Читаем без скачивания Жестокое эхо войны - Шарапов Валерий

– Здравия желаю, – поприветствовал присутствующих Васильков.

Глянув на часы, Туманов укоризненно качнул головой. Дисциплина в режимных организациях и на производстве сохранялась строжайшей и в послевоенное время – за опоздание на пять минут могли запросто дать пару-тройку лет исправительных работ.

Васильков опоздал всего на минуту. Проходя к своему рабочему столу, он негромко пояснил:

– В автобус не влез. Пришлось бежать на другой маршрут.

– Приступай к сверке дел с общим списком, – кивнул Туманов. – Сегодня надо закончить. Крайний час – девятнадцать ноль-ноль.

– Сделаю, товарищ подполковник.

– Старцев, кстати, звонил. Тебя спрашивал.

– Что-то срочное?

– Интересовался, когда освободитесь. Дело ему начальство вроде подкинуло непростое. Жаловался, что людей не хватает.

Направляясь к телефонному аппарату, Александр вздохнул:

– Да, нам бы еще двух-трех опытных сыскарей в группу. А то иной раз столько наваливается, что не понимаешь, утро сейчас или вечер…

Набрав номер Управления и добавочный своего отдела, он услышал бодрый голос друга:

– Старший оперуполномоченный Старцев у аппарата…

* * *

Оперативно-разыскная группа майора Ивана Старцева в настоящем составе сформировалась недавно, но это не мешало ей считаться одной из лучших в Московском уголовном розыске. Группа специализировалась на бандитизме и убийствах. Легких преступлений, типа карманных краж в транспорте и на рынках, ей не поручали.

В первые годы войны группой руководил легендарный сыщик и ветеран МУРа Прохоров, а рядовыми операми тогда были совсем другие люди.

Иван Харитонович пришел в уголовный розыск осенью сорок третьего, закончив длительное лечение после тяжелого ранения под Рыльском. Прохорову он пришелся по душе: хваткий, энергичный, внимательный, способный к быстрому обучению. И через год, когда Прохорова «сосватали» на вышестоящую должность, он порекомендовал Урусову на свое место Старцева.

Росту Иван был небольшого – среднего или около того, а опираясь на трость, сутулился и казался еще ниже. Однако ловкостью и силой природа его не обидела. Он походил на простоватого деревенского парнишку с широкой костью, темными волосами и смуглой кожей. Меж тем, кроме простоватой внешности, ничего деревенского в нем не было.

Родился он в старом одноэтажном бараке, с крыльца которого было видно подмосковные Ащерино и леса Картинской Горы. Единственный колодец с мутной водой на восемь одинаковых бараков, единственный уличный туалет над зловонной выгребной ямой, единственный магазин с дешевой водкой и серым, плохо пропеченным хлебом.

Семье Старцевых повезло. Жили они в таких условиях недолго, в двадцать втором году отец Ивана получил комнату ближе к центру – в добротном пятиэтажном доме дореволюционной постройки с водопроводом, канализацией и собственной котельной в подвале. За некоторым исключением в здешних сорока квартирах обитала недобитая большевиками интеллигенция: врачи, преподаватели, инженеры, актеры, музыканты. Дабы разбавить эту публику и приблизить ее к народу, районный жилищный комитет обустроил на первом этаже большую коммуналку, объединив две смежные квартиры. И подселил туда полдюжины законченных алкоголиков во главе с переболевшей сифилисом воровкой по имени Роза.

Спустя несколько месяцев беспокойного соседства маленький Иван вдруг осознал, что научился сравнивать и оценивать людей по их поступкам и образу жизни. Спустя еще несколько лет он твердо знал, каким курсом отправится во взрослую жизнь.

Выбор он сделал правильный. Окончив в тридцать восьмом году среднюю школу и получив приличный аттестат, он решил поступать в Подольское артиллерийское училище…

Потом молодой лейтенант Старцев воевал. Причем воевал хорошо, по-настоящему. После сдачи немецким полчищам Киева и Смоленска, после серии проваленных контрнаступлений и безнадежных кровавых котлов он стоял насмерть, обороняя Москву.

На одном из оборонительных рубежей его батарея из шести орудий уничтожила семнадцать немецких танков. Сам Иван Старцев был тяжело ранен и, находясь на лечении в госпитале, получил за этот бой орден Красного Знамени.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

После госпиталя он хотел вернуться в артиллерию, но загремел в пехоту. Тогда не спрашивали, кто куда хочет, отправляли туда, где не хватало людей. В пехоте Иван тоже не потерялся: через несколько месяцев за смекалку и проявленную отвагу получил второй орден и был переведен в разведку. Там он и познакомился с Александром Васильковым.

Два земляка оказались близкими по духу и быстро превратились в неразлучных друзей. Так и ходили они за линию фронта в одной группе, пока в июле сорок третьего года капитан Старцев не напоролся на нейтралке на немецкую противопехотную мину.

Летней ночью разведгруппа возвращалась с задания. Преодолевая по «коридору» минное поле, один из бойцов был ранен пулеметным огнем и, корчась от боли, задел противопехотную мину. Осколком Старцеву серьезно повредило ногу. Началось долгое лечение и мытарства по тыловым госпиталям…

Военные хирурги собрали его ступню по кусочкам. Он долго разрабатывал ее в надежде вернуться на фронт, однако строгая комиссия вынесла однозначное заключение – комиссовать.

По натуре Иван был настоящим бойцом и на гражданке не сдался – обиды не затаил, «горькую» пить не начал, в сторожа или кочегары не подался. Каждый день он наматывал по родной Москве с десяток километров, и когда поджившая нога позволила отказаться от костылей, надел офицерскую форму с орденами, взял легкую тросточку и пошел на прием к начальнику Московского уголовного розыска.

В сорок третьем эту должность занимал Касриэль Рудин[19] – интеллигент, умница, профессионал. Войдя в кабинет, Иван четко, по-армейски, изложил суть дела. Мол, есть опыт разведчика, есть огромное желание быть полезным Родине. Рудин ознакомился с документами, полистал партбилет, расспросил про службу и ранение. Затем вызвал кадровика и приказал затребовать для изучения личное дело.

Людей в угрозыске катастрофически не хватало, да и кандидатура бывшего разведчика оказалась подходящей. И ровно через неделю – по окончании проверки – его зачислили стажером в штат МУРа.

Старцев быстро набрался опыта и дорос до руководителя оперативно-разыскной группы, получил майорские погоны. Служба в МУРе стала для Ивана Харитоновича главным делом жизни. Случалось, что он работал без сна и отдыха по несколько суток кряду. Коллеги и подчиненные уважали его за прямоту, энергию, несгибаемость. Начальство терпело его странности и за ударный труд прощало майору все.

* * *

К счастью, мучительный марафон длиной в одну неделю завершался.

А началось это испытание с того, что дней восемь назад комиссар Урусов вызвал к себе майора Старцева и ознакомил с секретным приказом Наркома.

Приказ гласил: «На местах, в военных комиссариатах всех уровней, отобрать и тщательно изучить личные дела военнослужащих, ранее осужденных по статьям (перечень прилагается) Уголовного кодекса Р.С.Ф.С.Р. 1926 года. А также по перечню правовых актов, введенных Советом Народных Комиссаров СССР и Президиумом Верховного Совета СССР в период от 2 июля 1941 года по 15 ноября 1943 года. Особое внимание уделить военнослужащим, осужденным Военным трибуналом Вооруженных Сил СССР. После изучения всех предоставленных документов личные дела промаркировать в соответствии с прилагаемым секретным трехзначным кодом. По окончании данной работы всех склонных к возвращению к преступному прошлому арестовать независимо от физического состояния…»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Приказ был логичным и крайне необходимым, ибо преступной швали в период войны и после ее окончания расплодилось немерено. Урусов вызвал к себе руководителей оперативно-разыскных групп и потребовал откомандировать по два опытных сотрудника в помощь военкомовским служивым. Выбор Старцева пал на Василькова и Баранца.

В начале работы Александра весьма огорчил тот факт, что его и Ефима Баранца угораздило попасть в Таганский военкомат, куда стекались сотни отобранных личных дел с других районных военкоматов Москвы. В районах личных дел было в разы меньше, и после их отправки «на Таганку» работа на местах заканчивалась.