Читаем без скачивания Горбовский - Марьяна Куприянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он остался в этом же помещении, остался за работой и просто пытался не отвлекаться, молчаливо и смиренно ждал, пока его товарищи попрощаются с практиканткой. Он не злился и не выглядел даже раздраженным. Впрочем, никакого интереса к ритуалу прощания, как и к персоне девушки, которую целовал неделю назад, он не проявлял.
Отвечая на вопросы и обмениваясь любезностями, Спицына все больше убеждалась, что Горбовский уже обо всем забыл. Ему все равно. Он работает, у него есть дела поважнее, чем какая-то соплячка, у которой произошел неожиданный всплеск гормонов. Прижав папку к груди, Марина ненадолго присела на край диванчика, на котором недавно ночевала здесь. В тот вечер она поругалась с Горбовским, и он со злобой толкнул ее к стене. Помнится, что поднял на нее руку, но не довел начатое до конца.
– Марина, как ты относишься к тому, что мы с коллегой устроим тебе прощальный, последний тур по НИИ? Ты же должна успеть попрощаться со всеми, кого знаешь? – предложил Гаев, игриво улыбаясь.
– Я не против, если это дозволительно… – Марина взглянула на Пшежня, ожидая разрешения или запрета. И к тому, и к другому она была готова. – Самой не хочется уходить просто так, знаете, я как будто стала… частью. Частью этой большой семьи.
– Мариша, ну разумеется, можно, – почти с умилением произнес Пшежень, и его глаза в глубокой сетке старческих морщин загорелись особенным теплом, которое бывает лишь у людей, которые прощаются с близкими.
И у Гордеева с Гаевым взгляды были похожие. А вот Горбовский… Он просто был умиротворен и не испытывал никакого сожаления. Возможно, наоборот, он умело скрывал свое глубокое моральное удовлетворение из-за очищения рабочего коллектива от бесполезного мусора, присутствие которого его так долго изводило.
Перед тем, как коллеги ушли в последний вояж по НИИ, Горбовский обратился к девушке:
– Марина, не забудьте сдать форму и пропуск, прежде чем уйти.
Спицына не посчитала нужным на это отвечать.
Так получилось, что прощальное турне затянулось до самого вечера. Слишком многие изъявили желание лично попрощаться со Спицыной, в особенности – Зиненко и Крамарь. Всех ученых, которых Марина перевидала за несколько часов, она неосознанно начала сравнивать с Горбовским. А у этого рост ниже. А у этого плечи уже. А у этого глаза не такие выразительные. А этот постоянно улыбается, и его жизнерадостность кажется фальшивой. А у этого вообще неправильные черты лица, некрасивая походка, манера говорить неприятная. Не то, что у Горбовского… такими рождаются, Марина, рождаются, и только!
Спицыну сковала тяжелая, апатичная грусть. Еще немного – и она покинет такие родные стены НИИ, перестанет ощущать себя шестеренкой массивной и мощной, всем нужной машины, главная цель существования которой – сделать человеческую жизнь лучше, помочь больным и обеспечить здоровое будущее следующих поколений. Быть ученым, а в частности вирусологом, безумно приятно. Работать в коллективе, где каждая личность – персонаж, с которого хоть героя книги срисовывай; где все относятся друг к другу так, как будто мир давно живет в светлой и доброй утопии под названием коммунизм, доставляет ни с чем не сравнимое удовольствие. Однако всему хорошему однажды приходит конец.
Когда Марина прощалась с Крамарем в его секции, а вкруг толпой распределились ученые, и каждый из них предлагал написать практикантке свою рекомендацию, отзыв, рецензию, почти вырывая папку из рук, Спицына была счастлива. Счастлива от осознания того, что в ее жизни были такие люди, что ей довелось с ними работать, пусть недолго, но все же, какой неизгладимый след все они вместе и по отдельности оставили в ее душе! Именно такими и должны быть ученые в представлении амбициозной, энергичной юности: добродушные, талантливые, увлеченные люди, пренебрегающие всякими формальностями и документацией, не терпящие чего-то, что мешает им работать, любящие свое дело так, как можно любить только хобби, которое с тобой с детства.
«Неужели через несколько минут я уйду отсюда, и больше мы с ним не увидимся… Неужели даже в коридоре не встретимся один на один?»
Через секунду после того, как Марина задала себе эти вопросы, в помещение вошел Горбовский.
– Лев Семенович, дорогой! – обрадовался Крамарь нежданному гостю. – А мы тут как раз вашу практикантку домой провожаем!
Марина рассеянно обернулась и коротко встретилась глазами с человеком, которого раньше ненавидела, а теперь – боготворила. Горбовский держал в руках стопку папок и быстро отвел глаза, думая о своем.
– У меня к вам дело, Сергей Иванович, – сказал он упавшим голосом, когда приблизился к микробиологам.
– Что-то неотложное? – нахмурился Крамарь, принимая папки.
Горбовский не ответил.
– Ну что ж, товарищ Спицына, был рад знакомству, – проговорил Крамарь ту самую фразу, которая означала конец всего хорошего, и в наступившей тишине протянул Марине красивую большую ладонь.
Девушка протянула руку в ответ, но Сергей Иванович неожиданно нежно, при всех, притянул ее к себе обнял по-отцовски. Марина не могла увидеть реакции Горбовского, да и сам Лев Семенович был рад, что этой реакции не заметил никто.
– Приходите к нам следующим летом на практику, приходите к нам работать, Спицына. У Вас большой потенциал. До свидания, – сказав это, Крамарь позволил Гордееву и Гаеву увлечь девушку за собой, а сам ушел вместе со Львом Семеновичем в соседнее помещение.
День подходил к концу. Последний день в НИИ, последние минуты. На улице уже стемнело. Вернувшись в секцию вирусологии, Марина еще раз попрощалась с Юрком Андреевичем, с Тойво, и почти плача, запретила кому-либо себя провожать. Горбовский все еще не вернулся от Крамаря, и Спицына пошла домой. На первом этаже она, скрепя сердце, в последний раз сдала рабочий халат, обувь и пропуск, в последний раз расписалась о посещении в журнале на вахте. Вахтерша сочувственно посмотрела на нее и промолчала. За все время практики Марина не перекинулась с этой пожилой женщиной ни одним словом, но, как водится, между ними установилась молчаливая взаимная симпатия, не требующая даже общения.
Снаружи пришлось некоторое время свыкнуться с опустившейся на город темнотой, постояв некоторое время на ступенях и утирая слезы, а потом уж двигаться дальше. Но Марина не успела пройти и десяти метров, как из-за ближайшей разлапистой ели сделал шаг на свет Матвей Бессонов. Девушка замерла и почувствовала, как подгибаются колени. В данный момент она совершенно не ожидала встретить его.
Бессонов был особенно страшен в желтом свете фонаря – он выглядел морально уничтоженным, психически нездоровым, и весь его облик, выражение лица, положение тела и конечностей выражали готовность к нападению.
– Вернись ко мне, –
