Читаем без скачивания Тигр. История мести и спасения - Джон Вэйллант

В азиатской глубинке, да и вообще в мире, после нападения тигра удавалось выжить единицам. В беду люди попадают по разным причинам — из-за жадности, отчаяния, любопытства, несчастливого стечения обстоятельств или, что тоже не редкость, собственной глупости. Не являясь членами каких-либо ассоциаций, они не могут рассчитывать на поддержку, как жертвы трагедий иного порядка, и не существует специализированного журнала, в котором подобные события освещались бы с целью информирования общественности и сбора средств на лечение. Как правило, они отсиживаются в своих хижинах и лачугах, вдали от асфальтированных трасс. Если им удается выбраться из родной глуши, это сопряжено с серьезными трудностями и преодолением боли. Крайне редко в их ближайшем окружении есть кто-то, кто может в полной мере оценить пережитое ими. В этом отношении те, кто вырвался живым из когтей тигра, напоминают космонавта или оперную диву после завершения карьеры: каждому из них довелось заглянуть в свою, никому более не ведомую бездну.

Бывшему егерю, впоследствии посвятившему себя изучению крупных кошек, Сергею Соколову потребовалось несколько лет, чтобы оправиться от потрясения. Тигр напал на него в марте 2002 года, когда Соколову было чуть больше сорока. Соколов — мужчина крепкого телосложения с коротко остриженной головой и бычьей шеей. От него так и веет скрытой силой, присущей, как правило, хорошо натренированным солдатам — тем, что в одиночку отправляются в тыл противника и непостижимым образом умудряются вернуться живыми. Он человек жестких принципов и холодного рассудка. Видимо, наблюдение за тиграми и леопардами отчасти способствовало развитию этих качеств. На сегодняшний день Соколов более двадцати лет работает и охотится в тайге. За те тринадцать лет, что он служил егерем и охотинспектором, двух его знакомых охотников растерзали тигры. Он лично участвовал в охоте на тигра-людоеда — дряхлого самца со сточенными клыками. Как и многих других, на Дальний Восток Соколова привели прочитанные им истории, сулившие романтику и экзотику. Теперь он ценит каждый миг жизни и, возможно, научился этому во многом благодаря тому, что видел смерть в лицо. Однако ему потребовалось несколько лет, чтобы окончательно пережить трагедию, первым аккордом которой стало грозное рычание тигра — как, собственно, чаще всего и бывает в таких случаях.

«Вот что я обо всем этом думаю, — рассуждал Соколов, сидя за кухонным столом в своей скромной квартирке во Владивостоке. — У каждого человека своя судьба. Убежать от нее очень трудно: если тебе суждено умереть в этом году, совершенно не важно, отправишься ты в тайгу или нет. Я никогда не думал, что со мной в тайге что-то плохое может приключиться. Я же там чувствовал себя как дома».

В тот холодный весенний день Соколов собирал в горах южного Приморья помет амурского леопарда для анализа ДНК — это один из способов определить численность популяции стремительно исчезающей кошки. Он работал с молодым неопытным напарником, который в процессе сбора отошел от него довольно далеко. Оба были безоружны, как того требовали правила исследований такого рода. В разгар дня Соколов наткнулся на цепочку следов тигра и остановился, чтобы измерить их. Следы были свежие и, без сомнения, принадлежали самке. Он решил пойти по следу, но в обратном направлении — из соображений безопасности. В скором времени Соколов потерял след и начал кружить, чтобы вновь его обнаружить. Взобравшись на холм и остановившись перевести дух, он услышал… «Этот звук ни с чем не спутаешь, — рассказывал Соколов. — И дай вам бог никогда его не слышать. Мой напарник находился метрах в ста от меня. Услышав рычание, он в растерянности замер. Слава богу, наутек не пустился».

Соколов замолчал, пытаясь описать то, что описать невозможно. Тут ему могла бы прийти на помощь Элизабет Маршалл Томас: в «Племени тигра» она пишет, что в африканской саванне вслед за раскатом грома неизменно раздается львиный рык. Какой еще зверь, кроме льва, тигра или кита, может ответить Природе на ее языке?

«Я попробую объяснить на примере, — продолжал Соколов, тщательно подбирая слова, чтобы передать свои ощущения как можно точнее. — Любая мелодия основана на семи нотах, но одни мелодии вызывают в вас чувство радости, другие — печали, третьи — страха. Так вот, от того звука кровь стыла в жилах, а волосы вставали дыбом. Это был голос приближающейся смерти. Услышав его, я подумал: тигр замышляет убийство. Однако я стоял к зверю спиной, в ушах свистел ветер, и я не сразу понял, что своей жертвой он выбрал меня».

От Соколова также ускользнуло и то, что рядом находился не один тигр, а двое. У самки, по следу которой он шел, была течка, и это привлекло внимание крупного самца. С ним-то и столкнулся Соколов. Феромоны, которые тигрица выделяет во время течки, доводят самцов до исступления, и встреченный Соколовым тигр не был исключением: он изнемогал от похоти. Скорее всего, до этого ему пришлось биться с другим самцом за право обладать самкой, и он предвкушал награду: если тигрица принимает ухаживания самца, они могут совокупляться по двадцать раз на дню в течение недели и более. После стремительного и шумного спаривания самка иногда разворачивается, чтобы от души съездить кавалеру по морде. С человеческой точки зрения трудно судить, является это знаком раздражения или проявлением тигриной привязанности.

Вероятно, заметив Соколова, тигр увидел в нем соперника, угрозу или просто препятствие на пути к вожделенной цели, но к тому моменту, когда Соколов осознал свою ошибку, было уже слишком поздно. «Тигр снова зарычал, — вспоминает он. — Я увидел его метрах в тридцати пяти — он бежал на меня. Слово „страх“ не передает и малой толики того, что испытываешь в такой момент. Это животный ужас — ужас, который у каждого в крови. Во мне тогда что-то сломалось: я впал в ступор, оцепенел. У меня в голове осталась только одна мысль: сейчас я умру. Я очень ясно понимал, что ко мне приближается смерть».

Тигр преодолел разделявшее их расстояние за считанные секунды. Последнего прыжка Соколов даже не видел. «Я сделал шаг назад, — рассказывает он, — и на мгновение закрыл глаза: нервы сдали. Говорят, в критической ситуации у человека перед глазами вся жизнь проходит. Со мной такого не было. Я вспомнил Сергея Денисова — растерзанного тигром охотника, и в голове пульсировала только одна мысль: пусть тигр убьет меня сразу, чтоб долго не мучиться.

Тигр повалил меня на землю и вцепился зубами в левое колено. На мгновение наши взгляды встретились: его глаза горели, уши были прижаты назад, я видел его зубы… И мне показалось, что в его глазах мелькнуло удивление, словно он увидел не то, что ожидал. Он кусал меня снова и снова. Слышались хруст и треск ломающихся костей. С таким звуком рвется грубая, толстая материя. Он впился зубами в мою ногу, как собака, и мотал головой из стороны в сторону. Боль пронзила меня насквозь. Он поедал меня живьем, а мне нечем было остановить его».

В этот момент сознание Соколова словно переключилось в другой режим: тучи страха рассеялись, уступив место другой эмоции, примерно так же, как это произошло с Джимом Вестом, когда он услышал, что медведь напал на его собаку. «Я разозлился, — признался Соколов. — Какой-то инстинкт заставил меня с размаху ударить тигра в лоб, промеж глаз. Он зарычал и отпрыгнул. Тут ко мне на выручку подоспел мой напарник».

Глубинный древний инстинкт самосохранения вернул. Соколову самообладание и заставил нанести удар, который в свою очередь привел в чувство и тигра. У зверя ведь не было причин злиться на человека, просто тот оказался не в том месте не в то время. Впрочем, для Соколова все только начиналось. «Едва тигр ушел, я осознал, что кости у меня переломаны, мышцы и связки разорваны в клочья».

И все же никакие физические страдания не могли сравниться с болью, пронзившей его сердце. «Я провел столько времени в тайге, — сокрушался он. — Я любил тайгу, она была моим домом. Я относился к ней как к живому существу. Никогда не нарушал ее законов, ни разу не убил ни одной твари, которую не следовало убивать, не спилил ни одного деревца без нужды. И все-таки тигр напал на меня. От этого было так горько, словно меня предала родная мать».

Андрей Почепня, должно быть, чувствовал то же самое.

Положение Соколова было плачевным: смертельно раненный, он лежал в глубоком влажном снегу, от ближайшего жилья его отделяли многие километры, а рядом находился только неопытный напарник. Рации у них не было, а о том, чтобы выбираться пешком, не могло быть и речи. Нога была сломана в колене и повреждена так сильно, что вывернулась наоборот, словно у кузнечика; из нее хлестала кровь. Напарник Соколова наложил ему жгут и завернул раненого в спальный мешок. «Я его попросил: Володя, наруби сосновых веток, собери дров, разведи огонь и беги за помощью. Он отдал мне все, что у него было, включая свой рюкзак, свитер и немного шоколада, и ушел. Еще оставил сигарет — целую пачку. Я всю ее скурил в первые же полчаса».