Читаем без скачивания Избранное - Нина Ягодинцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Время
Маме
Когда земля начнёт свой новый круг,Мы будем три сестры:Анастасия, Антонина, Нина.Мы будем жить в большой глухой избеНад быстрою холодною рекой,С утра до вечера, над пяльцами склонясь,Мы будем вышивать:Клубнику – алым,Зелёным – листья,Белым – лепестки.Вечерний дух нахлынет от реки –Мы сказки страшные припомним:То злую ворожейку Паучиху,То гиблый омут, то глухой сосняк,Где под зелёным холмиком землиДавным-давно бродяга похоронен…Приданое лежит по сундукам:Вот скатерть с белым выбитым узором,Вот покрывало на постель,Подзор,Салфетки с петухами и цветами,Шуршащие сатиновые платья,Холодные шелковые платки…Вечерним духом тянет от реки.Но кто-то едет!Нет, всё тихо-тихо.И всходит на крыльцо,И дверь скрипит…Всё кончилось.А дом над узкой речкойОбвалится,Травою зарастётИ в половодье на глухой зареСползёт с обрыва в воду.
«Россия! Все твои черты…»
Россия! Все твои чертыОттиснуты в душе.Повсюду узнаёшься ты:В тоске и в мираже,
Но лучше муку и позорВдохнёт больная грудь,Чем этот голубой просторИ ровный санный путь.
Как безутешно плачет медьВдоль синей белизны!Мне было б легче встретить смерть,Чем белый лик луны.
Среди нетронутых полейИ молодых снеговПред вечной чистотой твоейСмолкает в жилах кровь…
«От белых лент, от сонных рек…»
От белых лент, от сонных рекСквозит холодное сиянье.Пошли мне, Господи, ночлег –Меня измучили скитанья.
В убогих русских городахГорят огни до поздней ночи,Но гаснет свет – и волчий страхУ спящих выедает очи.
И ясно слышно скрип саней,Коней дыхание густое,И ночь сияет всё сильней,И всё темней в её просторе.
Куда идти? Кого винить?Кого молить повинным словом,Коль под Твоим высоким кровомНам негде голову склонить…
«Когда позор, тоска, бессилье…»
Когда позор, тоска, бессильеОтравят грудь,Для тайных странствий по РоссииЕсть Млечный Путь.
Туманна бледная дорога –Туман смахни,И засияют издалёкаОгни, огни.
Смотри, пока застигнет утро:В холодной тьмеОни рассыпаны, как будтоПисьмо к тебе.
Слова горят, но слог бесстрастныйХранит покой,И ты уже из тайных странствийСпешишь домой,
Ночного ветра злое пламяСбиваешь влёт,Но слабый голос над полямиПоёт, поёт…
Зачем он царствует над намиВ просторах тьмы?Неодолимыми волнамиСкользят холмы,
Под властью голоса ночногоНемеет грудь,И нет уже пути иного –Есть Млечный Путь.
«О, если и вправду написана Книга Судеб…»
О, если и вправду написана Книга Судеб –Страницы печали, и гнева, и страсти, и славы, –Склоняется небо, как чаша смертельной отравы,И тёмною влагой питается зреющий хлеб.
И огненным взором по древним страницам летя,Светило Земли потускнеет за долгие годы,И кто-то последний умрёт на пороге свободы,Последнего знака, последней звезды не дочтя.
Ради шелеста, лепета, пенья
Стихотворения 1992–2001 гг.
«Никакая рука – только сердце удержит поводья…»
Никакая рука – только сердце удержит поводья,Если хлынул апрель по дорогам и мимо дорог.Что гадать на любовь по капризной весенней погоде –Ты всегда одинок.
Словно сходит не снег – материк растворяется в прошлом,И в угрюмое небо неспешно уходит река,И лощёная челядь твоим подстилает подошвамОблака, облака…
Небо платит за всё: невесомых апрельских дождинокТы уже получил, выходя из дубовых дверейВ этот город сырой, в ослепительный свой поединокС горькой властью своей.
Потому что она обрекает тебя на сиротство,Ибо только сиротство тебе во спасенье дано.Остаётся – любить, потому что всегда остаётсяТолько это одно.
«Над полетаевскими рощами…»
Алине Трусковской
Над полетаевскими рощами,Над светлыми березнякамиЛьняные облака полощем мыТрудолюбивыми руками.
Здесь горизонт рокочет грозами,Но все они проходят мимо:Прозрачной рощицей берёзовойНас наше небо заслонило.
И лёгкий свет, раздетый донага,Ныряет с облака крутогоВ душистые объятья донника –То белого, то золотого.
А если вдруг нежданно всплачется,Воспомнится неосторожно –Вот земляника, мать-и-мачехаИ подорожник придорожный.
Возьми с ладони эту радугуИ смуглый сад, ещё спросонья,Где капельки звенят, не падая,И называются росою.
«Внезапный снегопад остановил часы…»
Внезапный снегопад остановил часы.Лавиною сошёл с невидимой вершины!Как занавес, упал – застыли, недвижимы,Привычные черты привычной суеты.
Нам некуда идти. Сырым тяжёлым гнётомДеревья клонит ниц до хруста в позвонках.И то, что вознесли до неба на руках,Теперь лежит в грязи, плывёт холодным потом.
Всё будет хорошо. Растает, зарастёт,Запустим время вновь – пойдут по кругу стрелкиНа башне городской в золоченной тарелке –Но этот снегопад, и ужас, и восторг
Останутся как весть о грозном, несказанном,О родине стихов, о лежбище лавин,Чей лёгкий синий флаг летит, неуловим,И поднимает ввысь легко, одним касаньем.
«Русское солнце, дорожное, скудное светом…»
Русское солнце, дорожное, скудное светом…Очи в слезах – только я не узнаю об этом.Грошик серебряный – хлеба купить или простоВ стылую воду забросить с Калинова моста?
Дайте вернуться опять по старинной приметеВ эти скупые края, где серебряно светитРусское солнце, плывущее хмарью февральской,Детское сердце терзая тревогой и лаской!
Русское солнце! Холодное, ясное, злое,Словно присыпано давнею белой золою,Словно обмануто, брошено, но, воскресая,Из кисеи выбивается прядка косая.
Медленно-медленно, свет собирая по искрам,Я проникаюсь высоким твоим материнством:Это душа твоя ищет меня, как слепая,Бережным снегом на тихую землю слетая…
«Так тигр подходит к бабочке, смеясь…»
А. К.
Так тигр подходит к бабочке, смеясьИ в первый раз пьянея на охоте…Он осторожно втягивает когти:Откуда эта радужная вязь,
Откуда эта пряная пыльцаИ воздуха неуследимый трепет?Он морщит нос и любопытство терпит,Как терпят боль, пощады не прося.
Он тянется, дыхание тая,Он видит всю её, почти не глядя,В разлёте крыл, как в крохотной тетради,Прочитывая буквы бытия.
Потом уходит, мягок и тяжёл,Своей кровавой славе потакая,Легко угрюмый воздух обтекая,Запоминая то, что он прочёл.
Она живёт ещё какой-то час,Ещё какой-то век своей свободы,Со всей великой библией ПриродыОдною этой встречею сочтясь.
«Зима стояла у киоска…»
Зима стояла у киоска,У самых нежных хризантем,И капли голубого воскаСтекали вдоль стеклянных стен.
Угрюмый город спал, неприбран,И ты сказал: «Душа болит…»Цветам, как будто странным рыбам,Был свет до краешка налит.
Они плескались, лепеталиИ вглядывались в полумглу,Растрёпанными лепесткамиРаспластываясь по стеклу.
И, позабыв свою работу,На низком стуле у окнаЦветочница читала что-то,Как смерть, наивна и юна.
«Я говорю: печаль мудра…»
Я говорю: печаль мудра, –Ещё не зная, так ли это.Метелей дикая ордаЗахлёстывает чашу света.
Стоят такие холода,Что воздух бьётся, стекленея.Я говорю: печаль добра, –И согреваюсь вместе с нею.
И сонным полнится тепломМой дом у края Ойкумены,И оседают за стекломСедые хлопья звёздной пены.
Свеча до самого утра –Маяк для скудного рассвета.Я говорю: печаль мудра, –Ещё не зная, так ли это…
«На три стороны помолясь…»
На три стороны помолясь,На четвёртую обернусь:Не ходи, синеглазый князь,На мою золотую Русь!
Дети малые крепко спят,Бабы Господу бьют челом.Брошу наземь узорный плат,Спрячу волосы под шелом.
По Калинову по мостуБьют копыта в сухой настил.А сказала я Господу,Чтобы он мне грехи простил.
И за брата, и за отца, –Где теперь и отец, и брат? –И за узенький след кольца,И за брошенный наземь плат.
Жирно чавкает злая грязь –Не вином напоили Русь!На три стороны помолясь,На четвёртую обернусь.
«Смерть – это кукла…»
