Читаем без скачивания Тибо, или потерянный крест - Жюльетта Бенцони

«Выслушав эти слова, — написал впоследствии Гийом Тирский, — мы с изумлением осознали, насколько коварен этот человек и насколько бесчестны его замыслы. Король так благосклонно его принял, — он же забыл о том, как подобает вести себя гостю, насмеялся над законами наследования и начал плести интриги с тем, чтобы лишить Его Величество престола».

Тогда Бодуэн написал ему очень резкое письмо, призывая соблюдать приличия: принцесса не может снова выйти замуж раньше, чем через год, а Гийом де Монферра умер всего три месяца назад. Помимо этого, руку дочери короля и племянницы императора, — если говорить об Изабелле, — нельзя отдать первому встречному. Поняв, что зашел слишком далеко, Филипп попросил, чтобы ему поручили выбрать кого-нибудь вполне достойного, но имени не назвал. В этом бароны ему решительно отказали.

Византийцы тем временем начали терять терпение. Им нужны были войска графа Фландрского, и последние распоряжения императора состояли в том, чтобы ни в коем случае не принуждать иерусалимского короля отказываться от собственных войск для того, чтобы сопровождать другие. Андроник Ангел и Иоанн Дука в подтверждение своих полномочий показали ему золотую императорскую буллу, и тогда непредсказуемый Филипп нашел другую отговорку: он не хотел, чтобы он и его войска подвергались опасности «умереть с голоду», он лично всегда ведет своих людей только туда, где царит изобилие: «они не смогут терпеть лишения». Зато он охотно поможет им служить Христу в каком-нибудь безопасном месте.

Дальнейшее нетрудно было предвидеть: его в один голос обвинили в трусости, а он разгневался, — что и понятно, ведь дойди о нем такой слух из Святой земли, и весь христианский мир на него ополчится. Тогда он решил, что выполнит все обряды паломничества, после чего подумает, где именно мог бы проявить отвагу.

Эта комедия продолжалась всего-то две недели, но Бодуэна она так истерзала, что он снова слег. Византийские послы, преисполненные сострадания и восхищения его мужеством, предложили на несколько месяцев отложить египетский поход. Тогда же они известили короля о том, что граф Фландрский только что покинул Иерусалим и отправился в Наблус и что это сильно их встревожило. Бодуэн тотчас призвал к себе Гийома Тирского:

— Что ему там делать? Не сумев заполучить мою сестру Сибиллу, он рассчитывает взять в заложницы мою сестру Изабеллу, чтобы выдать ее замуж за кого ему хочется и таким образом приблизиться к императору?

— Вполне возможно. Теперь мы достаточно хорошо его знаем, чтобы понять, что от него можно ожидать чего угодно.

— И что вы мне посоветуете, друг мой? Темные глаза канцлера лукаво заблестели.

— Мой совет будет кратким, Ваше Величество, он заключается в одном имени: Ибелин!

— Вы хотите, чтобы я разрешил королеве Марии выйти замуж за Балиана? Я правильно понял?

— Совершенно верно, и я думаю, что надо поторопиться и немедленно написать ей об этом. Позвать вашего секретаря? Разумеется, если вы согласны.

— Что за вопрос! Это замечательная мысль, лучше не придумаешь... Наследство, доставшееся ей от мужа, превратится в приданое, а Балиан сумеет защитить ее владения от любого вторжения. Я пошлю к ней...

— Позвольте дать вам еще один совет, Ваше Величество: пошлите к ней самого Балиана с его людьми. Он доберется быстрее любого другого, потому что любовь подгоняет, как хороший хлыст.

— Ты поедешь с ним, Тибо! — обернувшись к своему щитоносцу, произнес король. — С моим знаменем и моим щитом, чтобы все знали, что я желаю этого брака. Иди, собирайся! А потом я передам тебе подарок для невесты! И пусть свадьбу сыграют немедленно!

Юноша не заставил просить себя дважды — и часом позже уже скакал рядом с сияющим от счастья и гордости Балианом д'Ибелином. Он тоже чувствовал себя совершенно счастливым при мысли о том, что вскоре увидит Изабеллу, от которой у него вот уже год как не было никаких известий. Вспомнил он и Ариану — интересно, подумал он, по-прежнему ли она там, рядом со своей принцессой? Он долго опасался, как бы она не совершила из-за своей великой любви к Бодуэну какого-нибудь безрассудного поступка. Она так надеялась, что ей позволят жить в его тени, что она больше никогда с ним не расстанется, — пребывание в Наблусе должно было казаться ей жестоким изгнанием, ссылкой... Как бы там ни было, вряд ли она вернулась в Иерусалим, Тибо осведомлялся о том, что происходит в доме ее отца. Торос теперь был счастливым супругом совсем юной женщины, которую он осыпал драгоценностями, и, похоже, забыл даже самое имя собственной дочери.

Королевский щитоносец вскоре получил ответ на свои вопросы: когда он следом за Балианом вошел в парадный зал, где среди всех своих домочадцев сидела вдовствующая королева, он тотчас увидел Ариану в первом ряду женщин, собравшихся вокруг небольшого серебряного, украшенного эмалью трона, на котором восседала Мария Комнин. Изабелла устроилась на квадратной бархатной подушке у ног матери, они с Тибо одновременно друг другу улыбнулись, и ему пришлось сдержать непомерную радость, чтобы не нарушить торжественности минуты... И в самом деле, пока Мария читала письмо от пасынка, в зале царила глубокая тишина.

Закончив читать, Мария встала и, держась очень прямо в своем лиловом, шитом жемчугом платье, подошла к Балиану, а тот опустился на колени и с сияющей улыбкой протянул ей обе руки.

— Вот вам моя рука, мессир Балиан, и мое слово, и мое сердце! Наш возлюбленный король не только соблаговолил дать свое согласие на наш брак, но и велит нам сыграть свадьбу немедленно. Отныне вы — хозяин здешних мест!

Он поднялся с колен, поцеловал ее в губы, и они вдвоем отправились в часовню, чтобы возблагодарить Господа за дарованное им счастье и помолиться о короле. Приготовления к брачному обряду должны были начаться сразу же, и начаться одновременно во дворце и в городе, поскольку о событии следовало возвестить на улицах, чтобы каждый мог принять участие в празднике. Весь Наблус будет с радостью готовиться к торжеству, — ведь все население города не может не ликовать от того, что греческая принцесса, владычица этих мест, упрочит свои связи с королевством, став женой одного из самых знатных и самых отважных его баронов.

Не радовался один только Филипп Эльзасский. Он надеялся уговорить Марию выйти замуж за одного из его людей, чтобы установить с Византией новые связи независимо от тех, которые издавна соединяли ее с франкским королевством. Что же касается юной Изабеллы, — ее мать во время достаточно напряженного разговора, который между ними состоялся, объявила, что рука ее дочери только что была обещана сыну басилевса; это было бесстыдной ложью, но ничего другого ей в ту минуту в голову не пришло; впрочем, этот грех ей был легко отпущен.