Читаем без скачивания Око за око - Harry Turtledove

Однако дело не в этом. Когда ослепительная вспышка в небе показалась ответом на его молитвы, люди в гетто начали относиться к нему как к пророку. Он не верил в свое высокое предназначение, хотя порой начинал сомневаться.

Сейчас, прячась среди куч мусора на улицах Сент-Олбанса[24], между театром, оставшимся со времен Древнего Рима, и развалинами еще более древнего особняка, построенного на пару столетий раньше, он вновь задавал себе все тот же вопрос. Как и следовало ожидать, теперь Русецки служил в британской армии, а на его рукаве красовалась повязка с красным крестом.

– Однако я же не предвидел противогазы! – сказал он.

Противогаз искажал его голос, который звучал, как у существа с другой планеты, – к счастью, совсем непохоже на ящеров. С длинным хоботом, который заканчивался в небольшой канистре, очищающей воздух, Мойше совсем не напоминал человека: скорее кенгуру со слоновьим хоботом.

Но противогаз изменил не только его внешний вид, но и восприятие событий. Глядя на мир через пару стекол, которые пачкались в самый неподходящий момент, он с тоской вспоминал время, когда мог смотреть на мир собственными глазами.

Где-то к северу от Сент-Олбанса ящеры зализывали свои раны. Они находились в городе, пока не началась бомбардировка ипритом и фосгеном, за которой последовала отчаянная атака пехоты. Ящерам пришлось оставить город. Сент-Олбанс вновь перешел в руки англичан. Интересно, когда ящеры начнут использовать свой отравляющий газ, подумал Мойше. Наверное, ждать осталось недолго. Если так пойдет дело, то после окончания войны в живых не останется никого.

– Помогите! – послышался крик из развалин театра.

Призыв прозвучал на незнакомом языке; Мойше напрягся и перевел крик на идиш. С некоторым опозданием он сообразил, что на помощь зовет ящер.

Мойше колебался всего несколько мгновений, а затем побежал к развалинам театра. Интересно, промелькнуло у него в голове, какие пьесы смотрели древние обитатели Сент-Олбанса (наверняка римляне называли город иначе).

Театр имел форму большой буквы «С» с колоннадой (одна из колонн каким-то чудом уцелела) за прямоугольной сценой, занимавшей свободное пространство, не позволявшее «С» превращаться в «О». На месте сидений остались возвышения.

Ящер лежал на открытом месте, посреди театра. Кажется, оно называлось орхестра[25]! Мойше знал о древнем театре лишь немногим больше, чем о китайской каллиграфии.

То же самое относилось и к его знаниям относительно ухода за ранеными ящерами – впрочем, едва ли среди людей много специалистов в данной области.

– Я сделаю все, что в моих силах, – пробормотал он под маской.

Он достаточно общался с ящерами в Варшаве, чтобы воспринимать их как людей. К тому же пленные ящеры очень ценились. Ему дали не слишком пространные инструкции, когда отправили на фронт, чтобы он исполнил долг перед Королем и Страной (не его королем и не его страной, но сейчас это уже не имело значения), однако на сей счет английский офицер высказался вполне определенно.

Но, взглянув на ящера сквозь запотевшие стекла противогаза, Мойше понял, что бедняге осталось мучиться совсем немного. Его тело покрывали волдыри, некоторые величиной с кулак. Больше всего их оказалось под мышками и между ног, один вздулся на месте глазного бугорка. Дыхание вырывалось из горла ящера с клокотанием – Мойше не сомневался, что легкие серьезно повреждены.

Однако ящер мог видеть уцелевшим глазом.

– Помогите мне, – простонал он, хотя рядом с ним стоял презренный тосевит. – Больно. – И он добавил подтверждающее покашливание, а затем начал кашлять и никак не мог остановиться.

Изо рта пошли кровавые пузыри.

– Как помочь? – спросил Русецки, добавив вопросительное покашливание. – Не знаю.

К горлу подступала тошнота, но Мойше знал, что с ним будет, если его вырвет под маской противогаза.

– Я не знаю, – ответил ящер, который заговорил увереннее, увидев, что Русецки знает его язык. – Вы, Большие Уроды, изобрели это ужасное оружие. У вас должно быть противоядие.

– Противоядия нет, – ответил Мойше.

Существовала мазь, которая якобы помогала от ожогов иприта, но у Мойше ее не было, к тому же она действовала не слишком эффективно.

– Тогда убей меня, – попросил ящер. – Прошу, убей меня. – Он снова начал кашлять – второй приступ оказался еще тяжелее.

Охваченный смятением, Мойше смотрел на ящера. Все, чему его учили в медицинской школе, все, что он знал как еврей, заставляло его кричать: «Нет!» Бежать, бежать отсюда быстрее! А еще его научили в медицинской школе, что он знает далеко не все, чтобы считаться настоящим врачом. Он не раз сталкивался с этим в 1939 году в Варшаве.

– Я прошу, – повторил ящер.

Мойше огляделся. Должно быть, ящер получил ранение где-то в другом месте, поскольку его оружия он не увидел. У самого Мойше не было даже кинжала – медицинский персонал не участвовал в военных действиях. Что же делать? Разбить голову ящера камнем? Нет, на это он неспособен, как бы ящер его ни просил.

Пока Мойше стоял не в силах принять решение, ящер вновь закашлялся, потом слабо застонал, и все стихло.

– Ох, слава богу! – воскликнул он.

Иногда даже смерть может быть благословением – и ему не пришлось стать ее причиной.

Поскольку ящеры не носили одежды, им приходилось складывать все необходимое в ранец на спине и в сумки на поясе. Русецки снял ранец и сумки. Затем решил, что не стоит оставаться на открытом месте, подхватил имущество ящера и быстро перебежал к сцене, где укрылся за оставшейся колонной и обломками. Тут он заметил воронку от разорвавшегося снаряда и спрыгнул в нее. Лучшего укрытия сейчас не найти.

Сначала он открыл ранец и обнаружил несколько запасных магазинов для автомата ящеров. Полезная вещь; кое-кому из англичан удалось захватить автоматы ящеров, и им постоянно не хватало патронов.

Здесь же он нашел несколько брикетов пищевых пайков, завернутых в нечто, напоминающее целлофан, но более толстое, мягкое и не такое блестящее. Пленные ящеры будут счастливы, а для людей их пища казалась не слишком привлекательной. Он задумался о материале, в который были завернуты пайки, – люди не умели делать ничего похожего.

Из ранца выпал еще один предмет размером с пищевой паек.

– Все лучше и лучше, – пробормотал Мойше, ни к кому не обращаясь.

Это был радиоприемник, хотя Мойше – впрочем, и лучшие земные инженеры тоже – не мог понять, каким образом ящерам удается создавать такие компактные приборы.

Если обертка пайков напомнила ему целлофан, то материал, из которого был сделан корпус приемника, показался похожим на бакелит. Еще один пример высоких технологий ящеров.

Вместе с такими практичными вещами, как пища, патроны и средство связи, у ящера оказалась кипа бумаг – столько Мойше не нашел бы и у десятка погибших землян. Среди бумаг Мойше заметил карту; в одном из ее секторов он узнал сеть улиц Сент-Олбанса.

На карте имелись надписи, сделанные непривычным почерком ящеров. Мойше попытался их разобрать. В Варшаве ему довольно быстро удалось выучить буквы письменного языка ящеров, поскольку уже приходилось сталкиваться с разными алфавитами – идиш, иврита, а также польского и немецкого языков. Проблема состояла в том, что если прочитать слова он мог без труда, то смысл их часто оставался для него недоступным. Он успел узнать лишь самые употребительные слова на языке ящеров.

– Очень жаль, – пробормотал он, складывая бумаги в свою медицинскую сумку.

Кто-нибудь сумеет прочитать, что там написано. Количество английских ученых, способных разобраться в любой проблеме, поражало Русецкого.

Ему пришлось повозиться, прежде чем удалось открыть поясные сумки; очевидно, ящеры пользовались когтями. На пол выскользнул плотный прямоугольник размером с визитную карточку.

Он поднял его, перевернул – и понял, что перед ним трехмерная фотография ящера, умершего только что. Буква за буквой он прочитал его имя: Экреткан.

Интересно, подумал Мойше, каким он был, как жил до прилета на Землю, что думал о войне, прежде чем стал ее жертвой? На фотографии ответа он не нашел. Рядом с фотографией обнаружился сложный зелено-золотой лабиринт, напомнивший ему раскраску погибшего ящера. Наверное, раскраска показывала звание Экреткана и род войск, но Мойше не знал, что означает узор.

Мойше засунул фотографию в медицинскую сумку. Затем просмотрел оставшееся имущество ящера, пытаясь найти какие-нибудь личные вещи Экреткана, которые помогли бы ему понять, что представлял собой погибший. Даже у нацистов были родители, жены, дети и собаки – они часто носили с собой их фотографии. Но не Экреткан. Среди его вещей Мойше обнаружил еще два снимка самого ящера, на одном из них – рядом с хитрой штуковиной, отдаленно напоминающей четырехколесный мотоцикл, на другом – его тело украшала значительно более простая раскраска.