Читаем без скачивания Девочка, которую нельзя. Книга 2 (СИ) - Андриевская Стася

— Дурак! — ласково-капризно надулась я. — Когда мы из этого дерьма выберемся, я подамся в сценаристы, точно. Боевички писать буду, по реальным мотивам.

— А как же лошадки? Кто же их будет лечить?

Я обняла его, чувствуя, как тревожно на сердце, но понимая, что с этим просто нужно учиться жить, потому что он такой. Его не переделать.

— Когда-нибудь ты мне всё объяснишь, ведь правда?

— Обязательно, — обнимая в ответ, уверенно пообещал он. — Когда-нибудь ты обязательно всё узнаешь! А теперь бегом спать!

Снова эта манера — говорить о моём будущем так, словно в нём нет места ему самому! Сердце защемило невнятной гнетущей тоской, но я лишь послушно подцепила сумку на плечо и побрела из душевой в сторону комнат.

Он вернулся часов около десяти утра — приодетый в новьё и с покупками для меня. В его пакетах было всё: от зимних ботинок, до куртки, включая повседневную одежду и даже тёплые колготки. Мы собрались и как-то совершенно по-обыденному, не прячась и даже почти не озираясь, вышли из хостела и направились к метро…

Глава 26

В Питер мы тогда так и не поехали, и вместо северной столицы оказались в какой-то северной глуши. Это было и похоже на то, как минувшей осенью мы жили в городском посёлке на окраине тайги, и совсем иначе — на этот раз была какая-то заимка километрах в десяти за окраиной маленького хутора, приземистая лесная изба из дочерна потемневших, обросших мхом брёвен. Дровяная печка, туалет на улице, крохотная, закопчённая банька с покрытой еловым лапником крышей. Снегоход, без которого сюда ни добраться, ни выбраться, разве что на лыжах. Бензогенератор, который, казалось, тарахтел на всю окутанную сонной тишиной округу, но зато и давал электричество в быстронаступающих сумерках.

Здесь было и безумно романтично, даже сказочно, и в то же время страшно. Особенно по ночам, когда за окнами кто-то явно рыскал, фырчал и повизгивал, а поутру снег оказывался вытоптан следами животных.

— Никогда не оставляй съедобного на дворе, — поучал Игнат, — привлечёшь хищника. Двери и окна всегда запирай. Поддерживай под навесом у входа чахлый костерок с сырым поленом, чтобы перманентно слегка дымило. В туалет только с дробовиком…

В целом быт быстро наладился. В подполе оказались внушительные запасы провизии, воду топили прямо из снега, поленьев для колки дров тоже дополна. Но главное — здесь Игнат был со мной, и только со мной. А если и отлучался на охоту, то ненадолго — максимум на день.

По вечерам мы обычно сидели у костра и болтали. Игнат рассказывал про Африку, Дальний и Ближний Восток — не о том, что там делал, конечно, а о тамошней жизни, обычаях и особенностях. Он знал и повидал очень много, и с каждым днём всё больше погружаясь в глубину его жизненного опыта, я всё отчётливее понимала, что не просто легкомысленно влюбилась в загадочного брутального мужика. Я пропала в нём. Без него меня больше просто не было. Просто он и стал моей жизнью. И так хотелось признаться ему в этом! Распирало, пекло изнутри… Но вместо этого я рассказывала о своём детстве. Самой не особо-то и хотелось, но Игнат просил, и я говорила. Я вообще готова была на голове ходить и виться ужом, чтобы хоть на полноготочка быть ему такой же интересной, как и он мне.

Как-то даже подняли тему проклятых камней, и Игнат заявил, что я наверняка знаю, где мама их спрятала. Что не может быть, чтобы не знала. Чуть не поругались тогда, благо и Игнат не стал гнуть свою линию… и я почувствовала вдруг сомнение в том, что действительно не знаю. Гоняла в уме воспоминания о нашем с мамой бегстве из дома, о том, что она тогда говорила, как себя вела, и было ощущение, что я действительно что-то упустила, и всё что нужно — просто вспомнить…

Однажды в сарае нашлась книга «Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления» — семьсот страниц мелюсеньким шрифтом, первые тридцать из которых оказались выдраны, то ли по делам туалетным, то ли на растопку. И мы стали по очереди читать книгу вслух, погружаясь в глубины истории Великой Отечественной войны. Чем только не займёшься, когда больше нечем!

А ещё я каждый день стреляла. Игнат то ли от скуки, то ли реально видя в этом необходимость, гонял меня по разборке-сборке и чистке оружия и попаданию в мишени — стоя, лёжа, с колена…

И конечно было много секса. Очень много. Слегка недомытого, наполненного истинными запахами наших тел, и от того по-особенному искреннего и страстного.

Эта жизнь напоминала мне книгу или даже фильм, героями которого мы неожиданно стали. И всё же, несмотря на уединённость и кажущийся покой, нутро моё наоборот, ещё больше звенело от напряжения — была во всём этом какая-то… конечность. Как будто мы лишь делали вид, что у нас всё отлично, а на самом деле занимались самообманом.

Единственное, что было для меня совершенно очевидно и не вызывало больше и тени сомнения — любовь Игната. Он, само собой, ничего такого мне не говорил, но я просто чувствовала её и всё тут — ну невозможно так притворятся! Особенно когда и необходимости в этом нет.

И тем тяжелее мне было думать о том, что наша идиллия не может продолжаться вечно.

Где-то через неделю после нашего переезда сюда, я застала его среди ночи за столом. Горела свеча, и в её неверном свете Игнат словно тайком, пока я сплю, писал что-то в тетради. Заметив моё появление, закрыл её, придавил ладонью. Но я узнала.

— Секретные материалы? — невольно почувствовав себя неловко от его мимолётной попытки прикрыть тетрадь, ухмыльнулась я.

— Просто заметки, — небрежно дёрнул Игнат щекой. — Привычка записывать, чтобы разгрузить мозг.

— М. И сейчас ты записываешь туда биографию Жукова, да? Понимаю, меня она тоже уже порядком грузит. Пожалуй, тоже пора завести Дневник!

Рассмеялись оба, но неожиданно повисшее напряжение не развеялось.

— А что значит ОКЛН?

— Ориентировки, Корректировки и Личные Наблюдения.

— То есть всё-таки секретно. Ну что ж, хреново работаешь, товарищ шпион. Я её уже давно спалила! Ещё в Клондайке. Правда сквозь решётку вентиляции, но мне не хватило буквально пары минут, чтобы достать и прочитать, Коломоец спугнул. А ты и не знал, да?

Игнат, сложив руки на столе, посмотрел на меня как-то по-особенному — слегка задумчиво и оценивающе, как будто видел впервые. Дневник остался лежать между нами ничем не прикрытый — хватай, да беги читать! Только куда? К медведю в берлогу?

— А знаешь, при должной тренировке из тебя мог бы выйти неплохой агент, Слав. Хорошая чуйка, умеешь мыслить нестандартно. Дерзкая, находчивая, стрессоустойчивая… — Сощурился. — А хочешь попробовать Амитал?

— Чего?

— Амитал натрия, сыворотку правды. Испытать, как она действует на сознание хочешь?

— Но это же… наркотик?

— Нет. Скорее снотворное, которое на определённом этапе снижает самоконтроль до уровня «всех люблю» Как алкоголь, очень похоже. Попробуешь?

— А, я поняла! Ты меня вербуешь? — глупо, просто не понимая, как ещё реагировать, хихикнула я. — Научишь премудростям, и будем работать в паре?

Но он вдруг нахмурился, глубокой, гневной складкой залегла борозда между бровями. Резко подавшись ко мне, прорычал:

— Не вздумай. Никогда! Ни за деньги, ни за интерес. Просто забудь о том, что это вообще возможно! НЕТ — это единственный твой ответ на любое предложение подобного рода, ясно?!

— Тогда… — растерялась я, — тогда зачем ты вообще заговорил об этом?

— Потому что в жизни нужно уметь и пробовать всё, что не убивает. Никогда не знаешь, что пригодится в следующий момент. Возможно — уметь держать язык за зубами. Но это сложно, когда ты думаешь, что это невозможно. Вспомни, как ты считала, что у тебя непереносимость алкоголя. Тогда ты напилась водного настоя трав и тебя развезло. Это работа мозга. Но работа против тебя. Однако ты можешь научиться её контролировать, и я предлагаю тебе просто попробовать.

— Зачем? — почувствовав вдруг холодок по спине, поёжилась я. — Думаешь… может понадобиться?