Читаем без скачивания Маленький памятник эпохе прозы - Екатерина Александровна Шпиллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно тогда я привыкла спать чуть ни поперёк широкого ложа, чтобы мне было раздольно на спальном месте – где хочу, там и верчусь. И чтоб одеяло только моё! Быстро привыкла, и привычка эта тоже сказалась на моей будущей личной жизни. Так же и к одиночеству привыкаешь, со временем учишься его любить, ценить и извлекать из него ни с чем не сравнимое удовольствие.
С некоторых пор любимое времяпрепровождение дома – в одиночестве. Нарушать которое по собственному хотению, вторгаясь в мой мир безнаказанно, вправе лишь коты. Какое-то время такое же право было у дочери, а потом… Стоп, вываливаюсь из временных рамок повествования, потому возвращаюсь к периоду, когда одной мне было неуютно и тоскливо.
Пришла мысль вернуться к маме и к Фимке, но, поразмыслив, передумала: взять и самой отказаться от взрослой жизни, от самостоятельности – обидно! Опять отчитываться о времени ухода-прихода, звонить, если задерживаюсь, всё время держать руку на пульсе маминой тревоги – нет! К такому повороту я не была готова, у меня всё ещё длился тот период молодости, когда независимость и самостоятельность куда ценнее маминых котлет, тёплого отчего дома и всегда ждущей мамочки, не ложащийся спать, пока дитё не вернётся. Тем более, что мама сама продолжала работать, и дома ей надо было отдыхать, набираться сил, а не дёргаться из-за взрослой дочери. Так я рассуждала. Вроде бы логично и здраво.
Но частично всё вышесказанное лукавство. Привычные перепевы на тему «ты жива ещё моя старушка в старомодном ветхом шушуне» себе в утешение. Маме было всего сорок пять! И она работала, так же, как и я, в радость и в удовольствие. Выглядела хорошо, встречалась с подругами. А по некоторым её оговоркам я догадалась, что кто-то за ней ухаживает. Расспрашивать не решалась, крючило меня от этого.
Так что кто из нас кого ждал бы с котлетами – большой вопрос! Для меня невозможная ситуация, невыносимая – мама и некий кавалер. По многим причинам, одна из которых очевидна – папа. Я строго внушала себе, что мама имеет полное право жить полноценно. А вот я не имею права садиться к ней на холку вместе со своими проблемами и тараканами. Точка.
Кстати, мама терпеть не могла «крутить» котлеты. И она вовсе не приглашала меня вернуться, хотя, говоря откровенно, в глубине души я этого ожидала. Но если у мамы появилась личная жизнь, то… То ничего об этом не хочу знать и видеть тоже не желаю!
Собаку что ли завести? Или у мамы Фимку забрать? Не отдаст ведь.
– Отдай Фимку, – попросила я, позвонив ей как-то вечером.
– Что значит – отдай? – удивилась мама. – Не мебель же.
– Ну, ты много работаешь, устаёшь, а за ним убирать надо.
– И ты много работаешь.
– Ты больше устаёшь. Ты старше, у тебя сердце.
– Ничего, на Фимку моих сил хватает, – засмеялась мама. – Не отдам. Коты плохо переносят перемену места, ты ж знаешь. Зачем его мучить?
Так я и знала. Но попробовать надо было. Завести, что ли, своего собственного Фимку? Надо подумать.
Вот так странно, одиноко и невесело существовала я довольно долго. В пустоте.
Невнятное моё существование!
Разговор с Полиной про демона. И выводы
В какой-то момент дурного настроения я решила бросить институт. Вот так проснулась утром мрачная и подумала: «Да ну его к чертям! Зачем я на это время трачу!»
Полинка меня отговаривала, ух, как отговаривала!
– Насколько я тебя знаю, ты здравомыслящая и психически устойчивая. С чего вдруг такие радикальные шаги? Ведь твоё «не хочу» пройдёт, а глупость ты успеешь сделать.
Мы вместе шагали к метро по Тверскому бульвару из старенькой усадьбы, где располагался наш институт. Я специально заехала узнать, каков механизм ухода по собственному желанию. В деканате заохали, заахали, да зачем, да как же так, такая хорошая девочка! Возьми академотпуск, но не забирай документы! В итоге дали неделю на размышление.
Сопровождавшая меня Полина аж искрилась от желания продолжить начатое методистами и уговорить «не делать глупостей».
– Глупостью было само поступление в этот институт, – вяло отбрёхивалась я.
– А чем тебе не нравится институт? – удивлённо вылупилась Поля.
– Ничем не нравится. Неинтересно, не моё.
– Как это – не твоё? Ты же знаток и обожатель литературы!
– Правильней сказать – потребитель и получатель от неё удовольствия.
– Ты поэт!
– Поля! – прикрикнула я.
– Прости! Но всё равно глупо: отлично учишься, тебе всё легко даётся…
– Мне скучно, бес.
– А почему мне не скучно?
Я удивлённо посмотрела на подругу:
– Потому что ты – это ты, а я – это я. К тому же для тебя институт – одна из точек приложения политической активности.
– А хочешь со мной в политику? Это на самом деле очень увлекательно!
Я остановилась и заржала в голос.
– Что смешного? – не поняла Поля. – У тебя есть убеждения, твёрдые, ты – наш человек. Что тебя разобрало-то?
– Ой, Полька, русская Полька, – всё смеялась я. – «Пойдём со мной на баррикады, там весело, только не уходи из института» – железная логика!
– Там не весело, – обиженно поджала губы Поля, – а интересно. И почему всё время баррикады-то? Как будто мы постоянно революции устраиваем. У нас много разнообразной, насыщенной партийной работы…
– У меня есть прекрасная работа, настоящая. А от слов «партийная работа» сразу тошнит.
Полина угрюмо умолкла.
– Ладно. Тогда расскажи вот о чём: как у тебя получается, что всё, точно гром с ясного неба? Ничего не происходит, всё ровно и вдруг – бац! – развод. И тебе как с гуся вода. И вот сегодня: «Я иду забирать документы!» Знаешь, я тут читала одну статью… в общем, может, у тебя начинается депрессия? Там один из признаков в точности такой.
– Божечки, тебе интересно, что я чувствую?
– Да!
– Мне лихо.
– Я так и знала! У тебя депрессия, тебе нужна помощь. Там было написано, что маска депрессии…
– Нет, всё не так, – перебила я подругу. – Нет у меня никакой депрессии. Давай сделаем кружок по бульвару, я расскажу. Как близкой подруге, которой доверяю. Ты будешь третьей, кто знает эту историю… ну, не считая папы, конечно.
История оказалась совсем недолгой, мы и половину круга не успели пройти, а я уже всё рассказала. Про Снежную Королеву, медвежонка и Демона.
– Так что у меня не маска депрессии, а совсем другая маска.
– Интересно! – воскликнула Поля. – Знаешь, если бы не политика, я точно занялась бы психологией. Это так любопытно, особенно связь выражения лица с тем, что ты чувствуешь на самом деле.
