Читаем без скачивания Возмездие - Александр Насибов

Сейчас, полулежа в удобном кресле, Фегелейн в который раз пытался разобраться в случившемся, найти ему объяснение — и не мог. То, что произошло, поистине было непостижимо…

А поначалу все складывалось так хорошо! За зиму и весну 1943 года промышленность рейха ценой титанических усилий выполнила брошенный Гитлером лозунг: “Лучшему солдату — лучшее оружие!” На фронт потоком хлынули средние танки — “пантера” и тяжелые — “тигр”, перед броней которых — так считалось! — бессильны пушки русской ПТО, и могучие самоходные орудия “фердинанд”, специально предназначенные для борьбы с тяжелыми танками противника. Что касается самолетов, то Фегелейн больше месяца провел в поездках по авиационным заводам и своими глазами видел сотни отправляемых в войска новейших истребителей “Фокке-Вульф-190А” (высокая скорость, отличный вертикальный маневр, мощное пушечное вооружение) и “Хеншель-129” — этот последний был сделан по типу русских летающих танков “Ильюшин-2”, справедливо прозванных немцами “черной смертью”. Боевых самолетов вермахт получал почти вдвое больше, чем год назад.

Поистине всеобъемлющей была тотальная мобилизация живой силы. Фюрер не пощадил никого и ничего. Железная метла прошлась по тылам рейха, не пропустив ни единой щели, начисто вымела все резервы. И к исходу весны 1943 года на Восточном фронте вермахт имел на несколько дивизий больше, чем даже в начале воины.

Словом, русским противостояла огромная всесокрушающая сила. И значительная ее часть — около миллиона солдат и офицеров наземных войск немцев, почти пять тысяч самолетов, танков, самоходных орудий, десять тысяч пушек и минометов — должна была решить в районе Курска главную задачу кампании.

Да, фюрер сделал все, что в человеческих силах. Теперь слово было за генералами. Им предстояло ввести в действие великолепный план “Цитадель” — то есть так грохнуть этим стальным кулаком по сердцу России, чтобы оно перестало биться.

На рассвете 5 июля, когда кулак был уже занесен, вдруг заговорили советские пушки. Советы опередили противника. Это явилось первой неожиданностью, и у многих екнуло сердце… Тем не менее удар немцев был страшен. Все ждали: вот-вот оборона русских будет взломана, в пробитую брешь устремятся “тигры” и “фердинанды”, и тогда ничто уже не остановит армий фюрера.

Но оказалось, что кулак немцев молотил по броне, которой было прикрыто сердце России, и сталь, ударяя о сталь, высекала искры, гигантские искры — и только!

Это была вторая неожиданность. Русские не только разгадали день и час немецкого наступления, но и приняли меры.

На направлении главного удара земля была устлана трупами солдат и офицеров вермахта. Между ними горели танки и самоходки немцев. Ас неба сыпались охваченные огнем останки бомбардировщиков и истребителей лучших дивизий Геринга.

Конечно, немалый урон несли и оборонявшиеся. Однако они стояли. Под яростным натиском немцев русские армии только чуть подавались назад. И это было стратегией, маневром, всем чем угодно, но не отступлением!

Четыре дня боев — сорок тысяч трупов немецких воинов, пятьсот потерянных самолетов, сотни сожженных танков. И в качестве компенсации — продвижение в глубь чужой обороны на… десять километров! А она, эта оборона, была, быть может, вдесятеро глубже.

Кто мог предвидеть, что случится такое?

Фегелейн вспоминает. В канун сражения фюрер позвонил в Берхтесгаден, где в те дни находилась его подружка. Дела обстоят хорошо, кричал он в трубку, можно не сомневаться, что все закончится очень быстро. Поэтому пусть Ева оставит на время свои развлечения, захватит сестру и спешит сюда. Здесь им покажут зрелище, какого не видела еще ни одна женщина в мире. А потом, когда все закончится, он возьмет их с собой в Италию.

В тот день фюрер был в отличном расположении духа, смеялся, шутил. Он распорядился, чтобы в Берхтесгаден был послан скоростной самолет.

В эти же часы штат референтов заканчивал подготовку предстоящей встречи Гитлера и Муссолини. Фюрер так спланировал сроки, чтобы свидание с дуче произошло в момент, когда все на земле узнают о новой великой победе германского оружия. Тогда легче будет сделать решающий нажим на тех, кто колеблется. Они станут сговорчивыми. И против общего врага двинутся десятки новых дивизий союзников Германии.

Но это далеко не все. Фюрер не сомневался: кардинальная перемена обстановки на Востоке заставит призадуматься и англичан с американцами. И тогда он, быть может, пойдет на почетный мир с Западом, чтобы, собрав все силы, скорее одолеть главного врага — добить его, отдышаться, залечить раны. А потом, черт возьми, немцы вернутся к разговору с англичанами и американцами!

Таковы были планы. И все рухнуло.

В конце первой недели боев германские армии обессилели, затоптались на месте. И тогда русские двинулись в контрнаступление.

Что пережил фюрер! На него страшно было смотреть. Опасались, что его хватит удар. Разумеется, Ева и Гретель не покинули Берхтесгадена — Фегелейн позаботился об этом в первую очередь. Он же сделал затем умный ход. Увидев, что фюреру не терпится уехать, он глубокомысленно заявил на совещании в ставке: фюрер не должен откладывать свой визит в Италию. Дуче ждет, медлить нельзя, сейчас встреча важна как никогда.

Самолет Гитлера выруливал на старт, когда далеко на запад от Курска разносился басовый голос русских орудий — противник развивал наступление. По всем дорогам нескончаемыми вереницами тянулись в немецкий тыл санитарные эшелоны и колонны грузовиков, набитых парнями из Вестфалии и Вюртембурга, Баварии и Пруссии, а заодно “голубыми фалангистами” Франко и отборными “барсальерами” итальянского дуче, искалеченными советскими снарядами и минами.

Ветер дул с востока. Все вокруг было пропитано смрадной смесью сгоревшего пироксилина, дыма пожарищ, запахов крови, тлена.

Такова была обстановка на Востоке, когда самолет Гитлера взмыл в воздух, направляясь в Италию. В кабине, разумеется, находился и Фегелейн, прихваченный фюрером в благодарность за хороший совет. Генерал СС был счастлив от сознания того, что благополучно выкарабкался из всей этой истории.

Италия!.. Фегелейн не сомневался, что нынешняя поездка Гитлера — затея пустая. Русские лишили фюрера козырей, которые тот собирался выложить перед своими коллегами.

И тем приятнее было, что встретили их подчеркнуто пышно и торжественно. На аэродроме — почетный караул личной гвардии Муссолини, развевающиеся знамена, оркестры, выспренняя речь самого дуче о великой миссии двух государств и партий, о непоколебимой верности их союзу.

Все это поначалу озадачило Фегелейна. Уж он-то знал, что итальянская армия, растерявшая в России и Африке свои лучшие дивизии, сейчас представляет жалкое зрелище. Потомкам Ромула и Рема осточертела война. При первой же возможности они швыряют оружие и тянут вверх руки перед неприятелем. Недавно почти без сопротивления капитулировали сильные итальянские гарнизоны островов Пантеллерия и Лампедуза, где за мощными укреплениями можно было держаться месяцами. А всего несколько дней назад американцы высадились и на Сицилии.

Да, торжественный парад, который дуче устроил в честь Гитлера, на всем этом фоне выглядел поистине странно. Но потом Фегелейн понял: Муссолини затеял пышную церемонию, чтобы показать: он еще на коне, он силен, у него могучий союзник.

Точно так же вел себя дуче и за столом переговоров — вызывал адъютантов, отдавал распоряжения, подсчитывал количество дивизий из вновь мобилизуемых резервистов. Он клялся: Италия будет с Германией до конца, до полной победы…

По пути на родину самолет Гитлера сделал остановку в Париже. Во Франции, как считал фюрер, сравнительно спокойно, он пробудет здесь несколько дней, отдохнет. Остановка эта была предпринята тоже по совету Фегелейна, который жаждал провести ночку-другую в хорошем обществе… Но в самом центре Парижа по автомобилю высокого гостя вдруг простучала автоматная очередь. И это несмотря на сильную охрану и специально объявленную воздушную тревогу, загнавшую горожан в убежища и подворотни! Правда, фюрер не пострадал (бронированный кузов и пуленепробиваемые стекла машины), но настроение у него было испорчено.

Надо ли удивляться тому, что фюрер не задержался в Париже!

…Вскоре показался Берлин в разрывах низких кучевых облаков. Теряя высоту, машина прошла сквозь облачность. Солнце еще только вставало, город был в глубоких тенях, обозначавших проспекты, массивы парков, заводские кварталы. Юго-запад, затянутый дымом, сквозь который пробивались языки рыжего пламени, отсюда, с высоты трех сотен метров, походил на костер из детских кубиков. Пожар был результатом налета американских “крепостей”.

“Целендорф или Штеглиц”, — определил район пожаров Фегелейн.