Читаем без скачивания Жюли и Мишка. Роман - Юлия Вельбой

Ее муж благоразумно отходит в сторону.

Слепой натыкается на груду чемоданов, но это для него не преграда – он гневно опрокидывает их ногами и палкой, и проходит, мстительно вдавливая каблуки своих ботинок в чемоданные бока.

Мы с Жаном забываем жевать. Когда всё закончилось, и семья вновь воссоединилась вокруг своих поверженных чемоданов, мы переглядываемся. Рядом с нами в немой сцене застыли редкие зрители. На женщину жалко смотреть – она прижимает к себе детей и что-то быстро говорит, повторяя «атонсьён, атонсьён». Как я поняла, она в чем-то оправдывается перед собой и окружающими. Ее муж флегматично восстанавливает чемоданную пирамиду.

– Почему он так повел себя?

Жан только пожимает плечами.

– А версии какие-нибудь есть?

– Нет.

– Но он же слышал ее?

– Вероятно.

– Во всяком случае, он не мог не почувствовать чемоданы. Видел, как он шёл?

– Да.

Я сижу и размышляю еще некоторое время над увиденной сценой. Кручу так и эдак… Нет, я отказываюсь что-либо понимать. И Жан никак не комментирует. Ну если уж он ничего не соображает во французских инвалидах, то я подавно.

***

Со второй попытки сели в поезд. Едем. На протяжении всего пути то и дело ходим в вагон-кафе, чтобы Жан подкрепился кофе. Я тоже выпила чашку, а вторую уже не могла – по-моему, это какая-то гадость. Но Жану нужно, и я хожу с ним за компанию, да и потом, мне скучно сидеть одной.

Жан просто поражает меня своей галантностью, еще с Милана. Всюду в поезде он пропускает меня первой. Но я хочу идти второй! Мне так неудобно открывать эти странные двери, к которым нужно особым образом прикасаться, чтобы они открылись, – и вообще, за спиной мужчины я чувствую себя в большей безопасности. Но Жан ни за что не хочет показывать мне свою спину – ведь это не вежливо.

Я говорю:

– Жан, иди, пожалуйста, впереди.

– О нет, мы, французы, женщин всегда вперед пропускаем.

– Это французских женщин, а меня можно не пропускать.

– Ни за что я не проявлю к тебе такого неуважения!

Пришлось объяснить ему про двери и чувство безопасности, когда идешь за мужской спиной. Он согласно кивает, говорит «о, да!», но потом снова машинально пропускает меня вперед.

Приехали в Лион.

Пошли на автостоянку, где Жан оставил машину. Это подземная стоянка, уходящая на восемь уровней вниз. Мы сели в лифт космического дизайна и опустились на пятый уровень. «Ниво сенк», – проговорил лифт, когда мы выходили, и я повторила: «Ниво сенк». Жан улыбается, как довольный кот, – ему нравится, когда я пытаюсь говорить по-французски.

Пошли искать свою машину. Машины здесь стоят как в фильме «Святые моторы», и у меня такое чувство, что когда нет людей, они между собой переговариваются. Потом выезжали по серпантину вверх – так чудно!

Жан заплатил за стоянку тридцать шесть евро – я подсмотрела в чек.

Итак, нам нужно выехать на трассу в направлении Клермон-Ферран. Это оказалось не так-то просто. Кружим по Лиону уже около часа, но не можем найти юго-западный выезд. Жан вглядывается в указатели.

– Ты что, не помнишь, какой дорогой ты приехал сюда?

– Нет.

– Как же мы выберемся?

Жан пожимает плечами.

– Какой-то философ сказал, что если двигаться всегда в одном направлении, то рано или поздно найдешь выход, – говорит он через время.

– Но если это будет не юго-западный выход?

– О да, – вздыхает он и продолжает кружить по городу.

Наше кружение начинает меня беспокоить, потому что впереди еще полтысячи километров, а уже вечереет. Мы и так потеряли время в Шамбери, пропустив свой автобус и поезд.

– Может, посмотрим карту? – предлагаю я. – Есть ли у тебя карта?

– О! У меня же есть карта. Подай, пожалуйста.

В кармане двери на моей стороне лежит целое скопище карт, но той, что нужно, там не оказывается. Еще немного покружив по Лиону и его окрестностям, решаем последовать совету философа, а именно: ехать куда глаза глядят.

Едем уже примерно час. Я начинаю рассуждать про себя: нам нужно на юго-запад… Я, конечно, не большой специалист-автомобилист, но солнце у нас сзади, а значит, движемся мы на восток.

– Жан, мы едем на восток, – говорю я.

– О да.

– А нужно на юго-запад.

– Другой дороги я не вижу. Я жду какого-нибудь указателя, который сориентировал бы меня.

– А если этого указателя не будет?

– Должен быть.

– Но когда?! Может быть, через сто километров?!

– О да…

– Ты совсем не помнишь, как ты сюда приехал?

– О нет.

***

Солнце садится, а мы всё едем. Нужно что-то решать.

– Вот что, – говорю я, – давай тормози. Будем спрашивать дорогу у людей.

– У каких людей?

– У каких встретим! Язык до Киева доведет. Вон, видишь фуру, которая свернула на обочину? Давай за ней. Подойди и спроси, как выехать на Клермон-Ферран.

Так и сделали. Жан сказал, что он второй раз в жизни спрашивает что-то у людей (первый раз был, когда мы искали гостиницу), он привык все больше полагаться на карты!

Водитель фуры оказался хорошим дядькой, который нам все толково объяснил и даже нарисовал схему. Мы заехали совсем не туда – еще бы! Но возвращаться он нам не советует, потому что легко запутаться. Он предложил двигаться в том же направлении и сделать большой крюк, но тем верней добраться до цели. Я стояла рядом и слушала. Языка я не знаю, но мне охота было посмотреть на французского дальнобойщика вблизи. Если бы не французское лопотанье – от нашего не отличишь.

Когда мы двинулись, солнце уже наполовину село. Жан вел машину на скорости сто двадцать – сто сорок, но дорога была такая хорошая, что, если бы не ночь, можно было бы и под сто шестьдесят. Нас почти все обгоняли.

По пути заезжали в придорожные кафешки, что-то ели… Очень вкусный салат с макаронами, яйцами и креветками, какие-то пирожные, еще не помню что – я была так голодна, что проглатывала все, что мне давали. Жан пил много кофе, чтобы прогнать сон.

На одной из остановок, когда есть уже не хотелось, и мы вышли пройтись по свежему воздуху для бодрости, я заметила, как он нащелкивает на своем телефоне какой-то текст.

– Эсэмэска Даниэль, – пояснил Жан, поймав мой взгляд.

Я хотела спросить: «Она ждет нас»? – но почему-то не посмела.

Снова сели, поехали. Стояла глубокая ночь. Очень хотелось спать, но я не смыкала глаз, следила за Жаном. Чтобы он не уснул за рулем, время от времени развлекала его разговорами.

В Крессак прибыли уже в час ночи.

– Это мой дом, – сказал Жан, когда в темноте мы выбирались из машины.

Мы вошли в полуосвещенную… даже не знаю, как назвать это помещение – довольно вместительное и причудливой формы. Если бы не мебель, я подумала бы, что это зал для танцев. Под ногами гладкая плитка, тонущие где-то в полумраке светлые стены.

Нас никто не встречал. Я снова хотела спросить про Даниэль, но слова завязли у меня в горле.

Сразу налево была кухня, туда мы и пошли.

– Чаю? – спросил Жан, падая от усталости.

– Вина, – ответила я, чувствуя, что каждое их моих век весит по нескольку тонн.

Он принес бутылку чего-то белого, разлил по бокалам. Мы выпили стоя, потому что, если бы сели, то уснули бы тут же, на стульях. Жан произнес короткий тост в честь моего приезда, я в ответ не сказала ни слова – не было сил.

– Пойдем, я покажу тебе твою комнату, – сказал он и повел меня через непонятное пространство в темный коридор со множеством дверей. Это были всё спальни, гостевые и служебные помещения.

В моей комнате стояла большая старинная кровать резного дерева, такой же шифоньер и тумбочка – я думала, такую мебель выставляют только в музеях. Окно было без подоконника и штор, и от этого казалось голым и неестественным. Я уставилась в черный прямоугольник ночи, по привычке желая задернуть занавеску, но вместо занавески слева болталась какая-то полированная арматурина. Жан взял ее обеими руками, хитро провернул, и снаружи загромыхало и опустилось что-то белое.

– Здесь кругом лес. Иногда на поляну выбегают дикие животные, – пояснил он. Потом включил отопление и вышел.

В эту ночь спала как убитая.

Глава 3

Проснулась, а в комнате темно. Думала, четыре часа утра, как бывает, когда я просыпаюсь дома от лая Флопика, но оказалось, уже одиннадцать. А темно в комнате из-за того, что опущены наружные роллеты. Через дверь ко мне просачивался умопомрачительный запах – это Жан уже проснулся и заварил себе кофе.

Когда я вышла в зал, там тоже было темно.

– Бонжур, – сказал Жан.

– Бонжур. Почему такая темь?

– Я не хотел поднимать роллеты, потому что они создают шум, который мог бы тебя разбудить.

С этими словами он подошел к окну и начал крутить железную ручку. Комнату наполнил серый свет промозглого дня – такие дни всегда стоят в мой день рождения и на Украине, и здесь, во Франции.