Читаем без скачивания Правитель страны Даурия - Богдан Сушинский

– Скоты, – едва слышно проговорила террористка. – Какие же вы скоты!

– Вы, сударыня, пока что не в состоянии понять, что если бы к вам начали применять сугубо национальные методы пыток: например, бить палками по пяткам, сажать на подрезанные ростки бамбука или на муравейник, растягивать на канатных подвесках, то обо всем, что с вами происходило до сих пор, вы вспоминали бы, как о райском сне.

– Он прав, мадам, – проворчал главнокомандующий. – Вы должны были знать, куда и с какой целью шли.

– А вы считаете, я не понимала этого? – едва выговаривала слова обреченная. Некогда красиво очерченные губы её распухли до предела, и просто непонятно было, как она умудряется владеть ими при попытке произнести что-либо членораздельное.

– Тогда что же вас возмущает?

– К своей гибели я шла совершенно осознанно. Убить вас вызвалась сама, и тоже вполне осмысленно.

– То есть хотите сказать, что сами попросили направить вас в Маньчжурию, чтобы убить меня? – тяжело опустился на один из двух стоявших здесь стульев генерал.

– Представьте себе… Другое дело, что НКВД давно искал такого человека. Вот я и подвернулась.

Семёнов устало, по-стариковски развел руками, давая понять, что в таком случае ничем не способен помочь ей. Даже не в состоянии посочувствовать.

– Хорошо, тогда как понимать ваше стремление? – вмешался в их диалог подполковник Имоти. – У вас были личные мотивы, заставлявшие прибегнуть к покушению на генерала Семёнова?

– Это уже допрос?

– Чисто человеческий интерес. Я не следователь. Обычный японский офицер, сопровождающий господина командующего.

– Личные тоже, естественно…

Имоти выждал несколько секунд, надеясь, что Лукина продолжит свое признание, однако она сочла его исчерпывающим.

– Следует понимать так, что кто-то из вашей семьи погиб в бою с семёновцами: отец, муж, сын? Хотя простите… С сыном я поторопился.

– Вся моя семья была расстреляна карателями фон Тирбаха. Особая карательная дивизия семёновской армии – позвольте вам напомнить.

Имоти с любопытством взглянул на генерала, словно он мог припомнить этот случай или же попытается отрицать его.

– Скажите, а коммунист-энкавэдисты никого из вашей родни не расстреляли, не посадили в тюрьму, не сослали? – все с той же вселенской усталостью в голосе поинтересовался Семёнов.

– Нет, – с вызовом ответила террористка.

– И никто из ваших близких, односельчан или горожан от них не пострадал? Что молчите, сударыня? Мне кажется, что, по крайней мере, миллион русских баб имеет теперь право вооружиться и двинуться на Кремль, чтобы отомстить Сталину, Берии и всем прочим за те репрессии, которые они чинят против своего народа.

– Только они?

– Не скрою, грешен. И на мне крови немало. Только ведь не я затеял всю эту бойню в октябре семнадцатого, товарищ Лукина, видит Бог, не я. И тот, кто затевал её, прекрасно понимал, что революция, а следовательно, и неминуемая в таких случаях гражданская война – дело кровавое, братоубийственное, а потому морально грязное, в соболях-алмазах… Попробуйте-ка возразить старому рубаке Семёнову.

– Отвечайте на вопрос генерала, – жестко приказал ей подполковник.

Террористка молчала, уронив голову на оголенную, еще не увядшую грудь, призывную прелесть которой Семёнов успел заметить даже в короткие минуты их «покушенческого» свидания.

– Кто конкретно прислал вас сюда? – спросил Семёнов, теряя интерес к этой даме. – И откуда: из Москвы, Читы?

Закрыв руками лицо, Лукина продолжала молчать.

– Заговорит, – пообещал Имоти. – Еще два-три часа сексуальной пытки, и она расскажет все. Предложил бы и вам, господин генерал, поразвлечься, но, боюсь, побрезгуете.

Семёнов метнул на Имоти гневный взгляд: как этот полуазиат вообще мог позволить себе думать такое, и решительно направился к двери.

– Может, вы все же облегчите душу свою грешную исповедью, госпожа наемная убийца? – спросил он, уже стоя в проеме двери. И лишь когда до него донеслось едва слышимое «Мне сказать нечего! Я своё уже сказала», вышел из камеры.

– Пока не трогать, – по-японски бросил Имоти ожидавшему их за дверью лейтенанту. – Никого к ней не впускать. Она еще пригодится.

– Так зачем вы приводили меня сюда, подполковник? – угрюмо спросил Семёнов, когда они вновь сели в машину. – Только откровенно. Чтобы убедить, что Лукину подослала не ваша контрразведка?

Несколько минут Имоти ехал молча, и генералу даже показалось, что он попросту не расслышал его слов.

– Вы с подозрительностью относитесь к Сото, господин командующий. Мы ведь уже не скрываем, что она является нашим агентом, но вы должны понять, что командование Квантунской армии обеспокоено вашей безопасностью. В течение двух лет это уже четвертая попытка покушения, разве не так?

– Какие конкретно предложения?

– Сото. Мы предлагаем вам Сото. В качестве служанки, любовницы, личного секретаря, телохранителя. Она сгодится на все случаи жизни. Кому придет в голову, что эта маленькая хрупкая японка прекрасно подготовлена в разведывательно-диверсионной школе, владеет множеством приемов джиу-джитсу и неплохо «читает» лица своих клиентов, то есть обладает даром предугадывания их мыслей и поступков?

– Так ведь можно же было сказать об этом попроще, в соболях-алмазах, а не подсовывать её, как подстилку.

– Мы «попроще» не можем, господин командующий, не умеем, – рассмеялся Имоти. Он смеялся впервые за все время их знакомства. – Иначе развеяли бы легенду о нашем особом, японском коварстве.

– Вы правы, – обреченно вздохнул генерал. – Я уже должен был смириться со всем. В том числе и с коварством.

– Для начала влюбитесь в Сото. Не грешите против истины, это ведь совсем несложно.

– Весь ужас в том, что сей этап собственного «усмирения» я уже, кажется, прошел.

– Почему же заявляете об этом столь неуверенно?

– Уже хотя бы потому, что слишком много здесь всего такого… неуверенного, – повертел рукой Семёнов. – Мне подсовывают какую-то бабёнку… Подкладывают нагло… И я должен молча и смиренно проглатывать, в соболях-алмазах!

– Когда вы собираетесь выразить какую-то очень важную мысль, господин командующий, вам не нужно тратить много слов. Достаточно произнести это свое «в соболях-алмазах». И всему штабу бессмертной Квантунской императорской армии все станет ясно, – рассмеялся подполковник.

– А ведь бывают случаи, когда больше и сказать-то нечего. Кстати, до меня… эта самая Сото… С кем она была?

– Ну, это уже откровенная ревность, господин генерал!

– И все же. Утешала генерала Судзуки? Нет?

– Успокойтесь, нет.

– Но она хотя бы замужем?..

– Её муж был истинным самураем. Служил на Филиппинах. Когда его попытались взять в плен, совершил обряд харакири.

– Ишь ты, вдова самурая, значит? А её родители?

– Теперь у неё уже не осталось никого. Последняя из древнего самурайского рода, но вам известно, что она племянница бывшего премьер-министра принца Коноэ.

– Коноэ?! – вновь воскликнул Семёнов.

– Почему вас так удивило это сообщение? Странная реакция на имя принца.

Прежде чем ответить, генерал-атаман пристально всмотрелся в выражение лица подполковника.

– А почему оно не должно удивлять меня?

Имоти промычал что-то нечленораздельное и непонимающе уставился на генерал-атамана. Только поняв, что вразумительный ответ последует нескоро, он пожал плечами и пробубнил:

– Понимаю, в глазах императора принц «потерял лицо», но…

– …Да мне наплевать на то, что Коноэ оказался замешанным в шумном шпионском скандале. О нём мне, кстати сказать, мало что известно.

– Ошибаетесь, генерал, скандал не был и не мог быть «шумным». Премьер-министр генерал Тодзио, пришедший на смену Коноэ, сделал все возможное, чтобы как можно меньшее количество людей узнало об истинной причине отставки принца, поскольку речь шла о члене императорской семьи. Он не мог допустить, чтобы вслед за Коноэ потерял лицо и сам император. Тодзио счел неудобным публично обсуждать создавшуюся ситуацию, хотя именно он яростнее всех добивался отставки принца. Замечу, что засекречиванием этой информации занимался сам главный адъютант императора генерал-лейтенант Сигеру Хондзио[59].

– Неужели кто-то посмел заподозрить принца Коноэ, премьер-министра Японии в связях с русским шпионом Рихардом Зорге? – скупо ухмыльнулся атаман, позволяя втягивать себя в обсуждение событий, которые на самом деле мало интересовали его в эти минуты.

– Нет, конечно. Просто уход принца в отставку с поста главы правительства был вопросом чести. Он ушел, и проблема была исчерпана. По крайней мере, для императорского двора, поскольку самому Коноэ пришлось ответить на несколько очень неприятных вопросов имперского следователя по особо важным государственным делам. Правда, тот навещал Коноэ уже в больничной палате, в которую принца буквально принудили лечь, но это уже не существенно. Если же быть точным, то русским агентом оказался его советник и личный секретарь Ходзуми Одзаки[60]. Именно он был завербован Зорге и в течение длительного времени оставался активным информатором «русского германца».