Читаем без скачивания Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1930-е годы - Юлия Кантор

В феврале 1923 г. в Москву на две недели тайно приехала первая немецкая военная делегация. В ее составе был Штудент – как референт по воздушному флоту и газовому вооружению. В переговорах с советской стороны участвовали шеф Генерального штаба РККА П. П. Лебедев и его заместитель Б. М. Шапошников. Рассматривались вопросы финансовой и технической поддержки Германией восстановления российской военной индустрии. «Мы были приятно удивлены достижениями русских, они были выше, чем мы предполагали», – записал Штудент. Темой обсуждения стало грядущее открытие немецкой авиашколы в Липецке (открыта в 1925 г.) и танковой школы – под Казанью (открыта в 1928 г.). Планировалось также осуществлять постоянный обмен офицерами и военными инженерами. «Мы впоследствии были побеждены Красной Армией с помощью нашей же стратегии»[36], – этот вывод Штудент сделал уже после Второй мировой войны.

Политика военного сотрудничества с Германией осуществлялась на трех уровнях: во-первых, путем заключения открытых политических и экономических договоров с Германией; во-вторых, путем заключения секретных соглашений о военном сотрудничестве Красной Армии и рейхсвера; в-третьих, созданием с немецкой технической помощью военных предприятий на территории СССР и осуществлением закупок немецкой военной технологии и военного оборудования»[37].

Однако, курируя переговоры с официальными германскими лицами об упрочении связей, советское руководство одновременно рассчитывало на революционное выступление германского пролетариата. И не только рассчитывало. Известно, что вплоть до конца 1923 г. (в октябре 1923 г. состоялась попытка вооруженного восстания рабочих в Гамбурге под руководством Э. Тельмана) руководство РКП(б) активно готовило в Германии базу для революционного выступления. Туда была нелегально отправлена советская делегация для организационной подготовки восстания. В ее составе – К. Б. Радек, И. С. Уншлихт, Е. Д. Стасова, Л. М. Карахан, Г. Л. Пятаков, М. Н. Тухачевский и др.[38] Заместитель председателя ОГПУ СССР И. С. Уншлихт осенью 1923 г. находился на конспиративной работе в Германии, где проводил с немецкими коммунистами инструктивные занятия по «организационным вопросам» (ведение разведки, тактика вооруженного захвата власти). Об этом свидетельствуют, в частности, письма-отчеты Уншлихта Дзержинскому от 2 и 20 сентября 1923 г. Более того, советская агентура и активисты КПГ принялись создавать на территории Германии склады оружия и даже формировать боевые дружины и органы «германской ЧК».

Факты непосредственного участия советского руководства в этих событиях подтвердил впоследствии и сам Генсек ЦК ВКП(б) И. В. Сталин. Выступая в августе 1927 г. на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), он заявил: «…Я, как и другие члены комиссии Коминтерна, стоял решительно и определенно за немедленное взятие власти коммунистами. Известно, что созданная тогда германская комиссия Коминтерна в составе Зиновьева, Бухарина, Сталина, Троцкого, Радека и ряда немецких товарищей имела ряд конкретных решений о прямой помощи германским товарищам в деле захвата власти»[39].

Есть и другие подтверждения участия Советской России в экспорте революции в Германию. Намеченный после подписания Рапалльского договора внешнеполитический курс предполагал сближение с Веймарской республикой, в том числе и в военной области. Командование РККА при содействии российского посольства в Берлине искало возможности привлечения немецких специалистов и использования немецкого опыта в создании советского ВМФ – в первую очередь подводных лодок. Военный атташе М. К. Петров встретился с представителем командования германских ВМС капитаном I ранга Штефаном. Переговоры первоначально были весьма результативными, но оборвались в одночасье: реализовать проект не удалось из-за разоблачения антигерманской деятельности советского военного атташе. В ноябре 1923 г. стало известно, что купленное якобы для нужд РККА оружие и военное имущество Петров передавал немецким коммунистам для подготовки вооруженного восстания[40].

Потому понятны опасения посла Брокдорфа-Рантцау, высказанные им на секретной встрече с советскими руководителями НКИДа 13 декабря 1923 г. С советской стороны в них принимали участие нарком иностранных дел Чичерин, Карл Радек, полпред РСФСР в Германии Крестинский.

Брокдорф-Рантцау попросил дать разъяснения, дистанцируется ли Советское правительство от политики III Интернационала. Посол выразил обеспокоенность в связи с тем, что русские эмиссары, по его сведениям, подготавливают в Германии коммунистическую революцию – то есть разрушают внутреннее единство страны, что выгодно Франции. Это, пояснил Рантцау, не может положительно сказаться на отношениях России и Германии. Общеизвестно, что компартия Германии не в состоянии управлять страной и тем самым отдает ее французским бестиям. Рантцау сослался на выступление Радека на конгрессе III Интернационала в 1922 г., в котором тот сказал, что политические и экономические условия для мировой революции пока что отсутствуют. Посол был тогда убежден, что буржуазная Германия и революционная Россия могут совершать совместный путь в интересах мирного строительства. Радек возразил, что нужно доказать, способна ли КПГ управлять страной, но неспособность буржуазного правительства руководить немецким народом безусловна.

Радек при этом заявил Рантцау, что нет никаких доказательств официальной поддержки Россией революции в Германии. Фактически политика Советского правительства отделена от III Интернационала. Чичерин заметил, что Советское правительство не ответственно за деятельность III Интернационала, размещающегося в Москве. Немецкий посол в свою очередь упомянул пожелание генерала фон Секта – «коммунистов в Германии нужно схватить за горло», но с Советским правительством идти вместе[41].

Позиция немецкой стороны, вероятно, стала одним из побудительных мотивов для категоричного заявления главы советского внешнеполитического ведомства на Женевской конференции 7 января 1924 г.:

«Наши враги говорят, что Советское правительство не ведет никакой торговли и что наши торговые представительства созданы для прикрытия пропаганды. Нас обвиняют в том, что мы подчиняем себе Коминтерн и что мы вмешиваемся во внутренние дела государств. Я воспользуюсь этим случаем, чтобы еще раз разъяснить, что между Советским правительством и Коминтерном не существует какой-либо взаимной зависимости, каких-либо условий подчиненности. Они не подчинены друг другу и независимы друг от друга»[42].

Быстрый разгром Гамбургского восстания и подавление революционных выступлений в Саксонии и Тюрингии вызвали определенные изменения в расстановке сил в ЦК РКП(б) и в Политбюро. По сути дела потерпели поражение безоглядные сторонники «революционной тактики» – Троцкий, Радек, Зиновьев[43]. Представители более прагматичного курса в отношении Германии, и прежде всего Сталин, хорошо понимавший, что придется строить социализм в «одной, отдельно взятой стране», упрочили свое положение, обвинив своих оппонентов в «германской неудаче».

16 августа 1924 г. был принят «план Дауэса» – план экономической стабилизации Германии за счет американских и английских займов. Это событие положило начало активному включению Германии в мировую политику.

16 октября 1925 г. в Локарно состоялось подписание Рейнского гарантийного пакта, закрепившего статус-кво западных границ Германии. 8 сентября 1927 г. Германия была принята в Лигу Наций и получила постоянное место в ее Совете. Перспектива включения Германии в систему сотрудничества с западными странами приняла в 1925–1926 гг. отчетливые очертания. Председатель Исполкома Коминтерна Г. Е. Зиновьев уже тогда предлагал признать, что «переориентация Германии есть свершившийся факт, который имеет гигантское значение для нас»[44].

Брокдорф-Рантцау был убежден, что инициированная Штреземанном разрядка в отношениях с Францией не только является живительным элементом в военных контактах в Москве, но служит центральной составной частью немецкой политики балансирования между Востоком и Западом. После заключения договора в Локарно в 1925 г. Брокдорф-Рантцау полагал, что секретная военная кооперация могла бы быть единственным средством, обеспечивающим дальнейшее сотрудничество с Москвой.