Читаем без скачивания Формула Бога - Жозе Душ Сантуш

— Это мое удостоверение сотрудницы Министерства науки.

Томаш взял документ. В нем все было написано только на фарси, а на фотографии — Ариана в традиционном исламском одеянии.

— Но я не понимаю, что здесь написано. — Напустив на себя безразличие, Томаш вернул карточку владелице. — По мне, такая вот штука запросто может быть липой, которую ничего не стоит состряпать в любой печатной мастерской.

Ариана улыбнулась.

— Придет время, и вы убедитесь, что все подлинно, — и передала ему лист. — Это письмо Министерства науки, удостоверяющее подлинность рукописи, с которой нам бы хотелось, чтобы вы согласились поработать.

Португалец внимательно прочел письмо. Текст на английском языке был напечатан на официальном бланке с гербом Ирана. В нем сообщалось, что Ариана Пакраван является руководителем специальной рабочей группы, сформированной Министерством науки, исследований и технологий Исламской Республики Иран с целью дешифровки рукописи, озаглавленной «Die Gottesformel». Внизу красовался невнятный росчерк синей ручкой, под которым сообщалось, что подпись принадлежит министру науки, исследований и технологий Бозоргмеру Шафаку.

Ариана достала из портфеля сложенный вчетверо листок, развернула его и передала Томашу. На бумаге в клеточку большими буквами было напечатано на пишущей машинке то же самое слово — «DIE GOTTESFORMEL», под которым располагались несколько коротких, тоже машинописных строк, похожих на стихотворную строфу, а под ними — подпись.

— Это ксерокопия первой страницы рукописи, — пояснила Ариана. — Как видите, на ней — тот же заголовок, что и упомянутый министром Шафаком в документе, с которым я вас ознакомила.

— Да, здесь написано «Die Gottesformel», — согласился Томаш. — Но что это такое?

— Это рукопись, вышедшая из-под пера одного из величайших ученых в истории человечества.

— Кого? — нетерпеливо спросил Томаш. — Да не томите же!

Ариана отломила кусочек от хлебной лепешки, намазала на него хуммус и, неторопливо пережевывая, съела. Все это она проделала с медлительностью, явно рассчитанной на то, чтобы усилить драматический эффект.

— Альберта Эйнштейна.

Томаш с любопытством вновь принялся рассматривать ксерокопию.

— Неужели Эйнштейна? Гм… И это его почерк?

— Мы провели графологическую экспертизу, и она это подтвердила.

— А когда этот текст был опубликован?

— Он никогда не публиковался.

Томаш что-то невнятно пробурчал себе под нос. Как исследователю-историку, ему стало любопытно. Внимательно еще раз осмотрел ксерокопию — набранный прописными буквами заголовок, строчки и под ними подпись Эйнштейна. Затем с листка в клеточку быстро перевел глаза на портфель Арианы, все еще стоявший на столе.

— А где остальное?

— В Тегеране.

— Вы можете предоставить мне копию для работы?

Иранка улыбнулась.

— Нет. Этот документ является в высшей степени конфиденциальным. Чтобы ознакомиться с рукописью, вам придется посетить Тегеран. — И, склонив голову набок, продолжила: — Как вы насчет того, чтобы немедленно проследовать туда?

Рассмеявшись, Томаш выставил вперед ладонь, как это делают полицейские, останавливая поток машин.

— Спокойнее, не гоните так быстро. Прежде всего, у меня нет уверенности, что я смогу выполнить эту работу. Да и вообще, я здесь в служебной командировке по линии Фонда Гулбенкяна. В конце концов, у меня есть и другие обязательства в Лиссабоне. Я веду занятия в…

— Сто тысяч евро, — не моргнув глазом, выпалила Ариана. — Мы готовы заплатить сто тысяч евро. Сверх этого мы оплачиваем вам дорогу и пребывание.

— На какой срок рассчитан проект?

— На столько времени, сколько потребуется. Один-два месяца, как минимум.

— На один-два месяца? — он задумался. — Гм… не знаю, смогу ли я.

— Почему? Неужели в Фонде Гулбенкяна и университете вам платят больше?

— Нет, дело не в этом. Проблема в том, что у меня есть обязательства… ну и… в общем, я не могу просто так, с бухты-барахты… Вы понимаете?

Ариана подалась вперед и впилась в него своими медовыми глазами.

— Профессор, сто тысяч евро — это очень приличные деньги. А мы собираемся платить сто тысяч евро в месяц, плюс берем на себя все ваши расходы.

— Сто тысяч в месяц?

— Да, — подтвердила она. — Если работа займет два месяца, это будет двести тысяч, и так далее.

Томаш задумался. Сто тысяч евро в месяц, это три с лишним тысячи в день, то есть он может за один день получать больше, чем за месяц работы на факультете. Какие тут могут быть сомнения? Историк улыбнулся и, протягивая руку, заключил:

— Согласен.

Рукопожатием они скрепили договоренность.

— Мы немедленно вылетаем в Тегеран, — добавила Ариана.

— Ну что вы… это невозможно. Я должен съездить в Лиссабон и уладить свои текущие дела.

— Профессор, ваши услуги нам нужны срочно. Все другие дела вам придется оставить на потом.

— Послушайте, я должен представить в фонд отчет о совещании в Египетском музее и, кроме того, урегулировать кое-какие вопросы на факультете. До конца семестра у меня остается четыре занятия, и мне надо договориться о замене, чтобы их провели в мое отсутствие. После этого я буду готов отбыть в Тегеран.

Иранка нетерпеливо вздохнула.

— Через какое время вы сможете вылететь?

— Через неделю.

Покачивая головой, Ариана просчитывала ситуацию.

— Ну что ж… хорошо. Полагаю, неделю мы продержимся.

Томаш снова взял листок ксерокопии, размышляя о значившемся на нем заголовке.

— Как эта рукопись оказалась у вас?

— Этого я вам не могу раскрыть. Данные сведения не относятся к сфере вашей компетенции.

— Ну, пусть будет так. Тем не менее я надеюсь, вы хотя бы скажете мне, какой теме Эйнштейн посвятил эту рукопись.

Вздохнув, Ариана отрицательно покачала головой.

— К сожалению, и по этому поводу не могу дать никаких пояснений, в том числе и потому, что нам самим пока не удалось понять, что там написано.

— Как это? — удивился Томаш. У вас нет ни одного переводчика с немецкого?

— Проблема в том, что часть документа написана на другом языке.

Ариана глубоко вздохнула.

— Почти весь документ написан по-немецки, рукой самого Эйнштейна. Однако небольшой отрывок, по причинам пока недостаточно ясным, по-видимому, является зашифрованным. Наши криптоаналитики, всесторонне изучив указанный фрагмент, пришли к заключению, что не в состоянии сломать шифр, поскольку скрытый под ним текст написан не на немецком и не на английском, а на каком-то другом языке.

— Быть может, на иврите?

Иранка отрицательно покачала головой.

— Нет, Эйнштейн плохо говорил на иврите. Он выучил лишь самые азы, и ему было далеко до овладения языком. Из-за этого-то он даже не стал готовиться к Бар-Мицва.

— Какой же тогда это может быть язык?

— У нас есть предположения относительно вполне конкретного языка… Португальского.

— Португальского?

— Именно.

— Но… Эйнштейн разве говорил по-португальски?

— Повторяю: почти весь текст написан собственноручно Эйнштейном. Однако, по какой-то пока еще не совсем ясной причине, ключевой по значению фрагмент написали на другом языке и затем зашифровали. — Ариана говорила нарочито медленно, словно стараясь лучше донести смысл своих слов до собеседника. — Проанализировав зашифрованный отрывок, наши специалисты-криптологи с учетом истории рукописи пришли к выводу, что языком, на котором изначально написан данный отрывок, почти со стопроцентной вероятностью является португальский.

Историк в который раз взял ксерокопию первой страницы рукописи, пробежал глазами напечатанный большими буквами заголовок — «DIE GOTTESFORMEL» и остановился на похожих на стихотворные строках.

— Что это? — указывая на них пальцем и переведя взгляд на Ариану, спросил он.

— Какой-то стих, — подняв бровь, бросила иранка. — Кроме странной отсылки перед зашифрованной строкой это единственное, что написано на английском. Все остальное — на немецком. Но вы, кажется, не знаете немецкого?

— Я знаю португальский, испанский, английский, французский, латынь, древнегреческий и коптский. В настоящее время весьма продвинулся в изучении иврита и арамейского, а вот немецким пока должным образом не овладел. К сожалению.

II

Сигнал, донесшийся из кармана брюк, оповестил Томаша, что кто-то звонит на мобильный. Он извлек его на свет и прочел на экране: «Родители».

— Алло!

Голос звучал из динамика так, словно самый родной человек на земле находился не в другом городе, а в метре от него.

— Алло! Это ты, Томаш?

— Привет, мама!

— Где ты, сынок? Ты уже приехал?