Читаем без скачивания Вернейские грачи - Анна Кальма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мальчик отрицательно мотнул головой. Огромные блестящие глаза Жюжю были устремлены на огонь. Он точно впитывал в себя праздничный танец красок, песню — такую сильную и чеканную, глубокий бархатный аккомпанемент тьмы. Но вот глаза его устремились куда-то дальше, за костер, в черноту, сгустившуюся у Толстого Луи. Тэд проследил за его взглядом и увидел Мать. Она сидела, закутавшись в темную шаль. Свет костра выхватывал из ночи только ее лицо: подбородок, сомкнутый рот, темные провалы глаз. И такое это было скорбное лицо, что Тэд на минуту усомнился: да полно, не ошибается ли он? Та ли это госпожа Берто, Мать грачей, которую он привык видеть всегда такой бодрой, жизнерадостной, улыбающейся? И еще одна пара глаз исподтишка, по-женски сострадательно смотрела на Мать. Засуха, жалкая, маленькая Засуха, наблюдала за Марселиной — первым другом в своей одинокой жизни.
Жанна, Жанна, помнишь день —Шла ты с нами вместе?Жанна, Жанна, в этот деньПартизанской мести…
— Это песня отряда, в котором сражались Мать и Тореадор, — быстрым шепотом сказал Жюжю. — Они принесли ее с собой в Гнездо и научили нас.
Сейчас Марселина не участвовала в хоре. Она только слушала, слушала, далеко унесенная воспоминанием о голосе, который тоже некогда пел: «Жанна, Жанна, помнишь день…»
Толстый Луи как будто поглощал звуки. Слова песни замирали, затерявшись где-то в его непроницаемой кроне.
— Тоже музыканты! — презрительно прошептал Рою Фэйни. — Кто в лес, кто по дрова. А на губной гармонике этот Жорж вовсе не умеет играть. Я куда лучше играю.
— Так пойди и докажи, — вмешался Тэд, уловивший его слова. — Нечего зря трепаться! Они играют очень хорошо.
— Иди к господину Рамо, скажи, что хочешь выступить, — подхватил Дэв Ванами. — Грачи будут очень рады. Не знал я, Фэниан, что ты завистлив, — прибавил он.
— А я с тобой не желаю разговаривать, — обозлился Фэйни. — Я с Мэйсоном говорю…
— Что ж, пойди и сыграй на гармонике, если уверен, что можешь утереть им нос, — усмехнулся Рой.
— Да ну, не стоит с ними связываться! — махнул рукой Фэйни и шепнул в самое ухо Роя: — У нас совсем другая задача, ты же знаешь…
Рамо, который только что подтягивал басом «Жанну», громко объявил:
— А сейчас перед вами, уважаемые слушатели, выступит знаменитый фокусник, чревовещатель и юморист Жорж, по прозванию «Великолепный», или, проще, «Челнок».
Раздался дружный смех. В центре круга появился Жорж, который уже успел заменить губную гармонику обыкновенной тарелкой. Впрочем, нет, тарелка эта вовсе не была обыкновенной. В руках Жоржа она мгновенно превратилась в тарелку летающую, вертящуюся, как волчок, прыгающую, как заяц, — словом, в волшебную тарелку. Потом Жорж взялся за обручи-серсо, которыми он начал ловко жонглировать. В свете костра мелькали, мельтешили, взлетали его руки и обручи.
Но на жонглировании таланты Жоржа не исчерпывались. Он был искусным «чревовещателем». Целый птичий двор вдруг закричал голосами индюков, кур и гусей. Жорж так хорошо подражал птицам, что ребята восторженно зааплодировали.
Жорж откашлялся и поднял руку, призывая к тишине.
— Я хочу вас что-то спросить, ребята. Что вы считаете самым страшным несчастьем в жизни человека?
— Не знаем!
— Разные бывают несчастья!
— Сам скажи! — послышалось со всех сторон.
— Самое страшное несчастье — это когда человек собирается с большим аппетитом и удовольствием рассказать анекдот, и вдруг оказывается, что анекдот все уже давным-давно знают, — объявил Жорж. — Однако, уважаемые слушатели, я намерен избегнуть такого несчастья. Я расскажу вам анекдот, которого вы еще не слышали.
Он оглядел весь круг с видом профессионального юмориста и продолжал:
— Представьте себе маленькую железнодорожную станцию. На платформе стоит начальник станции и свистит. Поезд отходит. Тогда к начальнику станции подбегает маленькая белая собачка. Она смотрит на него с жалостью: «Ав! Ав! Бедный! Свистишь, зовешь его, а он все-таки тебя не послушался и ушел…»
Сидевшие вокруг костра захохотали. Очень уж хорошо изобразил Жорж в лицах и начальника станции и маленькую собачку.
— Ну и анекдот! — опять не выдержав Фэйни. Успех Жоржа не давал ему покоя. — Щекочите меня хоть до завтра, я не рассмеюсь… Вот я рассказал бы, все просто полегли бы от смеха… А то выискался тоже комик! Ослоумный он, а не остроумный.
— Так пойди и расскажи, — с раздражением сказал Рой. На этот раз бахвальство приятеля вывело из терпения и его. — Нечего хвастать зря!
— Его анекдоты такие, что при девочках их и рассказывать нельзя, — вмешался Тэд. — А расскажи он их при госпоже Берто, нас всех, наверное, выгнали бы из Гнезда.
— Да, это уж такие анекдоты, — подхватил Дэв.
— Что ты знаешь, верблюд несчастный! — вскипел Фэйни. — В школе водил дружбу с негритосами, а здесь держит руку этих грачей! Вот погоди, я тебе еще покажу!
Грачи стали оборачиваться, прислушиваться, пересмеиваться. Рой схватил приятеля за рукав.
— Если ты сейчас же не замолчишь… — прошептал он с такой злобой, что Фэйни мгновенно смолк.
Рамо захлопал в ладоши, призывая к вниманию.
— Теперь мы опять споем, только веселую. Сюзанна, Ксавье, ну-ка, запевайте «Под старым дубом».
— Вот это уж моя песня, — сказал Жюжю, гордо поглядывая на гостей. — Я ее сам сочинил, а Рамо подобрал музыку.
Два задорных голоса — девочки и мальчика — зачастили:
Под Волчьим Зубом,Под старым дубом,Стоит наш дом.Лишь день настанет,Грач каждый занятСвоим Гнездом…
Рамо взмахнул рукой, и грянул хор:
Строгает-пилит,Стирает-мылит,Читает, шьет,Канавы роетИль стены строит —Всегда поет…Грачу каждый труд по плечу.Здесь каждый с охотою трудится.И радостно знать грачу,Что скоро мечта его сбудется…
Подмывающий живой мотив звучал в такт прыгающему пламени. А оно разгоралось все жарче, становилось все краснее.
— А какая мечта сбудется? — шепнула Лисси Клэр.
— Неужели не понимаешь?.. Ну, поднатужься, подумай, о чем мы все мечтаем? — тоже шепотом ответила Клэр и, когда Лисси что-то ей дунула на ухо, радостно закивала: — Ну конечно! Ведь мы для того и живем…
— У этого припева есть еще куплет, — довольно громко сказал Жюжю. — Только при чужих ребята его не любят петь.
— Что? — подскочил Фэйни.
Ксавье, сидевший в том же ряду, беспокойно оглянулся.
— Что за глупости ты порешь, Жюжю?! Какой куплет? Что ты болтаешь?!
— Да ведь они уже не чужие, Ксавье, — успокоительно шептал Жюжю. — Они уже совсем свои. Вон Тэд и Дэв всюду ходят с нами, помогают нам работать, А Лисси! Ты же знаешь, как помогла она Корасону и Клэр? Ведь она своя…
— Про Лисси я ничего не говорю, — проворчал Ксавье. — Но все-таки, Жюжю, ты, я вижу, совсем еще маленький, ничего не соображаешь.
— Сам ты очень много соображаешь! — огрызнулся Жюжю.
Пока происходил этот разговор, в той стороне где сидела Клэр, кого-то уговаривали, кого-то просили, тянули за руки, выталкивали на середину круга к костру. Чей-то голос убедительно говорил:
— Нет, ты не имеешь права отказываться! Мама, мы хотим, чтобы Клэр танцевала, а она отказывается! — с возмущением закричала обычно тихая Сюзанна. — Мама, скажите ей, чтобы она станцевала.
— О, так ваши питомцы занимаются также и изящными искусствами? — сказал Хомер, подходя к Марселине. — А я-то думал, у вас это не в почете…
Мать спокойно сказала:
— Отчего же? Все наши девочки учатся танцевать. И многие мальчики тоже танцуют.
— Да я вовсе не отказываюсь! Я только не знаю, что танцевать. Скажите что, и я пойду, — говорила Клэр.
— Русскую пляску! — закричало несколько голосов. — Спляши русскую, ту пляску, которую студенты исполняли на фестивале.
— Да, да, пусть пляшет русскую! Русскую! — пошло гудеть и перекатываться по всему кругу.
Тонкая быстрая фигурка взметнулась, легко перемахнула через сидящих и встала у костра, вся облитая дрожащим розовым светом.
Заговорил, зарокотал аккордеон, быстрее забегали по клавишам пальцы Рамо, извлекая удивительные, веселые, пляшущие звуки и звучки. Встрепенулись темные пряди волос, встрепенулась пестрая юбка, встрепенулись длинные смуглые ноги в красных сандалетах, и красные самодельные бусы из шиповника подпрыгнули на тонкой девичьей шее. И пошла, пошла, пошла Клэр, плечами, глазами, бровями, всем телом передавая огневой темп пляски, родившейся где-то в снежных просторах далекой страны.