Читаем без скачивания Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8" (СИ) - Симада Содзи

Если б мы продолжали так жить, то нас ждала бы голодная смерть. Поэтому мать забрала нас из дома, и вместе с другими людьми, спасавшимися от голода, мы отправились в Яншупу[370]. Я умирал от недоедания, и когда сидел на обочине вместе с матерью и просил милостыню, то не мог распрямить спину.

То ли от опиума, то ли от бедности мать совсем сошла с ума. Нацепив нам на шеи ценники, она выставила нас, своих собственных детей, на продажу. Но ребенка со скрюченной спиной вряд ли кто-то купил бы, поэтому сзади ко мне все время была привязана палка… Как вам? Всего каких-то пять-шесть десятилетий назад жизнь в Китае и впрямь была такой.

Спустя несколько недель меня купил американец, который жил в Китае вместе с сыном примерно моего возраста. Меня отвезли в белоснежный замок, каких я отроду не видел. Позже я узнал, что это был «Хун Юаньшэн» – крупнейший в Шанхае бордель.

Сына американца звали Ральф. Поначалу мне казалось, что он был добр ко мне. В ту пору мне было четырнадцать лет, а Ральфу – семнадцать. Каждый день меня кормили до отвала. Я думал, что меня купили, чтобы Ральфу было с кем играть. Однако этот мальчик оказался настоящим дьяволом. Как-то раз я подслушал в саду его разговор с отцом. Ральф сказал, что было бы забавно отрезать ноги Юйлиню – так меня звали – и превратить его в русалку.

Три дня спустя меня прижала к полу толпа китайцев. Сначала мне отрезали ноги до бедра, а затем оскопили традиционным китайским способом.

Невозможно описать словами, какие мучения я испытал. Я потерял много крови и пережил клиническую смерть. В домике, куда меня положили, поочередно дежурили несколько врачей.

Целый месяц я стоял на перекрестке между жизнью и смертью. При каждом приеме пищи меня рвало. Меня даже закапывали в землю в углу сада, так что снаружи была одна лишь голова. Мне казалось, что я уже умер и меня хоронят, но оказывается, это был один из способов лечения человека, пережившего кастрацию.

Я и сейчас считаю, что лучше б я тогда умер. Но, к счастью или несчастью, я выжил. После того как я выздоровел, мне сделали на бедрах татуировку в виде рыбьей чешуи. Так я превратился в русалку.

В те годы Шанхай был очень странным городом. Люди, чей мозг поражен опиумом, придумывали всяческие извращенные представления. Купив человека, они могли распоряжаться его судьбой как угодно – как и в случае со мной. Меня поместили в аквариум в секретном подземном театре и каждый вечер показывали самым важным гостям. Некоторым из них меня отдавали на потеху.

В сорок первом в Шанхае высадилась японская армия. «Хун Юаньшэн» был захвачен, а Ральф и его отец исчезли. Своим детским умом я думал, что их постигла небесная кара и сам Бог пожелал уничтожить эту обитель разврата. Однако мое положение не слишком изменилось. Гостей-китайцев сменили японские офицеры, только и всего.

Передвигаться я мог лишь на инвалидной коляске. Я был по-настоящему счастлив, когда у меня появилась коляска, которой я мог управлять самостоятельно. Но пользоваться лестницей я в ней не мог.

Однажды утром я увидел, как небо на востоке ярко озарилось. «Лежала мертвая тишина, как будто на несколько секунд солнце померкло», – кажется, так это описывал Баллард в своей книге. Я тоже наблюдал эту картину, только из сада «Хун Юаньшэна».

То был взрыв атомной бомбы в Нагасаки, предвещавший скорый конец войны. После капитуляции японцы покинули «Хун Юаньшэн». Дух декадентства в Шанхае бесследно пропал – остались лишь страшный хаос, нищета и разруха. Теперь «Хун Юаньшэн» взяла под контроль американская армия, однако проституток в нем уже не было. Ральф с отцом так и не вернулись.

Я попросил знакомого американского офицера помочь мне перебраться в Лос-Анджелес. Там, благодаря его хлопотам, я заполучил протезы новейшей модели. Однако они были совсем не такими удобными, как сегодня, и ходить в них было попросту невозможно. Единственное, что в них можно было делать, – это стоять, опираясь на палку. Они скорее предназначались для тех, кто потерял одну ногу, поэтому я продолжал жить в коляске.

Как инвалид, я не мог устроиться в Лос-Анджелесе на постоянную работу, так что был готов заниматься чем угодно. Не хочу вспоминать об этих эпизодах и тем более досаждать вам слезливыми историями.

Однако во второй половине восьмидесятых медицинские технологии в Америке развились настолько, что появились протезы с микропроцессором, позволяющие ходить. С пятидесятых до начала восьмидесятых я сидел в инвалидном кресле и только в пожилом возрасте наконец-то снова почувствовал себя человеком.

Дело было весной пятьдесят пятого года, которая никогда не сотрется из моей памяти. Совершенно случайно я снова встретил Ральфа в «Метро-Голдвин-Майер». В первый раз это произошло на выездных съемках мюзикла «Высшее общество». В те годы танцевальные фильмы были все еще популярны, а Ральф с его репутацией лучшего в Шанхае танцора стал ведущим хореографом Голливуда.

Последний раз я видел его в сорок первом году, когда ему было около двадцати. Стройный светловолосый юноша превратился в чуть полноватого мужчину, однако мне хватило секунды, чтобы его узнать. В ту пору его глаза временами загорались все тем же безжалостным блеском, что и в подростковые годы. Лишь сейчас, когда он состарился, я перестал замечать это за ним.

Я аккуратно поспрашивал окружающих о его прошлом и убедился в том, что это действительно был Ральф. Только вот он сменил имя и теперь звался Ларри Говардом.

Как ни странно, Ларри не узнал во мне Юйлиня. Он так и не понял, что я был тем самым китайским мальчиком, которому он отрезал ноги и половой орган, заставив испытать чудовищные страдания и стыд. Именно это поразило меня больше всего. «Неужели у меня настолько изменилась внешность?» – размышлял я. Возможно, на моем лице отпечатались все невзгоды, выпавшие на мою долю, – в совокупности их хватило бы на жизнь нескольких человек. Однако больше всего на мне сказались не они, а кастрация. За минувшие четырнадцать лет я превратился в совершенно бесполое существо, в облике которого уже не угадывался прежний китайский мальчишка.

Интерес к Китаю пробудился у американских киношников еще до «Шанхайской девушки» и фильма «Любовь – самая великолепная вещь на свете»[371]. По иронии судьбы мы с Ларри частенько работали вместе. Как-то раз он подошел ко мне и сказал: «Ты ведь китаец, да? Я родился и вырос в Шанхае, так что много знаю про Китай. А ты откуда родом?» «Из Гонконга», – ответил я, даже не подумав. С тех пор я стал выдавать себя за гонконгского гримера. Но если так подумать, то для моей карьеры это было даже неплохо, поскольку Гонконг славился своими фильмами о боевых искусствах[372].

Думаю, окружающие считали нас с Ларри успешными людьми. В те годы если тебя привлекали к съемкам голливудских фильмов, то, значит, дела у тебя шли очень и очень неплохо. Мы оба обзавелись домами в Беверли-Хиллз. Из-за происхождения мне было сложно купить там дом, но Ларри сделал все возможное, чтобы подсобить мне. В тот момент я заподозрил, что он догадался, кто я такой, и теперь пытается искупить вину. Но нет, Ларри совершенно забыл обо мне. Возможно, то, что тогда он сделал со мной, было для него каким-то обыденным эпизодом, как если б он оторвал лапки кузнечику или выдернул крылышки у цикады.

Я сам больше, чем кто-либо другой, хотел забыть о случившемся и избавиться от ненависти к Ларри. Он и впрямь был добр ко мне, и мы на самом деле стали близки. Я всей душой хотел довериться ему. Если б только не наше прошлое…

Однако то, что он сделал с моим телом, определило всю мою дальнейшую жизнь. Помимо того, что я потерял ноги, я не мог жениться и завести детей. От этого мне было особенно тяжело, ведь я их очень люблю. Ларри познакомился с прекрасной женщиной и создал с ней крепкую семью. Я же, за неимением другого варианта, усыновил ребенка.