Читаем без скачивания В небе - гвардейский Гатчинский - Николай Богданов

Под крылом промелькнула железная дорога, мы развернулись вправо и вышли на нее. Где-то впереди должно быть Абганерово, а его все нет и нет. Хладнокровнейший человек штурман Сазонов стал нервничать: расчетное время давно истекло, а мы все не можем найти своих. Когда мы уже собрались развернуться и пойти на северо-восток, под крыльями самолета увидели колонны автомашин, танков и солдат - огромные черные черви на заснеженных степных дорогах. За считанные секунды, в которые мы пронеслись над войсками, успели разглядеть большие кресты на танках, грузовики, не похожие на наши. Стало ясно: заблудились и вышли совершенно не туда, куда надо, "промахнули" свои войска. Развернувшись на обратный курс, отдаю приказ стрелкам Акимову и Вишнякову и радисту Давыдову по моему сигналу подбросить фашистам огоньку, "погреть" хорошенько мерзнувшее гитлеровское войско. Как только мы вновь очутились над колонной, второй пилот Митрофанов включил сирену, стрелки одновременно застрочили по врагу из пулеметов. Самолет летел чуть в стороне от двигавшихся войск противника, так удобнее вести прицельный огонь. Фашисты заметались и в панике бросились врассыпную. Они, видимо, предполагали, что их атакуют штурмовики. Несколько мгновений, и мы потеряли их из виду. Не успел я спросить у штурмана, где мы находимся, как под нами показалась большая железнодорожная станция, забитая вражескими войсками и техникой. Противник открыл по нашему самолету ружейный и пулеметный огонь, наши стрелки в долгу не остались.

Главное, что мы "определились": железнодорожный узел Котельниково остался позади нас, впереди было Абганерово. Через три минуты вышли в район Абганерово. Летая все увеличивавшимися кругами, отыскали свои войска. Танкисты ожидали нас, приветственно махали шапками. В поле недалеко от колонны танков загорелся, задымил костер. Определяем направление ветра, снижаемся и проходим над площадкой в нескольких метрах от земли, ям и препятствий не видно. Выпускаем шасси, заходим против ветра и садимся вблизи костра. В облаках снежной пыли рулим ближе к тапкам, выключаем моторы. Сходим на землю и попадаем в объятия промасленных, чумазых, обветренных танкистов.

- Спасибо, братья-летчики, выручили нас, - пожимая мне руку, сказал один из старших командиров.

- Не ожидали вас, уж больно плохая погодка. Как вы только нас отыскали? - поинтересовался один коренастый, с лихо сбитым на затылок шлемом, бравый танкист.

Пока выбрасывали из самолета бочки с горючим и откатывали их в сторону, мы рассказали танкистам все, что видели в полете, о своих приключениях, о движении войск противника с запада к Котельникову и, конечно, похвалились, что "дали им прикурить".

Над нами кружились другие самолеты, нужно было улетать.

Запущены двигатели, проруливаю по ветру 700 - 800 метров, разворачиваюсь на 180 градусов и с коротким разбегом взлетаю. По нашему следу один за другим садятся Куценко, Волков, Марков и Кучеренко - об этом мне доложил связавшийся с ними радист.

В Большом Каракуле сесть не удалось - на аэродроме стоял густой туман, нас направили в Ленинск, что в десяти километрах восточнее Сталинграда. Там мы сели и остались на ночевку. В Ленинск перенацелили и остальные самолеты, их экипажи производили посадку уже при ограниченной видимости и в снегопаде. Погода на глазах ухудшалась, а в воздухе оставался еще самолет с молодым экипажем комсомольца Михаила Кучеренко. С ним не было связи. Все прилетевшие находились на командном пункте, нервничали и волновались: последнее наше убежище, аэродром в Ленинске, затянуло туманом. Наступали сумерки, а что с Кучеренко, мы не знали.

Вдруг над стартом, где горели стартовые огни и стартерист пускал в небо ракету за ракетой, прогудел самолет. Звук моторов оборвался где-то на окраине аэродрома, и больше мы ничего не слыхали.

Пока мы, расстроенные, судили да рядили, что сталось с экипажем Кучеренко, совсем стемнело. Казалось, что ждать уже бесполезно, но тут дверь на КП открылась, и с заброшенным за спину планшетом вошел Михаил Кучеренко, а вслед за ним и все члены его экипажа.

- Товарищ командир! Задание выполнил, все в порядке, - спокойно отрапортовал мне Михаил. Глаза у него озорно блестели.

- Где ты сел? Где твой самолет?

- Как - где? Сел здесь, как все вы. Самолет мой стоит на самой границе аэродрома: не видно было, куда зарулить.

- Вот здорово! "Не видно, куда зарулить". А как же ты сел?

- Очень просто. Когда я подошел к аэродрому, с севера граница летного поля была еще не закрыта туманом. Сориентировался и пошел на посадку. Нырнул в туман, случайно попал на огни и, так, тихонечко добирая штурвал, приземлился. Знал, что промазал; крепко притормозил. Остановились чуть за границей летного поля.

- А почему связь не держал?

- На маршруте попадал в облака, цеплялся за их нижнюю кромку, сильно обледенела антенна. При попытке убрать ее - оборвалась.

Следовало хорошенько отругать Кучеренко за то, что рисковал экипажем и садился в тумане. Но, с другой стороны, в сложившихся условиях как бы поступил иной на его месте? Похвалить его или потом, наедине, отчитать хорошенько?

Самым важным было то, что молодой летчик на наших глазах настойчиво постигал летное искусство, набирался опыта, чувствовал, что у него окрепли крылья, и в исключительно сложных метеорологических условиях он не растерялся, мгновенно оценил и использовал представившуюся благоприятную обстановку, посадил самолет в тумане. Этой посадкой он словно перешагнул рубеж, где кончается молодость, учеба, стал зрелым летчиком, способным летать наравне с нами. Радовался я за него и поэтому при всех похвалил, крепко пожал его руку.

Молодежь наша мужала и крепла, еще один сегодня стал на "свое крыло".

В скором времени полевой аэродром в Ленинске стал основной нашей базой и с него вплоть до полного уничтожения вражеской окруженной группировки, до февраля 1943 года, мы летали на боевые задания. Трудностей на этом аэродроме было много. При напряженных боевых действиях не хватало горючего и боеприпасов. На доставку того и другого уходили время и силы. Негде было размещать личный состав. Небольшая столовая не в состоянии была своевременно накормить всех летчиков, техников, многочисленные команды. С продуктами бывали большие перебои. Правда, иногда с питанием нам помогали... гитлеровцы.

После уничтожения Тормосинской и Котельниковской группировок армия Паулюса снабжалась только по воздуху. Гитлеровское командование, используя имевшиеся в большом количестве транспортные самолеты Ю-52, доставляло окруженной группировке продовольствие, боеприпасы и горючее.

Случилось так, что в одну из ночей наша приводная радиостанция на аэродроме работала на волне, близкой к волне радиостанции окруженных вражеских войск. Погода была плохая. Немецкие экипажи, по ошибке настроившие свои радиокомпасы на нашу станцию, выходили к нашему аэродрому и из-за облаков сбрасывали продукты на парашютах.