Читаем без скачивания Любимый жеребенок дома Маниахов - Мастер Чэнь

— Это не я. Это — меня, — грустно покачал я головой. — Но я скрылся в храме.

— А кто на вас нападал — не видели. Толпа. Так, а сегодня совершенно случайно какая-то банда, которую никто не успел толком рассмотреть, нападает на другой ксенодохион — Христодота. Тоже не вы?

— Мы никого там не обижали, приехали поесть…

— Вы — у Христодота?

— Мы — скромные люди. Вдруг на нас напали, и я с охраной спрятался под землей. Но эти люди напали на меня и там, потом долго гнали по туннелю, убили мою охрану. К счастью, меня спас ваш Прокопиус. А с известной вам Анной — более сложная история, но она пошла за мной потому, что видела, что меня хотят убить. У нас с ней может быть расхождение в цифрах — пять человек, шесть, у страха глаза велики — но в целом все совпадет.

— Отлично, — шумно задышал Феоктистос. — Просто великолепно. И если мы даже извлечем все трупы из этой дряни там, в катакомбах — попробуй, докажи, откуда они там взялись. В общем, попади вы к квестору, ему пришлось бы трудно. Так.

Феоктистос отошел к окну, за которым была сплошная листва, чуть тронутая осенней желтизной.

— Но я вам не квестор, Маниах! — вдруг повернулся он. — Совсем не квестор. Вы об этом подумали? Когда мы расставались, там, на границе, я сказал: вы меня не забывайте, заходите, рассказывайте, кто там вас собирается убить и зачем. Вы об этом забыли? А зря.

— Время, Феоктистос, — сказал я. — На меня напали вчера. Мы что-то начали делать сегодня. С чем я пришел бы к вам? Давайте перечислим. Первое: мне доложили, что где-то в городе появился человек, очень похожий на Хашима, бывшего вашего коллегу, работавшего у Абу Муслима.

— Ах, Хашим… — тихо сказал Феоктистос. — Хашим в городе. Этакий, с жуткой физиономией. И вы молчали.

— Но я-то его так и не видел! — повысил я голос. — И узнал о нем только вчера. Дальше — меня пытались убить, на Аугустейоне. Но это вообще было на закате. Когда бы я успел прийти к вам жаловаться? С чем, с Какими фактами? И куда — домой? Ну, а сегодня…

— А сегодня, — почти прошептал Феоктистос, — вы успели, с утра пораньше, узнать, что человек с внешностью Хашима жил там, у Христодота. И вы решили сначала на него посмотреть, чтобы удостовериться, а уже только потом идти жаловаться мне. Но — вот незадача… Вас заметили, начали обижать, загнали в катакомбы… И если бы не Прокопиус, который не побоялся туда спуститься, то вас обидели бы до смерти. Да, время — это очень важно… Вы с кем играете, великий Маниах из Самарканда?

Я помолчал, понимая, что когда задают такой вопрос…

— А кстати, — сказал я, наконец, — с кем я играю? Скажите, Феоктистос, ведь вы служили еще великому Лео? История с восстанием в Феодосиополе — это было только что. И это вы. Но все победы Лeo, перед каждой из которых были месяцы серьезной подготовки — это ведь тоже вы?

— Да, я служил великому Лео, — проговорил Феоктистос, не шевелясь и глядя на меня. — В разных должностях. Сейчас служу его мальчику. И я вам отвечу вашими же словами: время. Время, Маниах. У меня нет времени слушать ваши рассказы. Ну-ка, для начала: вы кого вызвали в город? Вы хоть сами-то понимаете, кого вы сюда притащили?

Я смотрел на него сначала в замешательстве, но потом все понял.

— Вы, Маниах, выволокли из иного мира чистильщика барида. Его свои боялись так, что им плохо становилось. Это не человек даже, а страшная сказка. Все думали, что его давно нет в живых — а он вот где. Вы что думали, это вам ипподром? Ипподром — там, за оградой дворца. А в других местах стравливать двух зверей с вот такими зубами вам никто не позволит.

Я ничего не понимал. Точнее, не понимал главного.

— Вы сказали про время, Феоктистос, — наконец решился я.

— Мило, что вы напомнили об этом, Маниах. Итак, вопрос: вы что думали, что это ваша маленькая личная война? Вы обидели Хашима, который из-за вас теперь не может показать свою жуткую морду где-либо в халифате, и вот он за вами гоняется по всему свету?

Так, об этом мы уже говорили с Юкуком. И я сам же произнес главное слово — «деньги». То, что делал Хашим в империи, означало большие деньги, значит — большие цели, а я просто мог помешать.

— Дали бы вы мне еще два дня, Феоктистос, — сказал я с тоской. — И я бы пришел к вам и все рассказал. А как я могу рассказать то, что сам до конца не знаю? И ваш Прокопиус — дал бы мне еще немного времени там, под землей. И я бы сделал вашу работу. Атак…

— Нет у меня двух дней! Я бы дал их. Но. Сколько от вас ушло? — быстро задал он вопрос.

— Двое, — признал я. — И сам Хашим один из этих двух.

— Вы уверены, что загнали в ловушку всех? Что кто-то один не болтался все это время в совсем других местах?

— Нет, — признал я. — А что было делать? Бежать к вам, жаловаться, надеяться, что вы мне поверите и повяжете всю их цирковую труппу просто так, без доказательств?

Феоктистос тяжело вздохнул.

— Сейчас я скажу вам, что надо было делать, — угрюмо проговорил он. — Итак, уже несколько месяцев как мы получаем сообщения из Мерва. Абу Муслим везет к себе целые караваны оружия. Его армия как была сто десять тысяч, так и остается. Вроде бы, какое нам дело — одна половина халифата готовится подраться с другой, это же счастье. Но тут выясняется, что он создает свою почтовую службу, свою, а не халифа, на месте барида покойного Марвана — вы об этом не слышали? Лучше молчите… Но не везде создает, а строго по прямой линии от Мерва до того города, где мы с вами сидим. А потом и сам Хашим оказывается в этом городе — здесь. Это что означает?

Я наклонил голову. Слово «война» я уже произнес мысленно в разговоре с Юкуком.

— А тогда, дорогой мой Маниах, возникает вопрос — что они тут, собственно, делают. Смотрят на стены Феодосиуса, считают наших солдат? Но это не такой уж и секрет. Теперь насчет времени. Еще неделю назад время у нас с вами было. А сейчас — ну-ка, что произошло у нас с вами тут вчера? Вчера утром?

— Император вернулся… — начал я и остановился.

Все стало на свои места.

— Феоктистос, там есть один человек, он успел сказать… — выговорил я. — Что эта цирковая компания заканчивает, или закончила, свою работу, готовится уезжать… Что будут важные события. Он сказал это вчера.

Феоктистос снова отвернулся к окну. Каменная скамья, на которую были наброшены какие-то войлочные покрывала, стала мне казаться чересчур твердой.

— Это самое ценное, что я слышал за последние несколько недель, — хрипло, почти как Юкук, проговорил он, наконец. — Ну, и что вы думаете — с этой информацией вы не могли бы меня… да хоть разбудить дома?

— А что бы вы с ней делали? — поинтересовался я.

— То, что сейчас и буду делать. А пока — вопрос. Вы на кого все-таки работаете, Маниах? Я узнавал про ваши торговые дела — услышал много интересного.

Уже вечер, подумал я, рассматривая верхушки деревьев, на которых играл закатный свет. Анна хотела бы попасть домой. Я тоже. И увидеть там живого Юкука, на свободе. И всех прочих.

— Если услышали интересное, Феоктистос, то и сами все понимаете. Я работаю на Самарканд, на свой дом. Торговый, и просто дом. Если что-то произойдет с Константином… Если халифат, пока вы избираете нового императора, вторгнется сюда… Хорасанская половинка халифата, каждая половинка по отдельности, обе вместе, все равно… Если вашей империи не будет, караваны перестанут идти. Арабийя — они же саракинос — еще долго не будут покупать шелк в тех количествах, как вы. А еще есть варварские города к западу от вас, они покупают все больше, но им тогда тоже будет не до шелка. Дальше — если остановятся караваны, тихо умрет другая империя, о которой у вас здесь и знать не знают, империя Чинь, она же Поднебесная империя. Она живет продажей шелка. И, вы удивитесь, я ее очень люблю. А Самарканд, который лежит в самой середине этого торгового пути — он тоже… тихо уснет. Мне нужно, чтобы ваш Константин жил, и как можно дольше.

— Я знаю, мой дорогой Маниах, — тихо сказал Феоктистос. — И это ваше счастье. А то бы… Так вот, я вам расскажу, что бы я сделал уже сегодня утром, если бы вы вчера не поленились прийти и все рассказать. Вы можете многое, чего не могу я. И наоборот, потому что у вас нет сотен солдат, как у меня. Я закрыл бы все катакомбы города, а так — сделаю это сейчас. Нечего всем там шляться и возникать где угодно из-под земли. Я арестовал бы всех в городе, у кого лицо в ожогах, лишних бы потом отпустил с извинениями и парой монет. И сделаю это вот сейчас, вечером. Я дал бы приказ не пускать никаких ксенов на… кстати, если бы вы были Хашимом, где бы вы попытались убить императора?

Вот, наконец, эти слова прозвучали.

— Службы в ваших храмах, — начал я. — Император сейчас будет их посещать, одну за другой. Но там не так просто подобраться к нему. Я бы использовал, извините, лук и стрелы — но лук не спрячешь, особенно в храме, значит… Здесь, во дворце — но здесь охрана… А когда, скажите, будет главное событие?