Читаем без скачивания Силы Хаоса: Омнибус - Кристиан Данн

Пока «Громовой ястреб» несся вверх рядом с крейсером, сворачивая все ближе к открытому ангару, Септимус успел подумать, что один из двигателей «Опаленного» или все они вполне могут взорваться от перегрузки.

Септимус вновь потянул на себя руль высоты. Двигаясь параллельно большому кораблю, он поднялся выше дверей ангара с тем расчетом, чтобы в любой момент сбросить скорость и нырнуть внутрь. «Громовой ястреб», дрожа и кренясь то на правый, то на левый борт, подлетел на тридцать метров к шлюзовому люку.

«Опаленный» мчался слишком быстро, чтобы использовать стыковочное оборудование. Когти оторвет в ту же секунду, когда Септимус выпустит их из корпуса. Придется высвободить когти позже, когда «Опаленный» уже будет в ангаре, — и молиться, что времени хватит и они сумеют выдержать вес катера.

— Сейчас или никогда, — шепнул пилот и заложил крутой вираж вправо.

«Громовой ястреб» лег на крыло и вошел прямо в ангар.

Следующие десять секунд превратились для Септимуса в вечность — вечность, наполненную немилосердной тряской и жутким грохотом.

Левый двигатель взорвался при входе в ангар, отчего турбулентность усилилась десятикратно. Септимус был готов к этому. «Опаленный» отстал бы от крейсера или, ударившись о борт «Завета», отскочил и рухнул на землю грудой обломков, если бы не мгновенная реакция пилота. Он тут же компенсировал неисправность за счет перегрузки других двигателей. Один последний рывок — и корабль очутился в ангаре.

Септимус рискнул и выкинул посадочные опоры. Отвратительный скрежет рвущегося металла спел прощальную песню передней опоре. Остальные выдержали.

Когда «Опаленный» нырнул внутрь «Завета», на иллюминаторы обрушилась тьма. У Септимуса было меньше секунды на то, чтобы сообразить, что они движутся верным курсом — но не совсем верным. Еще через мгновение «Громовой ястреб» вломился в ангар. Катер снова тряхнуло — это его хвост задел край шлюзового люка. «Опаленный» встал на дыбы, дернулся в сторону, отклоняясь от уже безумного курса, и со страшной силой врезался в пол.

Задние посадочные когти впились в палубу. Нос корабля прочертил в стальном покрытии глубокую борозду. Терзаемый металл завизжал, посыпались искры. Через несколько десятков метров отчаянного скольжения задняя опора оторвалась, и вся хвостовая часть с жутким грохотом обрушилась на палубу.

Двигатели и ускорители корабля заглохли, так что «Опаленный» остановился, только ударившись о боковую стену ангара.

Это последнее позорное столкновение швырнуло Септимуса вперед, но ремни безопасности выдержали и не дали ему вылететь с командного трона.

Наконец-то все замерло, кроме бешено стучащего сердца пилота. Септимус испустил самый долгий вздох в своей жизни.

— Мы… мы сели, — проговорил он, не удивляясь дрожи в собственном голосе.

Воины одиннадцатой роты расстегнули ремни и покинули рубку, не сказав ни слова.

Двигатели других «Ястребов» еще не успели остановиться, а Астартес уже спешили высадиться — Вознесенный призвал их для обороны «Завета». Судя по всему, на борт проникли верные Трону космодесантники.

Септимус настолько устал, что эта новость его почти не взволновала. Он медленно встал с пилотского кресла, пытаясь удержаться на дрожащих ногах.

Болела шея. Болела спина. Болели руки.

Болело все. Септимус с ранней юности водил корабли и никогда бы не поверил, что можно пережить такую посадку. Астартес ушли, не поблагодарив его ни словом. Но и на это ему было наплевать.

Точнее, почти наплевать.

Пошатываясь, Септимус спустился по пандусу и протер слезящиеся от напряжения глаза. «Опаленный» позади него шипел и потрескивал — корпус корабля, переживший бешеные перегрузки, медленно остывал.

Хвостовую часть оторвало во время столкновения с «Заветом». От посадочных опор остались одни воспоминания. Гордое ястребиное тело корабля усеивали черные пятна гари, задравшиеся куски обшивки и полосы погнутого железа.

— Никогда больше такого не сделаю, — пробормотал Септимус.

К «Опаленному» приблизились сервиторы. Их примитивным вычислителям требовалось время на то, чтобы оценить ущерб и решить, что делать дальше с лежавшей перед ними грудой смятого металла. Несколько сервиторов уставились на Септимуса, пытаясь понять, были ли его последние слова командой.

— Возвращайтесь к работе, — приказал он и активировал бусинку вокса. — Октавия?

Ответ прозвучал еле слышно. Голос девушки дрожал от слез.

— Ты должен помочь мне, — тихо сказала она.

— Где ты?

Навигатор ответила, и Септимус, преодолевая боль, сорвался с места.

В стратегиуме Вознесенный наблюдал за тем, как горный хребет исчезает внизу. Его корабль поднимался, копьем пронзая небеса. Команда мостика разразилась хвалебными криками. Эти звуки потрясли Вознесенного — прежде он никогда не слышал ничего похожего.

Через несколько секунд голубые краски на обзорном экране сменились чернотой.

Чернотой космоса. Мучительная тряска наконец-то прекратилась. Вернулась искусственная гравитация, вес тела стал меньше.

— Пройдите между этими двумя кораблями, — приказал Вознесенный.

Он уже опять восседал на троне, изучая вновь появившуюся голографическую схему сражения. Обострившиеся чувства рвались с поводка, спеша разгадать тайны, вычислить траектории полетов и оценить потери, понесенные флотом с того момента, когда он последний раз смотрел на голограмму.

Корабль снова тряхнуло, и на сей раз в стратегиум хлынули отчеты о повреждениях.

— Меня не интересует, сколько у нас пробоин.

Корабль снова содрогнулся под ударом лэнс-излучателей.

— Просто ведите нас в варп.

Смертоносный и быстрый, как стрела, «Завет» сорвался с орбиты Крита Прайм и помчался сквозь сражающиеся флоты.

— Навигатор Этригий, ответьте мне, — потребовал Вознесенный.

— Он… он мертв, — откликнулся женский голос.

Первый Коготь приблизился к павшим дредноутам.

Те, кому повезло больше, хромали. Узасу и Меркуцию пришлось ползти на руках.

Дредноут Кровавых Ангелов, лежавший на спине, все еще подергивался. Его когтистая клешня сжималась и разжималась, кромсая лишь воздух. Талос кивнул на саркофаг — указать рукой мешала боль.

— Вскройте его.

Ксарл и Кирион взялись за мечи. Цепные лезвия впились в крышку гроба, не выказывая ни малейшего уважения к поминальным изречениям и спискам славных деяний, вытравленных на саркофаге ваалианскими иероглифами. Покряхтывая от усилия, двое воинов подняли крышку и отшвырнули прочь, обнажив содержимое саркофага.

Их клинки повредили внутренний контейнер. Прозрачный амниотический раствор, кое-где замутившийся от крови, вязкими струйками стекал из пробитого гроба.

Талос взобрался на корпус павшего дредноута и сверху вниз посмотрел на безрукие, безногие, аугментические останки того, что некогда было человеком.

— Я Талос из легиона Повелителей Ночи. Кивни, если понимаешь меня.

Сраженный герой кивнул. Выцветшая кожа натянулась и подрагивала от болезненных судорог — системы жизнеобеспечения отказывали одна за другой. Талос при виде этого улыбнулся.

— Так знай же, Кровавый Ангел. Твоя последняя миссия провалилась. Твои братья мертвы. Мы облачимся в ваши доспехи, когда выйдем на бой с Ложным Императором. Знай также, чемпион Девятого легиона, что сыны Ночного Призрака дважды убили тебя. Отправляйся в свое посмертие в варпе, помня, что ты оказался слишком слаб и ни разу не смог одолеть нас.

Талос скрестил взгляд с корчащимся в гробу мертвецом. Твердой рукой, несмотря на охватившую его слабость, Талос занес Аурум — клинок другого павшего Ангела.

— Твои кости станут трофеями и украсят наши доспехи. Мы поглотим твое геносемя. А то, что останется от этого ходячего гроба, наши техножрецы превратят в обитель чемпиона из нашего легиона.

Он обрушил меч вниз. Золотой клинок пробил гроб и вошел в распахнутый рот имперского героя.

— Умри, — договорил Талос, — со вкусом вечного поражения вашего ордена на губах.

Октавия стерла кровь с лица Этригия.

Жутковатое лицо навигатора после смерти стало спокойным и почти по-детски невинным. Девушка могла бы поверить сейчас, что эти глаза не видели бесчисленных тайн и кошмаров, выдержать которые удалось бы немногим смертным.

Одно из колец соскользнуло со слишком длинного пальца. Октавия вновь надела его на руку мертвого навигатора, не понимая, зачем она это делает. Просто казалось, что так будет правильно. Трон, он ведь даже не нравился ей. Он был невыносимым и высокомерным ублюдком.