою шею руками.

— Пап, а почему ты больше не спишь на своей кровати?

Я замер на середине лестницы.

— Мне нравится спать на диване. Удобнее.

На цыпочках, чтобы не потревожить сладко сопящую Амелию, я прокрался в вашу спальню и уложил тебя, подоткнув одеяльце.

— Если бы я не была такой, — сказала ты, — если бы у меня были нормальные кости, ты бы по-прежнему спал с мамой.

В темноте я видел блеск твоих глазок, яблочный изгиб твоей щечки. Я не стал тебе отвечать. Я не знал, что ответить.

— Спи давай. Уже слишком поздно для таких разговоров.

И вдруг, словно в кино, я увидел, кем ты будешь, когда вырастешь. Упрямой, волевой женщиной, беспрекословно сносящей все трудности, смиренным борцом — очень похожей на свою мать.

Вместо того чтобы спуститься в гостиную, я пошел в нашу спальню. Шарлотта спала на своей, правой стороне, рядом с ней зияла пустота. Я аккуратно присел на краешек матраса, стараясь не задеть ее, и растянулся прямо поверх покрывала. Затем перевернулся набок, чтобы стать эдаким зеркальным отражением Шарлотты.

Лежа в собственной постели, возле собственной жены, я чувствовал и приятную неизбежность происходящего и острый дискомфорт — словно, заканчивая собирать пазлы, втискивал последнюю деталь, хотя она явно не подходила по форме. Я смотрел на руку Шарлотты, сжатую в кулак, как будто она была готова сражаться даже во сне. Когда я коснулся ее запястья, ладонь раскрылась розой. А когда поднял взгляд, она смотрела прямо на меня.

— Это мне снится? — прошептала она.

— Да, — ответил я, и ее пальцы переплелись с моими.

Шарлотту снова клонило в сон, а я пытался найти границу, что отделяла ее от забвения. Но она уснула слишком быстро, я не успел уловить момент перехода. Я осторожно высвободил руку, на миг позволив себе понадеяться, что, проснувшись, она вспомнит меня. Понадеяться, что это оправдает мой поступок.

Жена одного моего сослуживца пару лет назад заболела раком груди. В знак солидарности мы все побрили себе головы, когда она начала ходить на химиотерапию. Мы всеми силами старались помочь Джорджу, угодившему в этот ад. А когда его жена излечилась и мы все вместе отпраздновали эго радостное событие, она — не прошло и недели — потребовала развода. Тогда мне казалось, что более черствой женщины я на своем веку не встречал. Как можно бросить мужчину, который поддержал тебя в самую трудную минуту? Но сейчас я начал понимать, что то, что казалось под одним углом полным отребьем, под другим может показаться произведением искусства. Возможно, нам действительно нужен кризис, чтобы познать самих себя. Возможно, жизнь сперва должна хорошенько тебя потрепать, чтобы ты осознал, чего от нее хочешь.