Читаем без скачивания Китай. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов

К буддизму Сюань-цзун проявлял определенный интерес. В его дворце, наряду с даосскими священниками, постоянно находились и буддийские монахи: хотя бы на случай, если надо будет помолиться о выпадении дождя на иссушенную засухой землю. Но в то же время эта чужеродного происхождения вера вызывала у него немалые опасения. Буддийские монастыри все больше превращались не столько в религиозные центры, привлекающие толпы верующих, сколько в хорошо налаженные финансово-экономические предприятия. Они владели огромными земельными участками — с пашнями, садами, лесами, богатствами недр. Там трудилось множество арендаторов, наемных работников, послушников, рабов. У монастырей были свои ремесленные мастерские, гостиницы, они широко вели торговые дела. Ученые монахи неплохо освоили азы банковского дела: занимались ростовщичеством, наладили вексельную систему (благодаря ей, купцы могли не брать с собой в дорогу большие суммы денег, что было довольно рискованно из-за разбоя: достаточно было иметь гарантийное письмо от одного монастыря к другому). Многие китайские крестьяне, вместо того, чтобы исправно трудиться на полях и платить налоги, уходили в монахи.

Сюань-цзун принял соответствующие меры. Деятельность монастырей была поставлена под контроль. Части монахов пришлось вернуться на свои наделы, стала ограничиваться и численность сангху — религиозных общин буддистов-мирян. Были упразднены «лишние» деревенские кумирни. Вопросами, связанными с буддизмом, стало заниматься то подразделение ведомства ритуала, которое отвечало за прием и отправку посольств — этим подчеркивалась его чужеродность. Такие строгости поддерживались правоверными конфуцианцами: в буддизме как религии они видели посягательство на приоритет общегосударственных культов, а в его общественной значимости — угрозу для существования Поднебесной как единой, спаянной общими интересами и взглядами семьи.

Но нельзя было не признавать притягательности буддизма за счет его глубочайшей философской мысли, его опоры на личность конкретного человека, которому открывался путь к вечному блаженству через очищение от грехов, его готовности оказать насущную помощь молитвами перед высшими силами. И не только молитвами — монастыри не скупились на благотворительность. Монахи занимались врачеванием, спасали тысячи людей во время эпидемий. Буддийские празднества, отмечавшиеся в монастырях, были многолюдны и необыкновенно зрелищны, их участники переживали высочайший духовный подъем — вплоть до экстаза. Пагоды, призванные устремлять людские помыслы ввысь, стали необъемлемой частью китайского пейзажа. Особенно оживляли они равнинные просторы в дельтах великих рек. Буддийские статуи и фрески оказали немалое влияние на китайское искусство.

На долю буддизма выпадет еще немало гонений, но в китайском общественном сознании уже сложился синкретизм, сосуществование трех основных религий — конфуцианства, даосизма и буддизма. Синкретизм существует и в наши дни (не будем иронизировать и ставить в тот же ряд, например, «идеи Мао»). Причем во все прошедшие века религии вполне мирно уживались в душах отдельно взятых китайцев и даже обогащали там друг друга.

Культура Поднебесной в эпоху Тан была на высочайшем подъеме. В упомянутой выше Академии Ханьлинь создавались труды по самым разным отраслям знаний. Тщательно собирались старинные тексты — тем, кто их приносил, в награду отмеряли немало шелка, а содержание ветхих свитков и бамбуковых табличек тщательно переписывалось на бумагу.

Специальное ученое ведомство составляло по образцу сочинений Сыма Цяня историю прежних и нынешней династий — на основании сохранившихся летописей, указов и других архивных сведений. Было написано восемь так называемых «нормативных» историй, посвященных династиям, правившим с I по VII вв. После кончины очередного Сына Неба историки подводили итог его царствованию — своеобразный «приговор истории» — и начинали кропотливо собирать материал о текущем правлении.

Не останавливаясь на содержании всей культурной жизни эпохи, особо отметим взлет поэзии. Она была в необыкновенном почете — программа «дворцовых» экзаменов на ученое звание «продвинутого мужа», которое открывало путь к высоким чинам, обязательно включала сочинение стихотворения. Стихи скрашивали нелегкие годы, проводимые чиновниками в дальних провинциях, куда их забрасывала служба. Переложенные на музыку, стихи звучали из уст девушек — обитательниц «веселых домов».

Творения Ли Бо, Ду Фу, Ван Вэя — сокровища не только китайской, но и мировой Литературы. Ли Бо называл себя «одним из десяти тысяч творений природы» — и ему была открыта ее сокровенная внутренняя жизнь:

Плывут облака отдыхать после знойного дня,Стремительных птиц улетела последняя стая.Гляжу я на горы, и горы глядят на меня,И долго глядим мы, друг другу не надоедая.Вижу белую цаплю на тихой осенней реке,Словно иней, слетела и плавает там вдалеке.Загрустила душа моя, сердце — в глубокой тоске.Одиноко стою на песчаном пустом островке.На горной вершине ночую в покинутом храме.К мерцающим звездам могу прикоснуться рукой.Боюсь разговаривать громко: земными словамиЯ жителей неба не смею тревожить покой.В струящейся воде осенняя луна.На южном озере покой и тишина.И лотос хочет мне сказать о чем-то грустном,Чтоб грустью и моя душа была полна.

Облака отразились в водахИ колышут город пустынный,Роса, как зерна жемчужин,Под осенней луной сверкает.Под светлой луной грущу яИ долго не возвращаюсь…

В поэзии Ли Бо часто присутствуют мотивы луны, чаши рисового вина и доставляемой ею радости. По преданию, однажды он, пребывая в блаженном опьянении и творческом вдохновении, потянулся из лодки за манящим отражением ночного светила — и утонул. Но, скорее всего, это вымысел — тоже поэтический.

ТАН: ОПЯТЬ ХУЖЕ — ПОТОМ СОВСЕМ ПЛОХО

Так уж повелось в Поднебесной: времена ее внешнего процветания, уверенной вроде бы поступи — таят назревание кризиса. Сюань-цзун правил слишком долго, и ему не суждено было в покое закончить свой век.

Первые признаки неблагополучия — те, которые далеко искать не надо. Во дворце складывались группировки, разгорались интриги — их жертвами пало несколько министров, подведенных под меч палача или сами накинувшие себе на шею шелковую удавку. Повсюду «свой» интерес начинал превышать допустимую норму, а кумовство слишком тесно переплеталось со служебными отношениями (совсем без этого в Китае никогда было нельзя). Следующий случай получил скандальную огласку. На экзаменах получил высшие отметки известный своей тупостью молодой человек — сын первого министра Ли Лунфу. Император лично устроил отличнику собеседование и убедился, что с ним, собственно, и говорить-то не о чем.

Но сановник Ли Лунфу остался на своем посту. В то время наметилась не то чтобы аристократическая реставрация, — но знатные роды упорно прибирали к рукам ведущие посты в управлении, а экзаменационное сито не оказывалось для их выдвиженцев непреодолимым препятствием. Особенно старались о приобретении звания поэтически одаренного «продвинутого мужа» — оно открывало путь к четвертому и пятому чиновным рангам, обладатели которых имели право присутствовать на дворцовых церемониях.

Впрочем, сам министр Ли Лунфу был человеком отнюдь не бесталанным. Он бессменно пребывал на своем высоком посту целых девятнадцать лет. Когда же он скончался, государь поставил на его место. некоего Ян Гочжуна — двоюродного брата своей любимой I наложницы Ян Гуйфэй (любимой настолько, что удостоилась официального звания Драгоценной Супруги). Преемник начал с того, что обвинил покойного в измене, поэтому похороны прошли без всяких почестей — из гроба даже забрали все драгоценности. Многие родственники подверглись опале. Но сам брат Драгоценной Супруги оказался явно не на своем месте, и надежность работы бюрократического аппарата существенно понизилась. К тому же и император был не в прежней своей энергичной форме — годы брали свое. Стали уменьшаться поступления в казну, в деревне росла напряженность: все резче становилось расслоение на богатых землевладельцев и крестьян, едва сводящих концы с концами или уже превратившихся в арендаторов. Могущественные богачи если и удерживались от откровенного насилия, действовали не лучше того: отводили воду от крестьянских полей и ждали, пока их владельцы «созреют» и сами упадут к ним в объятия. После чего ирригация возвращалась в прежнее состояние. Все беззастенчивее скупали землю чиновники, от них не отставали купцы. Император издал указ, по которому запрещалась купля-продажа тех частей наделов, которые при распределении земли были объявлены частной собственностью владельца — но не помогало и это.