Читаем без скачивания Развесистая клюква Голливуда - Дарья Донцова

— Что замер? — спросила я. — Ухитрился приложиться головой о притолоку? И кто ты после этого? Даже в подвал без приключений спуститься не можешь!

Семен ткнул пальцем в угол:

— Степа! Гляди! Жуть!

Я прищурилась: в темноте белел непонятный предмет. Пытаясь разглядеть, что это, я сделала несколько шагов и взвизгнула.

Вот уже несколько дней хлещет ливень, и в подвал стала просачиваться вода. Ничего нового. Каждую весну и осень Белка нанимает людей, которые гидроизолируют подпол, но все равно по одной из стен рано или поздно начинает ползти цепочка капель. Из‑за дождя здесь сыро, вода размыла часть земляного пола, и из него торчит… человеческая рука.

Глава 28

— Что? Что? Что? — засуетилась Катя. — Мне спуститься к вам?

Я прохрипела.

— Нет необходимости! Я раздавила лягушку.

— Фу‑у‑у, — протянула Катя и отошла от лестницы, — какая гадость! Я их боюсь.

— Это ж не жаба, — возразил Семен, — это ж…

Я его пнула:

— Если расскажешь Катьке, что тут увидел, больше у нас не работаешь.

— Понял, — испугался Сеня, — заткнулся.

— Вот и молчи, — приказала я, — вылезай и сиди в столовой.

В номер Пряниковых я вошла с озабоченным видом:

— В погребе полно воды.

— Откачаем, — махнула рукой Белка, — есть насос.

— Это имеет смысл делать после окончания потопа, — возразила я. — Ваня, пойдем, глянешь на сундук‑морозильник. Думаю, мы сможем поместить туда тело Кузьмы Сергеевича. Никита, останьтесь здесь с Белкой. Не хочется бабушку бросать одну около покойника.

— Ну, конечно, — кивнул Бурундуков, — не волнуйся, Изабелла Константиновна в надежных руках.

— Здесь почти сухо, — удивился Ваня, когда мы очутились в подполе.

Я указала в угол:

— Там смотри.

Иван подошел к стене, присвистнул и деловито сказал:

— Дай кисточку. У вас над плитой пара штук висит.

Минут через десять из земли показалось лицо.

— Это она, — прошептала я сдавленно. — Та самая девушка из коридора. Мы с Белкой ее искали, думали… кто‑то из постояльцев дурит, подозревали вас с Мишей… и…

Я говорила сбивчиво, проглатывала слова, но Ваня меня понял.

— Похоже, незнакомка была мертва, когда ее перенесли в холодильник, — сказал он, — все решили, раз он пуст, значит, девушка жива. Тогда в коридоре меня не было.

Я кивнула:

— Точно, я подумала, что ты тайком снимаешь происходящее.

Ваня вздрогнул.

— Нет, у меня голова разболелась, я принял лекарство, оно со снотворным. Я спал. Очень крепко. Я бы понял, что это труп, но меня‑то не было. А остальные испарились. И откуда Сене понять: несет он живого человека или мертвого? Опыта по перетаскиванию трупов у него нет.

— Какой смысл перемещать тело? — прошептала я.

Ваня подтолкнул меня к лестнице:

— Так. Успокойся. Нам не нужна паника. В отеле начнется массовый психоз, как только ты сообщишь о находке.

— Да, — признала я, — это ни к чему.

— Согласен, — кивнул Иван. — О мертвой девушке молчим. Тело Кузьмы Сергеевича устроим в холодильнике. Конечно, не положено замораживать труп, когда он лежит на боку, но у нас экстремальные обстоятельства. Выпей валокордин и попытайся прийти в себя.

Меня оставила тошнота, а удавка, перехватывающая горло, ослабла.

— Я в порядке. Вот почему на ступеньках отсутствовала пыль. В подвал недавно спускали тело несчастной.

— Молодец, ты взяла себя в руки, — похвалил меня Ваня. — Не бойся, я с тобой, а вместе мы сила.

Я ощутила прилив благодарности.

— Ваня, мне надо тебе кое‑что рассказать. Про Бурундукова.

— Потом, — отмахнулся студент.

— Это очень важно, — настаивала я.

Иван начал подниматься по ступенькам.

— Давай решать проблемы по мере их поступления. Сначала Кузьма Сергеевич, потом остальное.

К вечеру в «Кошмаре» установилось некое подобие порядка. Гости сели за стол. Геннадий Петрович не потерял аппетита, даже возмутился, увидев еду:

— Опять тосты!

— Ты что, мечтал получить на ужин сложносочиненную солянку? — резко спросил Никита. — Скажи спасибо, что Олеся успела хлеб поджарить.

— Нормально, пап, — одернула самозванца Юля. — Горячее, и ладно.

Маша молча поела и поднялась в номер с подносом для Олега.

Белка отправилась на кухню, и оттуда незамедлительно послышался ее голос:

— Катя! Достань чайный сервиз.

— Лучше в кружки налить, — возразила горничная.

— Нет, вынимай набор! И почему в нем нет одной чашки? — рассердилась бабуля.

— Анна в ней чай для Кузьмы Сергеевича носила, — пояснила Катя, — чашка у них в спальне осталась!

Из холла послышались шаги, в комнату бочком вошла Аня.

— Можно… мне… кусочек… хлеба, — пролепетала она, — ноги… подкашиваются…

Я невольно посмотрела на ступни Пряниковой и привстала. На Ане были белые балетки с бантиками, которые крепились к мыску большой кожаной кнопкой. Сразу заныл правый бок — именно по нему била меня незнакомка, когда я была в костюме медведя‑гризли, била и приговаривала: «Идиот! Велено было не вмешиваться, ты погубишь весь план!»

Значит, это Аня. Она не в курсе, кто скрывался под нарядом гризли. Да что у нас здесь происходит? Я шлепнулась назад на сиденье. Степа, попытайся принять обычный вид!

— Конечно, Анечка, — защебетала Белка, — все, что пожелаешь! Тосты, варенье, масло, бутербродики.

Я схватила чашку, залпом опустошила ее и осторожно посмотрела на Бурундукова. Никита заботливо усаживал Аню в кресло во главе стола.

— Не дует? — спросил он у нее.

Я погасила злость. Уголовник‑то у нас с манерами. Он социопат, самый опасный, непредсказуемый преступник. Хорошо воспитанные люди никогда не вызывают подозрений ни у коллег, ни у приятелей, ни у соседей. Если столкнетесь с подобной личностью, то скорей всего будете очарованы, попадете под ее обаяние. Но замечательный во всех отношениях Бурундуков без малейших угрызений совести убьет любого. Социопат не испытывает ни раскаяния, ни страха, ни стыда. С наемным киллером или обычным уголовником есть шанс договориться, с социопатом нет ни малейшей надежды. Они отлично мимикрируют, и очень часто их близкие бывают поражены, когда за главой семьи приходит милиция.

Я ощутила пинок под столом, вздрогнула, увидела сидевшего напротив Ваню и, быстро сказав:

— Пойду, съем пилюлю от головной боли, — выскользнула в холл.

— Степашка, — окликнул меня вышедший следом Ваня.

— Что? — устало спросила я.

— Следи за своим лицом, — приказал Иван.

— А ты за языком, — огрызнулась я. — Мне категорически не нравится кличка «Степашка»!

— Прости, — извинился он, — тебя так Изабелла Константиновна зовет.

— Ей можно, а тебе нельзя, — отрезала я. — И вообще если говоришь кому‑то «Степашка», то в ответ можешь услышать «Хрюша»!

— Не сердись, — улыбнулся Ваня и повторил: — Я же не знал, что тебе это неприятно.

— Мог бы и догадаться, — всхлипнула я и неожиданно зарыдала.

Ваня обнял меня и прижал к себе.

— Согласен откликаться на Хрюшу. А ты будешь Каркушей? Да?

— Нет, — сквозь слезы улыбнулась я и вывернулась из его рук, — кстати, собачка Филя тоже не в моем вкусе. Прости. Не знаю, что на меня нашло.

— С катушек слетела, — поставил диагноз Ваня. — Что тебя срубило?

— Белые балетки, — призналась я.

— Пошли в твою комнату, — приказал Иван, — там поболтаем.

Довольно долго мы с Иваном пытались систематизировать разные странности. И пришли к неутешительному выводу: мы понимаем, что ничего не понимаем.

Как в «Кошмар» проникла незнакомая девушка? Ее кто‑то привез из Москвы? Кто? Зачем? Почему бедняжку убили? Какой смысл переносить тело из холодильника в подвал? Что хотел убийца? Внушить собравшимся, что ночное происшествие всего лишь очередной прикол хозяев гостиницы? Но ведь мы‑то с Белкой знали, что не затевали этот спектакль! Правда, с другой стороны, мы решили, что нас водят за нос Ваня с Мишей. Не спустись я в подвал, не размой вода грунт — труп мог бы лежать в «Кошмаре» много‑много лет.

— Ты ее не убивала? — спросил Ваня.

— С ума сошел? Конечно, нет, — вспыхнула я, — и Белка тоже ни при чем. Когда‑то, в середине девяностых, она завела кур и поросят. Но только мы не полакомились ни вкусным бульоном, ни свининкой. Бройлеры Рябка, Капка, Фимка и Кнопка благополучно дожили до куриной старости и были похоронены с почестями на солнечной опушке. Там же могилы и свинок Пелагеи и Брунгильды. Понимаешь, Белка не могла сама их зарезать и не стала обращаться к профессионалу.

— Некоторые люди над котенком трясутся, а дедушку из‑за завещания подушкой спокойно удавят, — не моргнув глазом, произнес Ваня.