Читаем без скачивания Невеста скандального шпиона - Селеста Брэдли

— Лиса разозлился бы на тебя, будь он здесь. Он считает эти комнаты почти что священными.

Лев пожал плечами.

— Не понимаю, почему. Это просто четыре довольно уродливых стены и безобразный старый стол, на котором я не позволил бы есть даже моей собаке, — тем не менее он спустил ноги со стола и сел прямо, чтобы погасить сигару в приготовленном блюдце. — Мы могли бы встречаться в общественных местах, если это имеет значение. Священной является служба, а не комната. И даже не тот человек, который служит, очевидно.

Они оба немного помолчали, скорбя о потере, которую недавно перенес их товарищ. Не то, что они не сделали бы того же — отдали все, что у них было ценного для Англии и Короны. В этой тишине, однако, эхом отражалось страстное желание о том, чтобы их никогда не попросили об этом.

— Так это собрание начнется или нет? — Лев переместил свой стул в более достойное положение.

— Боюсь, что сегодня вечером нас двое, — сказал Сокол. — После того, как я связался с Лисой и Коброй, я поставил их в известность, что Лжецы нашли документы в сейфе некого лорда Мейвелла. Эти документы, когда их расшифровали, привели нас к предположению, что сэр Фостер возвращается из своей собственноручно устроенной ссылки…

Лев хмыкнул:

— Это один из способов назвать его поведение. Я бы предпочел фразу «прятался под своим камнем как трусливый предательский слизняк, которым он и является».

Сокол кисло посмотрел на него:

— Могу я продолжать?

Лев великодушно махнул рукой, и Сокол возобновил свою речь:

— Я информировал их о том, что, как ожидается, Фостер вскоре прибудет в Лондон с чем-то — у нас пока нет конкретной информации об этом — что Мейвелл полагал, может причинить ущерб Короне.

Сокол постучал по документу, который он положил на стол.

— У меня здесь есть ответное письмо от Лисы, привезенное быстрым курьером.

Лев потянулся к своему пальто.

— И у меня есть такое же письмо от Кобры.

Сокол кивнул, затем посмотрел вниз на свой документ.

— Лиса пишет, что он все еще полагает, что нашим главным приоритетом должно быть преследование предателя. Клуб Лжецов должен продолжать свое расследование того, кто скрывается под именем «Голос Общества» и как ему стало известно слишком много об их тайной деятельности. У нас же более высокие интересы.

— В этом письме то же самое. Я не думаю, что Кобра будет когда-либо полностью доверять Лжецам, — Лев развернул свой документ. — Кобра уже начал следовать по пути Фостера из города, где он высадился, но он также напоминает нам, что нам все еще нужно расследовать возможность того, что кто-то в Англии может управлять французской разведкой, кто-то, кто может быть весьма влиятельным членом общества.

— Премьер-министр все еще надеется выбить это имя из Луи Уодсуорта?

Лев кивнул.

— Ливерпул в настоящее время маринует Уодсуорта в Тауэре.

Сокол даже не улыбнулся.

— Надеюсь, он сожалеет о своей жадности. Только представить себе, продавать дефектное оружие британскому правительству за счет французов!

Лев нахмурился.

— Ему платили дважды, этому ублюдку!

— Рассматривая его нынешнее положение, я бы сказал, что он все еще получает доход от этого необдуманного плана, — произнес Сокол.

Сокол и Лев положили сообщения своих коллег на соответствующие места на столе, стараясь, чтобы это выглядело так, как будто эти двое только что ненадолго покинули собрание.

Сокол откинулся назад на своем стуле.

— Я согласен с планом Кобры. Сначала сэр Фостер, потом «Голос». Думаю, что этот предатель приведет нас к тому, кто дергает за ниточки.

Лев кивнул.

— И я тоже согласен. Кобра настаивал на личном участии в деле Фостера, так как в прошлом он уже был знаком с предателем.

— Имеется в виду его злополучное внедрение в ряды «Рыцарей Лилий», я предполагаю. Это была хорошая идея — покончить с ними, присоединившись к ним.

Лев кивнул.

— Надо отдать должное Кобре, что он настоял на том, чтобы принять на себя огонь критики, защищая королевскую задницу, когда все полетело к черту.

Сокол с сожалением покачал головой.

— Можете ли вы представить себе, что вас пометят таким клеймом на всю оставшуюся жизнь?

Лев резко выдохнул:

— Иногда мне снятся кошмары, что это досталось мне.

Последовал затянувшийся момент сочувствия. Затем двое мужчин явно отбросили эту завесу.

— Ну, я предполагаю, что это приводит нас к закрытию собрания. — Сокол встал и одним точным движением одернул свой жилет. Лев, который тяготел к постоянному беспорядку, не затруднил себя этим.

— Я слышал, вы собираетесь жениться, — сказал Сокол, когда они двинулись к двери. — Могу я принести свои поздравления?

— Спасибо. Она прелестная девушка, хорошо воспитанная и скромная. Однажды она станет отличной леди Гринли.

Сокол бросил взгляд на своего компаньона:

— Значит, это брак по любви?

Но Лев не был одурачен его беспечным тоном.

— Не бойтесь. Я не собираюсь влюбляться и раскрывать все наши секреты на подушке. Она просто привлекательная девушка, которая подарит мне наследника, — он засунул руку в карман за еще одной сигарой. — Вы должны задуматься о женитьбе. Знаете, это только поможет улучшить вашу маскировку. Вы начинаете выглядеть слишком интригующей загадкой для лондонских леди.

Сокол ответил ему многострадальным взглядом.

— Спасибо, но я скорее воздержусь. Обязанности Сокола не делают меня хорошим супругом. Почему я должен хотеть взвалить это на невинную женщину?

Лев выглядел задумчивым.

— В самом деле, почему?

— Как вы полагаете, Кобра когда-нибудь женится?

Лев покачал головой.

— Я бы сказал, что это сомнительно. В конце концов, какая женщина, обладающая чувством собственного достоинства, свяжет себя браком с человеком, которого публично заклеймили как предателя? — он потянулся к задвижке древней дубовой двери. — Бедняга.

Кто-то наступил Натаниэлю на голову. Очевидно, по его голове топтались в течение нескольких часов, потому что каждый звук отзывался в его мозгу с давно привычным ощущением.

Он попытался перекатить свою голову в сторону от боли, только для того, чтобы его пронзило острие самой настоящей агонии, промчавшейся через его череп. Его глаза открылись в ответ на эту боль, затем снова закрылись от ярко блестящего рассвета.

Рассвет?

Натаниэль попробовал поднять обе руки к своей больной голове, но только одна его рука повиновалась ему. Другая была холодной, онемевшей и придавлена каким-то неподвижным грузом.

Теперь уже совершенно очнувшись, он оставался неподвижным, оценивая свои возможности. Он лежал на спине, одна его рука была придавлена, с раскалывающейся головой, на воздухе в утренней росе.