Читаем без скачивания ТАРРА. ГРАНИЦА БУРИ. Летопись вторая. - Вера Камша

Разодетый в свои любимые черный и ярко-красный цвета, на вороном, без единого пятнышка жеребце, он выглядел истинным императором. Рядом с регентом делал вид, что сдерживал, а на самом деле горячил серого в яблоках красавца арцийский посол. Ланка не могла видеть лиц мужа и арцийца, но не сомневалась, что они были торжествующими. Михай получил от императора Базилека право прохода через арцийские провинции, а красавец Койла спал и видел, как Рысь и Альбатрос уничтожают друг друга. Зато геланцы и большинство марширующих внизу воинов не предполагали, что воевать будут именно с Эландом. То ли для того, чтобы остававшиеся в Таяне прознатчики Рене не успели предупредить своего господина, то ли потому, что население Гелани не рвалось в объявленный Церковью Святой поход против эландских нечестивцев, а вернее всего — чтобы Базилек мог хоть как-то оправдаться перед настоящим Архипастырем, было объявлено, что таянско-тарскийская армия и благочестивые ополченцы из числа горцев отправляются громить атэвов.

В письме императора говорилось, что воинству регента Таяны дозволяется пройти ускоренным маршем через Фронтеру к Гверганде, городу-порту, расположенному в устье полноводной Адены, правый берег которой от Зимней гряды[14] до побережья принадлежал Эланду, а левый — империи. Там-де армия погрузится на арцийские корабли и отправится на юг. На деле же армии предстояло, воспользовавшись городскими мостами, перейти на эландский берег и, двинувшись вдоль побережья, вторгнуться во Внутренний Эланд с запада.

Таким образом Михай избегал и переправы через Гану в единственно возможном месте, и лежащих за ней почти непроходимых болот и дебрей, где передвигаться пришлось бы лишь по двум без труда перекрываемым лесным дорогам. Иное дело — широкая прибрежная полоса, где развернется и знаменитая таянская конница, и неутомимая гоблинская пехота.

Побережье было ключом к Эланду со стороны империи, а в Гверганде и на южном берегу Адены стояла Третья армия Арции под командованием знаменитого Сезара Мальвани. Командор должен был не допускать вторжения в Арцию таянско-эландских войск, однако любую дверь можно открыть с обеих сторон.

Илана представляла, сколько воинов находилось в распоряжении ее покойного отца. Не была она новичком и на военных парадах, которые всегда любила больше балов, но такого таянка еще не видела. Прежде площадь Ратуши красивым строем пересекали «Серебряные» и «Золотые», впереди и позади которых маршировали музыканты с увитыми пестрыми лентами инструментами, а за ними на рысях проходили три полка легкой кавалерии и один полк тяжелой. Рослые всадники на могучих гнедых конях, в одинаковых стальных нагрудниках и шлемах с пестрыми ястребиными перьями. На плечах офицеров красовались короткие плащи из рысьих шкур, простые же воины щеголяли в темно-синих суконных, с искусно вышитыми гербами. Ланка с детства обожала это зрелище, сожалея лишь о том, что оно слишком коротко. Теперь же войска шли третий час кряду. Первые воины уже наверняка покидали город, а конца шествия все еще не было видно. Сейчас через площадь двигались гоблинские полки, и Ланка, как и все геланцы, была поражена их многочисленностью. Таянскую столицу словно бы затопила бурая река.

Гоблины маршировали тысячами по пять в ряд. Чужие лица обитателям Гелани казались совершенно одинаковыми, отчего людям становилось жутко. Даже привыкшей к Уррику Илане сделалось не по себе. Она поискала глазами любовника и сразу же обнаружила его, застывшего за спиной Михая.

Уррик, как и прочие гоблинские офицеры, одевался подчеркнуто скромно. Все попытки регента разодеть свою личную охрану в столь любимые таянцами яркие доломаны натыкались на непоколебимое «нет». Единственной роскошью, которую себе позволили гоблины, были атэвские нагрудники и атэвские же кривые ятаганы, почти такие же по форме, как и те, что делали в горах, но гораздо лучшего качества. Не удалось Годою и посадить своих охранников на коней. Те наотрез отказались, заявив, что мужчины должны ходить пешком и что лошади нужны лишь слабосильным. Знающие люди не сомневались, что гоблинская пехота выдержит натиск любой кавалерии, и во многом именно благодаря презрению, которую горцы питали к оседлавшим лошадей.

Ланка устала смотреть на одинаковые головы в одинаковых кожаных шлемах, и ее мысли заскользили по проторенной дорожке. Чем глубже таянка осваивала науку любви, тем сильнее мечтала о седом эландце. Их ссора была ошибкой, на которую ее невольно толкнул господин Бо. Илана не сомневалась, что еще можно все исправить и судьба рано или поздно предоставит ей такую возможность. К сожалению, Уррик, которому она верила как самой себе, уходил вместе с Годоем. В этом не было никакого злого умысла — свободно говорящий по-арцийски офицер был нужен регенту для облегчения общения со своими соплеменниками. Уррик уходил, а она оставалась местоблюстительницей трона. Это не только радовало, но и тревожило. Дочь короля Марко надеялась, что справится и поймет, что значит быть не сестрой, не дочерью, не женой владыки, но владычицей, и вместе с тем ей было тревожно. Илана Годойя знала, что власть — это игра, в которой проигравшему достается яд или плаха, и все же была готова сыграть. Выигрыш сулил корону и любовь — вполне достаточно, чтобы рискнуть всем.

Лес, которым третий день шел Роман, постепенно и незаметно менялся. Наверное, окажись в его объятиях не понимающий любую дышащую тварь эльф, а человек или гоблин, он бы ничего не заметил, пока не стало бы поздно, но Рамиэрль легко улавливал обрывки простеньких мыслей здешних кошек-белок и отзвуки боли, жажды или страха, испытываемых вечно осенними деревьями. И те и другие беспокоились; впрочем, провожавшие барда с самой опушки рыжие веселые зверьки поступили в соответствии с великим кошачьим правилом — любопытство превыше всего, но пока это не слишком опасно. В один прекрасный момент эльф понял, что остался один. Непрошеные спутники потихоньку удрали, он успел только почувствовать их страх и неприязнь, словно кто-то силком намочил их лапы и пушистые хвосты чем-то гадким. Деревья тоже изменились, того мудрого покоя и снисходительной нежности к малым сим, которое излучал этот странный, заполнивший гигантскую низину лес, больше не было. Тревога приглушила краски, листва казалась бурой и некрасивой, потянуло болотной сыростью. Рамиэрль прикрыл глаза — хотелось развернуться и броситься назад, к солнцу, игривым зверушкам, вновь увидеть весеннюю зелень, услышать болтовню Кризы и забыть то, что он еще не увидел.

— Поздно мне возвращаться. — Произнесенная вслух, эта фраза сработала не хуже заклинания, и эльф решительно пошел вперед. Дорога не изменилась, но идти стало труднее: завороженные собственными страхами деревья перестали услужливо раздвигать ветви, открывая путь Светорожденному. Нет, в этой части леса тоже кипела жизнь, но какая-то ломаная, неправильная. Нэо увидел на глине отпечаток заячьей лапы, но размером этот заяц должен был быть с большую собаку. Либер не успел даже удивиться, как мимо него, отчаянно хлопая крыльями, пронеслось и вовсе нелепое создание, похожее на ящерицу с клювом. Затем путь преградил луг, заросший крупными цветами на белых жирных стеблях, источающими сильный сладкий аромат. Над цветами кружило неимоверное количество бледных бабочек, от совсем крошечных до великанш размером с хорошего нетопыря.