Читаем без скачивания Нежные тайны. Gentle mysteries - Misty
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тот же самый запах висел в воздухе. В углу на кровати лежала Рики. Я подбежала.
Она еще дышала. Маленькое тельце сводили судороги. Я присела рядом с ней и поцеловала милые черточки у ее губ.
– Картины… – это все что я смогла разобрать в ее шепоте.
– Ну, что ты… что ты… – Я обняла, прижала к себе, и, укачивая, стала поправлять ее светлые волосы, прилипшие к лицу. – Это не важно. Все – не важно. Ты, главное – не уходи… Не уходи…
Из моих глаз потекли капельки. Я попробовала их на язык. Соленые.
Немыслимо. Кто-то или что-то, проделывал невероятные, невозможные вещи. Зачем? Почему?
Через минуту Рики затихла навсегда.
Я машинально встала и вышла на балкон. Туман, свесив молочно-серый язык из моего окна, нерешительно покачивался, как бы принюхивался – где я?..
Когда я выбежала в коридор, было уже поздно – существа в раздвоенных остроконечных шляпах с колокольчиками спешили ко мне, поднимаясь по лестнице. Свободным оставался только один путь. И я помчалась наверх.
Выбравшись на крышу, я, чуть дыша, прислонилась к сетке из железных прутьев. Город тысячи гигантских небоскребов-цветов, подсвеченный ровным красноватым цветом, покачивался словно океан. Откуда-то выплыла большая рыбина и, не мигая, уставилась огромным глазом на мое трепещущее от холода тело. Затем безмолвно шлепнула хвостом и у меня перед глазами заплясали круги – белый, черный, золотой… Белый, черный, золотой… В конце – они превратились в тоннель, в затягивающий серебристый водоворот. Я нащупала плохо закрепленный прут, выдернула его и вонзила в самый центр огромного равнодушного зрачка. Потом сложила руки и прыгнула. Вниз. В бездну. Туда, где меня ждала тьма, смерть и новая жизнь…
Очнулась я в грязном, пропитанном запахом пота и нечистот, полуподвале, служившем прибежищем нищих в долгие морозные ночи. Мое тело было худым, костлявым, одетым в лохмотья и главное – я стала… мужчиной. Я почти все забыла. Тепло, божественный свет, нежный запах цветов, духовную призрачную легкость… Но крупицы того, что еще помнила моя душа, зернышки моих воспоминаний порой всплывали в моей памяти. Тогда я брала кисть и начинала рисовать…
Многие в Босхе смеются над моими фантасмагорическими полотнами, иные же находят аллегории с неким философским подтекстом. Часто я вижу, как некоторые осеняют себя крестом при виде меня, полагая, что моя фантазия не что иное, как порождение дьявола, а что касается собратьев по кисти – те вообще принимают меня за шута.
Недавно я закончила триптих.
Вглядись, любовь моя…. В нем я смешала бред сумасшедшего с нежностью влюбленного… Ты смотришь из прозрачной чашечки цветка, ты множишься в кругу своих отражений с ибисом на голове, ты танцуешь в воде, нежишься на травке и четырехпалые руки жадно обнимают тебя…
Я аккуратно положила на холст последний мазок и вывела внизу: 1504 год от Рождества Христова.
Пройдет еще пять столетий, прежде чем я встречу Тебя.
Мотель
Мотель со странным названием «Кружева» был старым, зашарпанным, двухэтажным зданием с черепичной крышей, с большой грязной лужайкой, парой заброшенной клумб и несколькими коттеджами, разбросанными вокруг маленького озера. Когда-то он был известен в здешней округе своей роскошью и комфортом. Но времена меняются, и теперь он стал похожим на местных шлюх, которых снимают на ночь, когда уже некуда податься.
– Стоп. Приехали.
Серебристый «Форд» остановился перед железными воротами. Стильные, узорчатые – они были, пожалуй, единственное, что сохранилось с прежних времен.
За рулем сидела женщина, в темных очках и длинными русыми волосами. Рядом – дитя неопределенного возраста, с короткой стрижкой. Оно с ужасом взирало на покосившееся здание и капризным тоном вопросило:
– Лия, какого дьявола мы – здесь? Тут даже приличное привидение не остановится.
– Не глупи, Тинка. Идем… Хоть нормально выспимся.
– Знаешь, лучше я в машине переночую, – ныло чудо в клешеных джинсах и огромном кольце в левом ухе.
Лия, сняла очки, резко повернулась и отчеканила:
– Послушай, ми-ла-я, я уже трое суток за рулем и устала как черт. Мне достало ночевать в машине, так что я все готова отдать за стаканчик виски и мягкий матрас. Понятно?.. Так ты идешь?
Дитя нехотя сдвинулось с места, и выползло из машины в серо-дымчатый вечер.
Они открыли дверь и вошли в небольшой холл. Тусклый свет. Вдоль стены – стулья, парочка кресел. Запах свежей краски. В углу – куча строительного мусора.
Маленький лысый человечек что-то старательно писал за конторкой. При звуке открываемой двери он приподнял голову и с любопытством посмотрел на них.
– Комнату на ночь, – бросила Лия, облокотившись на стойку. Тинка прислонилась к стене и, вынув пилочку для ногтей, осталась стоять у дверей, в стороне.
Человечек, по-видимому, управляющий, осклабил рот в слащавой улыбке и, поглаживая заросшую щетину, неожиданно замурлыкал:
– Добро пожаловать, милашки. Каким ветром в нашу глушь?
– Банк грабанули, – жестко отрезала Лия. – Следы заметаем.
Лицо человечка вытянулось.
– Копов здесь нет? – Она щелкнула зажигалкой и закурила. – Вот и славно. Не дрейфь… Тебя мы не тронем, если будешь паинькой… Ну, где тут надо расписаться?
Человечек дрожащими руками подвинул к ней книгу, все время, косясь на Тинку, безразлично полирующую коготки у двери.
– Вы, наверное, пошутили, – нервно хихикнул он.
– Тебе, какая разница, – обрезала его Лия. – Может, шутим, а может и нет… Давай ключи.
Видя, что с ним не настроены разговаривать и вряд ли поделятся добычей, маленький человечек насупился:
– Номера в здании мы сейчас не сдаем. Ремонт… Только в домиках. Пятьдесят за ночь.
– Держи. – Лия сунула мятую купюру в его потную ладонь, и, выхватив ключ, устремилась к выходу.
Тинка последовала за ней.
– Минуточку, мисс. Локи вас проводит.
Из-за стойки вынырнул лохматый сенбернар. Он сладко зевнул и равнодушно прошлепал мимо них на улицу.
– Номер пять! – крикнул им вдогонку лысый.
Туман стелился по сырой земле и серыми змейками путался под ногами. Почти все домики были пусты, лишь в одном – на другой стороне озера светилось окно.
Лия проехала мимо бара, где тихо звучала какая-то музыка и подогнала машину к крайнему домику. К ее изумлению, на веранде в обнимку с сенбернаром сидела Тинка, и они лакомилась печеньем.
– Ты что делаешь? – спросила Лия, вытаскивая тяжелую сумку из багажника.
– Он меня не пускает. А печенье – ест.
Лия подошла к ним и попробовала обойти пса, но тот предупреждающе зарычал.
– Вот видишь… Дай ему пятерку.
– Еще чего. Обломится.
– Лучше дай, – кивнула Тинка, – иначе мы здесь всю ночь проторчим.
Сенбернар скосил большой красный глаз на Лию.
– Вот зараза. На, подавись… – И Лия в сердцах сунула псу пятерку за ошейник.
Сенбернар тяжело вздохнул и нехотя отступил в сторону.
– Пока, Локи! – Тинка чмокнула пса в нос и вбежала в дом.
Домик оказался на редкость приличным, с камином, с большой двуспальной кроватью и маленькой кухонькой.
– Пойду приму душ, а ты давай похозяйничай. – Захватив полотенце, Лия направилась в ванную.
Через полчаса, когда она вышла – в камине весело потрескивал огонь, а на низеньком столике у кресел стояли стаканы и початая бутылка виски. В одном из кресел, закинув ноги на подлокотник, развалилась Тинка. Ее карие глаза бесстыдно звали и дразнили Лию.
– Я думала, что усну, – капризно протянула она. Ее мягкий маленький ротик раскрылся для поцелуя.
Лия улыбнулась и опустилась возле нее на колени.
– Ангел мой, – прошептала она, наклонившись над ней.
– Тише… Ты слышишь? – вдруг остановила ее Тинка. Она вскочила, выключила свет и осторожно приподняла занавеску. За окном, под накрапывающим дождем, маячила темная фигура.
– Это он?
– Нет. Вряд ли… Он бы не успел.
– Тогда кто?
– Тсс…
В дверь постучали.
У Тинки заухало сердце.
Лиа потянулась к саквояжу…
– Кто там? – спросила Тинка резким голосом.
– Это я. Управляющий… Локи не у вас?
– Нет. А что случилось?
– Проклятый пес. Куда-то подевался… Извините за беспокойство, мисс. – До них донеслись удаляющие шаги.
…Когда Тинка вернулась из душа, Лия спала как убитая, а в пепельнице лежала незажженная сигарета. Тинка легла рядом с подругой и уставилась в потолок, по которому бежали огоньки от камина. И все повторилось опять: «Милая, милая девочка… Я пою тебе песни о любви, о трогательности и нежности – и ты любишь меня… Милая моя девочка, я пою тебе гимны, я возношу молитвы к звездам – и ты любишь меня… Ради меня ты перевернешь этот мир… Но это ненадолго… все ненадолго… Ты не знаешь главного… я не люблю тебя… и вряд ли любила… Это скучно… я просто использую тебя, как других… как всегда»… Тинка болезненно сжала голову руками, и, покачиваясь, тихо-тихо заскулила, как одинокий щенок, стараясь не потревожить крепко спящую Лию…