Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки – паладин Господа - Гай Орловский

Он ухватился за березку, с трудом поднялся. Скривился, его шатнуло, но устоял. Я смотрел в упор, он старательно отводил взор, наконец сказал зло:

– Какого черта? Я хорошо справлялся со своими обязанностями!

– Идиот, – прорычал я. – Сэр Гендельсон, возвращаю вам это словечко с процентами. Как же вы решились на такое… такое приключение?

– Я не сказал «идиот», – возразил он. – Я сказал, что вы, сэр Ричард…

– Круглый дурак, – досказал я. – Да, я самый круглый дурак на свете, что еду с таким… такой…

Он вытер кровь с лица, с ужасом посмотрел на свои покрасневшие пальцы. Руки сразу задрожали, он заговорил быстро, торопливо, уже без той баронской надменности, что постоянно прет из всех дыр:

– Сэр Ричард! Вспомните, что нам велел король!.. Нужно всего лишь достичь Кернеля! Нам было обещано, что нас та нечистая сила донесет прямо к самой крепости… если не в саму крепость!.. нам не придется даже драться, ибо нас скроет проклятая волшба и священная молитва… даже не знаю, как они могли бы ужиться… Вот и не ужились, вот мы и наказаны за свое слабодушие…

– Идиот, – повторил я, но мысль мелькнула, что этот царедворец не такой уж и идиот. За простенькое поручение сумел бы отгрести немало почестей, наград. О нем бы пошла слава, как о герое, что спас Кернель. – Зачем вам понадобилось вылезать из своей интендантской норы?

– Понадобилось, – ответил он коротко.

Лицо его помрачнело, он подобрался, глаза блеснули раздраженно. Я смолчал, у всех тайны, обеты, клятвы, без таких атрибутов этот мир потеряет половину прелестей.

Я проследил, как он всползает на седло, это выглядело так, как если бы невидимые и довольно слабые руки затаскивали на коня мешок с мокрым бельем. Наконец он ухитрился взобраться с пятой или шестой попытки, причем конь, помогая ему, едва не ложился, как верблюд, только бы эта каракатица в железе оказалась наверху.

Лес остался позади, земля становилась все суше. Часто попадались крупные круглые камни размером с упитанного барана, гладкие и блестящие. Гендельсон часто крестился, рот не закрывается, я скоро буду от его молитв вздрагивать во сне и наяву. И наверняка все запомню на уровне спинного мозга, как продвинутый думер.

Часто начали встречаться целые скалы. Торчат из ровной каменистой земли очень высокие, на вершине огромные глыбы, словно шляпки грибов. Я такие объезжал по дуге, а Гендельсон бесстрашно пер везде прямо да еще и на меня посматривает свысока, урод. Мол, все в руках Божьих, без повеления Господа ни один волос не упадет, ни один листок не рухнет с дерева и не прибьет дистрофика… Уроды, Богу больше делать нечего, чем следить за каждым листиком!

Потом справа и слева настоящие скалы, даже каменные стены, а мы ехали по некоему подобию ущелья, хотя настоящих гор пока нет и близко. Я с любопытством рассматривал эти уцелевшие образования из камня, причудливо выветрившиеся, в продольных полосах, с выступающими длинными карнизами, это значит, какой-нибудь миллион лет откладывались рачки с особо прочными скелетиками или панцирями…

Конский топот прогремел вдали, как барабанная дробь. Гендельсон метнул руку к мечу, но посмотрел в мою сторону и вместо мечемахания забормотал молитву. Из расщелины в паре сотен метров впереди выметнулся на покрытом белой попоной коне всадник в белом плаще, с белым щитом и белым блестящим топором. Только цельнокованый шлем на нем оранжевого цвета, да герб на белом как снег щите выдавлен тоже оранжевым, хотя и очень слабо, почти белый.

Конь ронял пену, несся тяжелым галопом. Я ощутил, что под плащом у рыцаря явно нехилые доспехи, иначе конь скакал бы легче. Через пару мгновений из той же расщелины начали выметываться, будто ими выстреливали, всадники на резвых конях, но тоже с попонами, с такими же щитами, разве что шлемы у всех разные: круглые, как яйцо конические, двое вообще без шлемов, только с широкими металлическими кольцами вокруг лба.

Их было пятеро, они явно догоняли всадника. Гендельсон всхрапнул, выхватил меч и пустил коня наперерез преследователям.

– Куда? – крикнул я.

– Надо помочь! – прокричал он, не оборачиваясь.

– Кому? – крикнул я, но Гендельсон не ответил.

Понятно, по рыцарской логике надо помогать тому, кто в меньшинстве. Но я однажды уже помог примерно так, до сих пор кровь заливает лицо, когда вспомню, как я остановил толпу, что гналась за вором и убийцей, а я молотил языком про презумпцию невиновности и дал мерзавцу ускользнуть, аки щуке из рук старика у моря.

Всадник пронесся мимо Гендельсона, что-то ему крикнув, потом начал осаживать коня. Ругаясь, я пустил коня шагом. Гендельсон с мечом в руке загородил дорогу погоне. Выглядел он, если вот так со стороны, очень внушительно: огромный, закованный в железо рыцарь, забрало опущено, в руке зловеще поблескивает на солнце лезвие огромного меча. Всадники торопливо натягивали поводья, оглядывались по сторонам, искали еще людей, хотя бы затаившихся стрелков с натянутыми луками.

Один закричал страшным голосом:

– Несчастный! Ты знаешь, кого защищаешь?

Вот-вот, подумал я угрюмо. Может быть, это Синяя Борода пытается скрыться от наказания. Или маркиз де Сад спасает шкуру.

Гендельсон ответил надменно, сам Ланселот бы поаплодировал такому апломбу:

– Кто в меньшинстве – тот прав!

Угадал, подумал я невольно. По крайней мере верно, что большинство – всегда не право. Иначе откуда у нас такое гребаное правительство, такая политика…

Гендельсон выглядел огромным и страшным. Всадники, похоже, заколебались, но их вожак закричал лютым голосом:

– Сейчас ты увидишь, кто прав!

Остальные уже выстроились в линию рядом с ним. Все разом пустили коней. За это время преследуемый всадник развернул усталого коня и послал его к Гендельсону. Он поравнялся с ним в момент, когда все пятеро набросились на них обоих. Загремели щиты, я слышал лязг железа, злые крики, ржание коней. Мой дурак, что подо мной, заспешил к месту схватки, не желается ему смотреть с галерки, близорукий, что ли, я не стал удерживать, сорвал молот, начал высматривать цель.

Гендельсон размахивал мечом отчаянно, орал, на него набросились четверо, он зашатался под градом ударов, щит его разлетелся на щепки, рукоять меча выскользнула из вялой ладони. Сам Гендельсон наклонился на конскую шею и медленно сполз под конские копыта. Всадники обрадованно закричали, но их оставалось четверо, ибо пятый, вступивший в поединок с беглецом, откинулся на конский круп, из рассеченного шлема струей хлестала кровь, заливая лицо.

Я метнул молот, глухо звякнуло, поймал и метнул снова. На этот раз поймал почти сразу, а третий раз бросать уже поздно, мы сшиблись, я рубил мечом, закрывался щитом, всадник в белом что-то выкрикивал и рубил, затем мы встретились лицом к лицу, а все пятеро уже корчились и стонали на земле. Впрочем, это корчился и стонал за всех Гендельсон, из догоняльщиков только один пытался уползти, и всадник наклонился с седла и хладнокровно ткнул острием меча, словно острогой, в незащищенную шею.