Читаем без скачивания Крылья империи - Владислав Кузнецов

Тем более, что под налеты попадали не только деревеньки и монастыри, но и воинские обозы.

— Все еще очень хорошо, — утешал Чернышева Баглир, — характер их действий определяется естественными склонностями, а не является продуманной стратегией, чего я поначалу боялся. Налеты на обозы — эка невидаль! А вот если бы они, к примеру, еще и мосты жгли, колодцы травили, устраивали завалы на дорогах — мы бы с вами совсем взвыли.

Но дни шли, многие отряды одержали над конфедератами победы — но тех только прибавлялось. Захар Григорьевич комкал победные реляции — главари всегда уходили живыми, и всем своим видом показывали: трепка от русских — пустяки, минутный страх. Сытая же и веселая жизнь «крестоносца» манила многих. Эскадроны конфедератов росли.

Надо было наступать на Варшаву — а как, если тыл не обеспечен? Пусть города сами собрали гарнизоны, но призрак голода уже бродил неподалеку. А русские легкие отряды, мотаясь за супостатами налегке, питались за счет местного населения, и иной раз именно они, а не доморощенные поляки забирали у белорусского крестьянина последнее. Платили — не всегда. Злоупотребления выявлялись, и иной раз офицера, а то и генерала, расстреливали — для науки — собственные роты.

Чернышев, ругаясь так, что бумага краснела, требовал из Петербурга легкую кавалерию. Бывший камер-юнкером при государе Петре Федоровиче все годы его прозябания в великих князьях, ровесник, участник всех шалостей и серьезных интриг, он в своих рапортах легко применял такие казарменные перлы, что у грядущих историков могли возникнуть сложности с переводом этих творений обратно на русский язык.

А кавалерия была нужна в другом месте. Отношения с Османской Империей вдруг стали натянуты. Австрийское золото сделало свое дело, и высокая Порта ждала только повода для нападения. Турция не желала ни усиления России, ни наведения порядка в Речи Посполитой. Сильная Польша была кошмаром турок со времен Яна Собесского, отбросившего их от Вены в конце семнадцатого столетия. С тех пор так далеко в Европу турки уже и не захаживали ни разу, а Австрия обзавелась полезным дополнением в виде королевства Венгерского. Россию же они боялись не сильно — неудачные крымские походы Голицына и прутский позор великого Петра опровергали взятие Азова и походы Миниха. И пусть Миних рассказывает, что от Дуная до Киева его армия убегала от чумы, а не от неприятеля — вы попробуйте это туркам доказать! Тем более что в ту войну они сумели отнять у Австрии кое-что из ранее потерянного, и не малость какую — Белград. Первая половина восемнадцатого века вообще сложилась для Османской Империи неплохо — пусть и не раздалась, как в предыдущие столетия, но и не потеряла ничего. Потому слабости султан за собой не чувствовал, а к старому врагу — Австрии относился покровительственно. И деньги принимал охотно, понимая их не как взятку или субсидию. В конце концов, еще сто лет назад Австрия платила ему ежегодную дань. Отчего бы ей и не оплатить защиту общих интересов в Польше деньгами, если уж впала в немочь? Вот и собиралась русская кавалерия напротив подчиненного туркам Крыма — отбивать возможный набег.

А генерал Чернышев — сиди, ломай голову над тем, как прищучить шляхетскую кавалерию пехотой. Или хотя бы тяжелой конницей. Велел устраивать засады. Не помогло! Потери конфедератов выросли, и только. Оторваться от подстерегшей их пехоты конфедераты могли легко.

Тогда за дело взялся Баглир — и скоро была готова инструкция. Дела было — немного порыться в голове, вспоминая лаинские трактаты и тимматские уставы.

«Если вас втрое больше — травите врагов, как волков!» — писал Баглир, — «для чего надо их окружить». При этом на главных направлениях возможного отхода советовал расположить резервы. После этого кольцо медленно сжимать — со всех сторон сразу, или только с одной. В последнем случае рекомендовал организовать окружение четырьмя отрядами — один неподвижный, один — атакующий, два, прикрывающие фланги, понемногу уплотняются и помогают в атаке. Очень полезно, если в отряде есть пушки, оснастить ими позицию неподвижной стороны.

«При двукратном — бейте, как комара — хлопком!» — продолжал он, советуя вывести небольшой отряд, завязать не слишком успешную стычку, приманить всех неприятелей — а потом зажать резервами с флангов, окружить на пятачке и уничтожить.

«При равных силах — колотить, как молотом по наковальне,» прижав к реке или обрыву. Или — двумя отрядами — один с фронта, один с тыла.

«При меньших силах — искать союза с небом», нападать ночью, нападать в дождь, в туман. Нападать среди болот и лесов. Любая, даже лучшая кавалерия при внезапном нападении обращается в беспорядок, к которому так склонны конфедераты. А уж ночью — тем более.

Но нельзя и повторяться, действовать по выделенной бумажке. Баглир жалел, что вместо личного разговора командиры русских команд получат дурно отпечатанные и наспех сшитые листки, и не смогут задать действительно волнующие их вопросы. Поэтому Баглир пытался охватить все. И больше всего советовал использовать силы местных повстанцев, брать их под управление, оставлять в отрядах военных специалистов — а лучше ставить своих командиров. Обеспечивать их оружием и патронами — а пропитание пусть добывают сами. Результат действия считать по пленным и по трофейному оружию. Не навязывать повстанцам ведение правильного боя по уставам, наоборот — смотреть, как действуют и перенимать все, приводящее к успеху.

В малой войне уже появлялись свои герои. Команда полковника Суворова, только из-за отца-мятежника не получившего генеральский чин в датскую компанию за взятие крепости Фредерисия, контролировала одна целое воеводство. Сам Александр Васильевич для смычки с народом нарочито просто одетый, обзаведшийся лопаткой бороды и напоминающий скорее разбойного казацкого атамана, чем офицера европейской армии, вызывал у остальных русских начальников подспудное раздражение — и своим внешним видом, и разнообразными выходками, порой действительно обидными. Вот его бы Баглир взял в соавторы! Его он ставил в пример едва не в каждой строке. И собирался было уже слетать к бивакам Александра Васильевича, как обстановка переменилась и пришлось лететь совсем в другую сторону.

Началось все с того, что у дверей дома, служившего временной квартирой для русского посольства в Речи Посполитой, стало очень шумно. Кто-то отчаянно рвался к послам, презрев сопротивление охраны, которой было велено отвечать, что у их превосходительств неладно со здоровьем: у старого подагра, у молодого линька. Обычно такой ответ вызывал тихое недоумение и долгую беседу о сущности князя Тембенчинского. Но не в этот раз! Посетитель обрадовался и потребовал немедля отвести его к линючему. А когда снова не пропустили, достал из-за бескрайних казацких шаровар кулаки.

Баглир заинтересовался шумом и высунулся в окно. И убедился — кулаки бывают не только пудовые. Но и куда больше.

— Монстра в перьях, одет ляхом, — задумчиво оценил Баглира казак, — это ты, что ли, Тембенчинский будешь?

— Я, — ответил Баглир.

— Тогда у меня к тебе грамота от гетмана. Ее в окно забросить или в дом пустишь?

Баглир велел — пропустить. А заодно собрать на стол. Однако прежде — протянул руку за посланием. Казак немедля уселся на пол, скинул сапоги.

— Тут ведь какое дело, — сообщил он, состроив виноватую рожу, в глазах же и уголках губ сквозило озорное, — ляхи по дорогам пошаливают. Ну как бы меня скрутили? Бумажку, конечно, можно при нужде и проглотить — так и живот же можно распороть. А вот онучи панове трогать побрезгуют. Ей-ей, старался, чтобы остались посуше. Но уж как вышло.

После чего размотал портянки и протянул их Баглиру. На материи, действительно, виднелись буквы.

— Твои портянки, ты и читай, — предложил ему тот.

— А я неписьменный.

Ну и что прикажете делать? А отдавать простой приказ — закорючки скопировать на бумагу один в один, и потом уже принести пред светлы очи князя Тембенчинского.

Львов и Перемышль. Какое-то проклятие поджидает русские войска у этих городов. Не отданные, как остальная Украина, Польше в шестнадцатом веке ослабевшим княжеством Литовским по Люблинской унии, но честно завоеванные еще у галицких князей и с тех пор пребывавшие под пятой — вечно они приманивали к себе дружины и полки, отвлекая от более важных целей или не давая вовремя спастись. Вот и воинство Мировича вместо совершенно беззащитной Варшавы почему-то повернуло на Львов. Хотя Баглир еще там, в Ютландии, упрашивал — как только будет возможность, войти на великопольские земли. Тогда у России появится возможность торговаться, предлагая полякам взамен белорусских и украинских земель защиту от кровожадных казацких орд.

Однако остатки конфедератов нашли себе друзей. После неудачного сражения, когда казаки, попрятавшись, выиграли битву, генеральный маршал конфедерации Браницкий, оставив попытки собрать разбрызгавшееся на маленькие осторожные отрядики войско, ушел на запад — за австрийскую границу. И удивительно быстро оказался в Вене, где просил взять беззащитное перед казаками-людоедами единоверное население под надежную охрану истинно католической державы. Просил — письменно, как генеральный маршал конфедерации. Австрийцы были уже готовы урвать свой кусок и так — но коль уж появилось столь благовидное прикрытие, не воспользоваться им было бы просто глупо.