Читаем без скачивания Ложь. Записки кулака - Иван Попов

Народная мудрость гласит: «Если хочешь иметь ласковую и рачительную хозяйку — не женись на бедной», но Егор Иванович никому, даже сыну, не открыв своей тайны, дал опрометчивое согласие на брак сына с племянницей Шурки. Наконец, собравшись с духом, Егор Иванович признался в этом своей матери. Выбор своего сына она не одобрила, рассудив, что соседи даже корову не дадут продать на сторону, если она дает много молока, а тут девку с богатым приданым, в другое село решили отправить. Егор Иванович возражал, говоря, что многие хотели бы заполучить её к себе в дом, но тетка подыскивает ей ровню. Тетка бездетная, богатая и всё свое богатство завещает ей. К тому же, породнившись, Шурка поможет выгодно продавать нам махорку и дальше, а значит, легко можно будет поженить остальных ребят и отдать замуж дочерей. Мать сначала упорствовала, а потом махнула на всё рукой. Делай мол, как знаешь! Только спросила, видел ли он сам будущую невестку? Егор Иванович сказал, что видел и не раз. Зовут её Дарьей, девка из себя видная, рослая, крепкая, с хорошей фигурой и на мордашку красивая.

Устранив со стороны матери препятствия, Егор Иванович с жаром принялся готовиться к свадьбе. Жену свою он не принимал во внимание. Домна, безголосое существо, в последнее время стала частенько прихварывать и в дела мужа не вмешивалась. Да с её мнением он никогда и не считался. Поэтому Егор Иванович решил не откладывать дело в долгий ящик и стал готовиться к поездке на смотрины невесты. Выкатил из-под навеса тарантас, кое-что поправил, покрыл лаком, достал парадную сбрую, проверил и смазал жиром. Тщательно вычистил лошадей, заплел косички в гривах, положил в тарантас шерстяной полог и тщательно смазал дегтем оси.

В престольный праздник, на осеннюю Казанскую, он на тройке горячих коней выехал из ворот и остановился возле крыльца. Только хотел слезть, войти в дом и перед поездкой поговорить с матерью, как она сама вышла из дверей вместе с Сергеем и заявила, что тоже решила ехать к сватам. Одета мать была по — городскому. Егор Иванович давно не видел её такой нарядной, красивой и в первый момент даже не узнал, раскрыв рот от неожиданности и удивления. Пропустив Сергея вперед, она без посторонней помощи уселась в тарантас и приказала ехать. Лошади рванули с места и вынесли ездоков к церкви, где мать неожиданно попросила остановить тройку.

— Ты, Егорка, прихватил с собой магарыч?

— Пока нет! Что, долго заехать и купить?

— А с чем ты думал явиться к сватам? До чего же тупой ты у меня, а ведь не молодой уже. Ладно, поехали в «монополку».

Возле торговой лавки Егор остановил лошадей. Мать, развернув завязанный на узелок носовой платочек, протянула сыну деньги и сказала, чтобы он купил четверть «казенки», пряников, конфет и лент для девочек, да только все хорошее и дорогое. Когда он принес купленное, и все было уложено в тарантас, она предложила прихватить кого-нибудь в качестве свидетелей. Выбор пал на Ивана Ивановича Лавлинского, по прозвищу — Хохол.

Мужика совсем молодого, но серьезного, грамотного, всегда аккуратно одетого. И еще на разбитную бабёнку, Прасковью Жиркову, бойкую на язык, голосистую песенницу и неутомимую плясунью.

По случаю престольного праздника свидетели были одеты в лучшие свои платья и слегка навеселе. Они сразу согласились на предложение Пономарёвых и тут же уселись в тарантас. Хохол влез на облучок, отобрал у Егора Ивановича вожжи, сказав, что никому не доверяет править лошадьми. Сергей за всё время не проронил ни одного слова, словно вся эта кутерьма была затеяна не ради него, а ради кого-то другого. Его мысли были заняты не происходящей вокруг него суетой, а воспоминаниями, как они, вдвоем с Полиной, теплыми ночами вдыхали дурманящий запах цветущих садов. А что ждёт его теперь? Кто она такая, выбранная отцом ему в жёны? Хороша ли собой? Красивая и ласковая, как Полина, или придется всю жизнь мучиться с нелюбимой женой?

— Ты чего, жених, нос повесил? — озорно спросила Прасковья. — Мы же не на похороны едем, а свататься. Аль раздумал жениться?

— Ты, Прасковья, перестань зубоскалить, и знай, что мы едем не свататься, а на смотрины и помните, чтобы никто даже не намекал на свадьбу. Мы только посмотреть невесту и всё! — взял инициативу в свои руки Хохол.

Прасковья обиделась и сжала губы, а Хохол причмокнул и лошади пошли рысью, оставив позади церковь, последние хатёнки и вынесли ездоков в Сомовский лес.

В тот год стояла на диво долгая и сухая осень. Поблекли поля, в лесах пылали золотом листья, пышно рдела рябина. Осеннее солнце пронизывало прозрачный воздух. Оно уже не жгло, а только блестело и сверкало ослепительным, холодным светом. Небо — бледно-голубое, высокое, безоблачное. Ясно и сухо. Прохладный и неподвижный воздух полон какой-то крепкой свежестью и тем особенным запахом, который присущ умирающей природе. Все тихо и беззвучно. Не щебечут птицы. Пустынные, голые нивы уходят во все стороны горизонта. И только изредка однообразный вид этих просторов оживляется яркой полосой веселых озимых.

Вот в такую пригожую пору и ехали Пономарёвы на смотрины. По гладкой, точно отполированной дороге, мчалась тройка, оставляя позади себя немеренные версты. Остался вдалеке лес, проскочили Семилуки и выехали на мост через Дон. И вот потянулись невзрачные домики в два порядка. В Подклетном престольным праздником тоже была Казанская. Встречались изрядно выпившие мужики. Девчата, в нарядных кофтах, отплясывали «матаню» под ухабистые звуки гармошки. Ребята дурачились, втискиваясь в хоровод девчат, старались прижать к себе одну из них или ущипнуть за мягкое место. Но стоило Хохлу остановить шикарную тройку, как замолкла гармошка, и весь хоровод поспешил к дому Черноусовых. Домик являл собой жалкое зрелище. Был он каменный, в два подслеповатых оконца, крытый камышом. Крыльца не было — его заменял плоский дикий камень. Ворота покосились и каким-то чудом держались на вереях. Вся семья Черноусовых высыпала на улицу, встречая дорогих гостей. Дед Кирсан, в чистой холщевой рубахе и в таких же портах, стоял впереди своего семейства с открытой белой головой и такой же белой бородой, подстриженной лопатой. Отец невесты был явно навеселе, голова его тоже была открытой и лоснилась обширной лысиной. Её мать, тщедушная, небольшого роста женщина, с землистым лицом, явно была больна. Тут же стояла тётка невесты с мужем и два подростка, семи и пятнадцати лет.

Как только лошади остановились, гости вышли из тарантаса, и подошли к встречающим. Поздоровались. Прасковья наделила пряниками и конфетами подростков и женщин, а дед Кирсан, с поклоном, пригласил приехавших в дом. Хохол, с трудом открыв ворота, завел тройку во двор, распряг и привязал лошадей к тарантасу, подбросив им сена. Когда он, управившись с лошадьми, вошел в жилище, то застал всех рассевшимися на лавках и скамейках по обе стороны, стоящего в центре комнаты стола. На столе в тарелках и глиняных чашках был разложен хлеб, нарезанное большими кусками мясо, холодец, яичница, солёные огурцы, квашеная капуста и другие незамысловатые кушанья. Кроме семьи Черноусовых, здесь было несколько близких родственников обоего пола, а через маленькие окна смутно проглядывались лица любопытных односельчан. Хохол выставил на тщательно выскобленный стол четверть «казёнки», предусмотрительно купленной в лавке, и предложил всем налить. Когда стаканы наполнились влагой, бабушка Вера попросила показать им ту, ради которой они ехали в такую даль. Тётка невесты из-за печи за руку вывела девушку, каким-то образом спрятанную в закутке, где и таракану негде было спрятаться. Невеста выглядела эффектно. Одета она была модно, в длинной чёрной юбке и беленькой кофточке в мелкий горошек. Рослая, ладная, хорошо одетая, она выглядела привлекательно. Её лицо, румяное от волнения, выдавало явное смущение и волнение, что ещё больше усиливало привлекательность. Семнадцатилетняя девушка была обворожительна. Бабушке Вере невеста понравилась. Она встала, подошла к внуку, взяла его за руку и подвела к суженой. Это была достойная друг друга пара. Полные свежей силы и молодой красоты, они дышали здоровьем и блаженством. Сергей чувствовал себя не в своей тарелке, хотя и не подавал виду, но внешне был спокоен и невозмутим. Чтобы выручить смутившегося жениха, Хохол весело и с вызовом сказал, что пора выпить за знакомство, а то от разговоров в горле пересохло. Взял стакан, поднял его и произнес: