Читаем без скачивания Хроника № 13 (сборник) - Алексей Слаповский

– Это не закон, это из этого фильма, как его… «Место встречи»…

– Мы в курсе. Неважно. Слова – золотые. Согласен?

– Должен, да. Если доказано.

– А мы докажем, не бойся. Нам только взять его, мы все докажем.

– Бесполезный какой-то разговор. Я не буду подписывать.

Юный водитель оглянулся с веселым удивлением. Наверное, не часто видел таких чудаков – да и вообще немного еще в жизни видел.

– Тогда так, – капитан стал жестким и недобрым. – Тогда сидеть будет не он, а ты.

– За что?

– Да хоть за ту же наркоту и валюту, которая неизвестно откуда.

– Какая… Он же все выкинул…

– В кармане у тебя, – сказал лейтенант.

Кориков сунулся к карману куртки, пощупал – и правда, там что-то есть. Вот это работают! Он хотел залезть в карман и выбросить подложенное, но лейтенант ударил его по руке.

– Не суетись!

– Вот именно, – сказал капитан. – Вынешь при свидетелях под протокол. И от пяти до семи лет строго режима. Если сомневаешься, что мы это можем, могу объяснить подробно. Хранение и сбыт наркотиков, статья двести двадцать восемь, пункт один.

– То есть будете фальсифицировать?

– Догадался наконец! – поздравил лейтенант.

– Не получится. Была соседка, она…

– Она скажет, что ты пришел в квартиру любовницы Бакаева за наркотиками и деньгами. Гарантирую.

– Конечно, слабая и больная женщина…

– Да ты и сам скоро станешь слабый и больной! – гарантировал лейтенант.

Эти слова подействовали на Корикова неприятно, он вопросительно глянул на капитана, тот сразу же понял его настроение.

– Это не угроза, Алексей Олегович, а реальность. Я сейчас вам расскажу, что будет. Наше начальство страшно обрадуется, что мы поймали пособника Бакаева…

– Слушайте…

– Это вы слушайте! Пособника, да еще с коксом и зеленью на кармане, да еще в гостях у самого Бакаева! Это будет повод Бакаева тормознуть, он не полетит ни на какой лазурный берег. Мы его тормознем, возьмем, он начнет тебя сливать, ты окажешься его правой рукой и левой ногой – это я тебе гарантирую, он всех своих сдал, а уж чужих не пожалеет! Пока ты будешь просить адвоката, звонить кому-то, жалобы писать, придется сидеть в сизо. И там, прав мой коллега, станешь слабым и больным. Контингент там такой, что ни у кого ни стыда, ни совести. Ты же еще молодой парень, сколько тебе?

– Тридцать семь, при чем…

– Через месяц будешь выглядеть на сорок семь.

– А чувствовать себя на семьдесят, – добавил лейтенант.

Водителю слова лейтенанта понравились, он рассмеялся. Но не в голос, как рассмеялся бы равный, а тихо, подчиненно.

– Ты семейный? – спросил капитан.

– Жена, дочка.

И тут Юля, будто услышала, позвонила. У Корикова несколько узнаваемых звонков для близких – для мамы и отца, для Юли, для некоторых друзей. Сейчас была мелодия Юли – песня «Близко и далеко», которую она очень любит.

– Мне надо ответить, – сказал Кориков.

– Извини, не сейчас.

– Слушайте, но вы же не до такой степени…

– До такой, – обрезал капитан. – Ты скоро сам будешь упрашивать, чтобы мы дали тебе подписать эту бумагу, а мы еще подумаем.

Мелодия звонка оборвалась, но тут же опять зазвучала.

– Дай телефон немедленно! – сказал Кориков лейтенанту.

Но лейтенант ответил Юле сам.

– Здравствуйте, – сказал он.

И включил громкую связь.

– Кто это? Где Алеша? Алеша, кто это говорит, ты где? – прерывистым голосом спрашивала Юля.

– Я тут! – крикнул Кориков. – Юль, не волнуйся, меня тут…

Лейтенант зажал ему рот ладонью. Грубо, крепко. Кориков дернулся, но капитан обхватил его и зафиксировал намертво.

Кориков извивался и мычал, а лейтенант громко говорил Юле:

– Вашего мужа задержали по подозрению в серьезном преступлении! Он сообщник! А может, и организатор. Ему тут надо одну бумажечку подписать, и его сразу отпустят.

– Алеша, в чем дело, какая бумага, кто они? Подпиши и беги от них! – кричала и плакала Юля.

Лейтенант отключил телефон. И выключил его совсем.

Корикова отпустили, он, собиравшийся выплеснуть все, что думает, вместо этого, словно растратил все силы, откинулся на спинку, глотал воздух и молчал.

Он думал.

Ему впервые стало по-настоящему страшно.

Они ведь не балагурят, не пугают, все так и будет. Сочинят дело, начальство их покроет, его посадят в сизо, а там будут морить скверной кормежкой, издеваться, причем и надсмотрщики, и сами заключенные. Могут опустить, изнасиловать, заставить спать на полу, мочиться в парашу на виду у всех… Могут и убить.

Кориков не удивлялся, что он знает все эти подробности, кто их не знает в нашей стране чуть ли не с рождения – из книг, из кино, из рассказов соседей, попутчиков, друзей, сослуживцев… Да и просто – в воздухе носится.

И за кого он грудью встал? За преступника? Действительно, припомнил он, мужчине-то лет пятьдесят, а женщине нет и тридцати, очень похоже на правду то, что он навещает любовницу, у которой от него ребенок. И татуировка какая-то на руке была. Может, символы воровского ранга – как погоны на плечах полицейских?

Главное, больше всех пострадают Юля и Ульянка. Юля ведь сейчас не работает, семья держится на зарплате Корикова – слава богу, довольно приличной. Если он сядет, сначала, да, будут помогать родители, но родители не вечны, дела не всегда у них самих будут идти хорошо.

Соучастие в подлоге смущает? Смотрите-ка, чистоплюй какой у нас нашелся! А работа теплосетей, их строительство, ремонт, эксплуатация, распределение энергии, учет гектокалорий, фантастические метаморфозы, когда вода на пути от ЦТП (центральных тепловых пунктов) к потребителям вдруг начинает сама собой нагреваться, хотя потребители этого не замечают, и так далее и тому подобное – не один большой ежедневный подлог? Что, не знает этого Кориков? Знает. В определенном смысле соучаствует. Расписываясь в книге дежурств, фактически соглашается с тем, что подлог этот прекрасно видит, но ничего против не имеет. Хотя не имеет и барыша.

Имеют те, кто, как и этот Бакаев, строят себе коттеджи в Подмосковье и виллы на лазурных берегах.

Да и вообще, если взять широко, вся наша жизнь пронизана большими и маленькими подлогами, даже Ульянку Кориков обманывает, говорит, что в шкафу-купе живет некий Мерзюк, противный, пыльный и серый, поэтому открывать шкаф и залезать туда нельзя. Выдумано было после того, как она прищемила себе дверцей шкафа палец.

Капитан и лейтенант молчали – наверное, были уверены, что мыслительный процесс у Корикова развивается в нужном направлении.

Лейтенант нетерпеливо поерзал, глянул на часы.

– Через пробки к отделу пробиваться будем, – сказал он.

– Мигалку включим, – откликнулся водитель.

– Так что? – спросил капитан, открывая папку. – Сейчас вернемся, скажем, что ты после работы был усталый, на секунду задремал, вот тебе и показалось.

– Да и говорить ничего не надо, – скривился лейтенант.

– Тоже верно, перед кем оправдываться? Перед преступником? Подпиши – и до свидания.

Кориков взял ручку.

И опять он вспомнил детский случай на стройке.

Он ведь всегда вспоминал его не до конца. Рассказывал несколько раз разным людям, в том числе Юле, все ахали: какая у нас жестокая страна, какие жестокие дети! – но конец всегда опускал, словно его не было.

А он был, и был он такой: пришлые подростки, бившие его друзей, наконец вспомнили и о нем, подозвали. Он подошел на ватных ногах. Встал рядом, зажмурился.

Нет, смеялись подростки, ты не понял. Мы справедливые. Ты вот маленький, они тебя обижали? Обижали? А?

Кориков тогда шмыгнул носом, это приняли как утвердительный ответ.

И сказали: ну вот, теперь ты дай им по шее. Каждому. Вперед.

Не хочу, сказал Кориков.

Тогда мы тебя на этот прут жопой посадим, показали они на торчащий прут арматуры, и Корикову стало страшно и заранее больно, прут был острый, длинный, он мог проткнуть его до самого горла.

Ну, ну, ну, кричали подростки. Давай.

И Кориков это сделал. Плача, он дал каждому по шее.

Сильней, сильней, кричали подростки.

Он старался.

После этого весь двор не дружил с ним месяц или больше. Потом простили или просто забыли.

А Кориков не забыл, в нем это жило, жгло – всю жизнь, оказывается, жило и жгло. Особенно сейчас.

То был один раз, говорил он себе, то было детство. А сейчас не детство, сейчас ты это закрепишь, и станет ясно, что тогда был случай не случайный, что уже тогда ты был сволочь – и теперь это окончательно и навсегда подтвердишь. И будешь с этим жить до смерти.

И что-то горячее разлилось в груди Корикова, будто был он на войне, будто перед ним вражеский дот с пулеметом, на который надо броситься с гранатой – и нет другого выхода, нет другого решения. Почему? Да потому. Нет, и все.

Кориков взял бумагу и порвал ее.

И тут же получил кулаком по скуле от лейтенанта. Резко повернулся к нему – шею обхватила рука капитана.

– Погнали! – крикнул капитан водителю.

Машина тронулась.