Читаем без скачивания In vinas veritas - Александр Бруссуев

То есть характер у этих двоих должен быть будь здоров!

И они поддаются его воздействию, как бы ни противились. Но, что очень странно, иногда контакт устанавливается не в пример легче, нежели за сутки до того. Хотя, не стоит на это обращать внимания.

Немо шел по направлению к своему маленькому гостевому домику, чтоб там выслушать отчеты о работе, представляемые ему лично одним из новоявленных мессий этого мира, а на самом деле своим бывшим старпомом, по временам старого доброго «Наутилуса».

Забавно вспомнить слова, которые выдал, терзаемый волей Немо, этот морской инженер.

«Что ты знаешь про одиночество, индус? Для тебя это всего лишь образ жизни, состояние души, к которому ты настолько привык, что ничего другого и не представляешь! Поэтому ты никогда не поймешь, что значит, оказаться, вдруг, вдалеке от родственных душ, один на один с морем. Неважно, что рядом люди, так называемый экипаж, и для скуки нет времени, потому что зачастую нет возможности просто поспать сколько-нибудь, боле двух часов. Все равно — это одиночество, это просто ужас, который можно побороть, лишь прикладывая достаточно много усилий. Стратегию борьбы каждый вырабатывает сам. Некоторые пьют. А ты стараешься не оставить себе времени, когда можно уставиться в подволок и жалеть себя. Убираешь из каюты все календари, чтоб не травмировать себя числами. И в то же время, во время работы, когда руки заняты, а голова — не очень, начинаешь манипулировать датами. Вспоминаешь, что было в этот день год, два, три, пять, десять, двадцать лет назад. Какую часть контракта уже покрыл, какое число будет, если от всего срока вычесть уже прошедшее время. Начинаешь разбивать оставшееся время на более мелкие составляющие — от даты, к дате. И тому подобное, обманываешь себя подсчетами и пересчетами. Ждешь любой возможности, чтоб послать домой эсэмэску, получить обратно весточку, позвонить при первом же удобном случае. А перед звонком начинаешь ужасно нервничать — ведь это только для тебя после отъезда на пароход время остановилось, дома же жизнь продолжается: радости, горести, болезни и новые цены, трагедии и праздники близких и друзей. Боишься новостей — вдруг, они не хорошие! Начинаешь контролировать себя, потому что замечаешь, что пытаешься разговаривать сам с собой — а это ведь не вполне нормально! Включаешь музыку на полную громкость, если, конечно, не надо слушать аварийную сигнализацию, поешь песни, кривляешься перед зеркалом, танцуешь странные танцы. И все это в одиночестве, закрыв дверь в каюту, чтоб никто не увидел. А добавишь к этому штурманский произвол, равнодушную политику со стороны компании, которая считает ниже своего достоинства заблаговременно предупредить о столь ожидаемой замене — вот тебе и балансировка на грани кризиса. Сорвался — остановиться крайне трудно. А смысла, кроме испорченных нервов и репутации — ни на грош.

Вот это все — настоящее одиночество, просто кошмар какой-то».

Немо усмехнулся, вспоминая свое далекое прошлое. Где-то неподалеку, то ли из распахнуто окна, то ли из открытой дверки припаркованного автомобиля доносился менторский голос Игги Поппа в сопровождении нестройного хора утомленных девиц, вещавшего что-то, типа «в машине смерти мы все живые». Почему-то он представлялся в женском платье и кашпо, как в фильме «Мертвец».

36

В те далекие годы, когда Индия страдала под пятой английской колонизации, в первой половине девятнадцатого века, местами вспыхивали отчаянные бунты местных жителей. Поднять мятеж было легко: вооружить десяток людей, показать им беззащитную английскую мишень — и вот уже сотня человек бегает, потрясая кулаками в поисках белых, опьяненные кровью первой жертвы. Главное — успеть вовремя обеспечить их оружием. В одном из таких восстаний, «восстании сипаев», довелось активно участвовать юному, ослепленному ненавистью, индусу. Конечно, он тогда и не предполагал, что со временем забудет свое истинное имя, отдав предпочтение называться «капитаном Немо».

Восстание вспыхнуло ослепительно ярко, англичан резали, где только можно, воодушевляясь на их страданиях. Даже когда появились регулярные войска, жажда крови толкала мятежников на штыки и пушки. Но не зря полмира было покорено жителями туманного Альбиона — лучших солдат найти было нельзя. А уж бойцами они были первоклассными, впрочем, такими они и остались по сей день. Только лень ныне мешает жителям Британских островов, к примеру, быть полновластными хозяевами профессионального боксерского ринга.

Сипаев подавили быстро и страшно. Казнили сотнями: кого, для пущей важности, расстреливали из пушек, кого по старинному индийскому обычаю топтали слонами, управляемыми теми же индусами, кого просто вешали или лишали роста на голову. Пощады не было никому.

Юный Немо, с ног до головы покрытый чужой кровью, был пленен и помещен в бамбуковую клетку. Ему выпала «честь» оказаться вместе с другими несчастными в роли приманки для тигра на предстоящих охотах. Бешенство клокотало в его груди, сердце, казалось, разорвется от ярости. Но вместо того, чтобы тщетно бросаться на решетку и выть в бессилии, он принял позу лотоса и отрешился от всего сущего. Со стороны даже нельзя было определить, дышит он, или нет. Солдаты приходили смотреть на него, отказавшегося от пищи, как на циркового артиста, кололи пиками, чтобы убедиться в жизни, теплившейся в теле. Кровь текла крайне неохотно и быстро сворачивалась, а Немо никак не реагировал на раны. Он продолжал сидеть в углу клетки, безучастный ко всему.

Йогой ему, конечно, приходилось заниматься, но он бы сам первым удивился, если бы кто-нибудь предположил, что он сможет впасть в такой долгий транс. Тем не менее, душа его полностью отрешилась от тела и скользнула прямо к звездам. Сколько времени это продолжалось — сказать невозможно: может быть, несколько секунд, а, может, и несколько недель. Но чернота космоса была не пустынна: адский хохот сопровождал его иногда, иногда дивная музыка. А однажды раздался громоподобный голос: «Что ты хочешь?»

Немо не мог ответить, только ощутил бессильную ярость и всеподавляющую жажду мести.

Прозвучал тот же жуткий хохот со словами: «Он мой!», и Немо кувырком полетел обратно в свое тело.

В клетке менялись посетители: одни уходили на охоту, других привозили взамен. А он продолжал сидеть в своем углу, как статуя, как достопримечательность. К нему приходили целые экскурсии, еду уже и не оставляли, заподозрив других заключенных в ее пожирании. Колоть пиками тоже перестали, лишь изредка принюхиваясь: не завонял еще?

Но пришло время — и Немо открыл глаза. Была ночь, поэтому это движение век не было замечено никем — охрана болталась где-то вдалеке, ее даже не было видно, сокамерники храпели, набираясь сил для следующего дня — а вдруг завтра охота?